"Что, ты ищешь именно то, что?"
"Может быть, книга".
"Не та большая толстая вещь, которую она всегда просматривала?"
"Да."
"Много пользы это принесло бы тебе, даже если бы она выпустила это из виду. Вряд ли ей когда-нибудь удавалось заставить эти рецепты работать. Я помню, как однажды она пыталась наложить заклинание на пойманного ею голубя. Она пыталась научить его быть почтовым голубем. Она выпустила его из своего окна. Он умчался от нее так быстро, как только мог, но когда она крикнула: "Вернись сейчас же", существо повернулось и нырнуло, как любовник-самоубийца, и насадилось на флюгер."
Пожилая женщина вздохнула. "На самом деле это было довольно забавно".
"Где она может быть?" - спросила нянюшка. "Где она может быть? Где она? Тинда! " внезапно заорала она. "Почему ты не приходишь, когда я зову тебя? После всего, что я делал для тебя всю свою жизнь, и твоей шлюхи матери до тебя! Тинда! "
Уорра прилетел из угла комнаты, где он складывал корзину с бельем. Он протянул руки к Лестару, который отступил из комнаты, пошатнувшись.
ЛЕСТАР ПРОВЕЛ первые несколько недель, помогая привести Киамо Ко в порядок. Он напомнил обезьянам в первую очередь о санитарии. С его помощью обезьяны принялись за работу, закрывая окна, которые были раскрыты настежь, и, ремонтируя крышу, когда ветер утихал. Лестар принялся пропалывать передний двор, где росло множество деревьев, и ему было тоскливо, потому что даже в осенней хвое они давали хоть какое-то подобие компании. Но потом он решил не удалять деревья полностью, а подрезать и проредить их. Под плющом, мхом и крошечным одомашненным лесом это место с таким же успехом могло бы утопать в зелени. Это казалось подходящим мемориалом для Бастинды Тропп.
Однако он не мог заставить себя подняться в ее комнаты в башне. Он боялся, что может выброситься из самого высокого окна, если горе застигнет его врасплох, как демона-любовника.
Он навестил няню и сделал ее условия более комфортными и санитарными. В буфете в столовой он нашел лупу и несколько старых пыльных романов, написанных несколько десятилетий назад: "Проклятие восхитительного платья" - один, "Леди среди язычников" - другой. "Мусор", - сразу решила няня и принялась с увлечением их читать. Оказалось, что она не забыла навык, просто у нее были проблемы с глазами, и линзы помогли.
Он наблюдал, как осень становится золотой, а затем побледневшей. Он старался не слишком дружить с Уоррой и остальными. Изоляция - это одно, но формирование неприличной привязанности к Летающей обезьяне может быть совсем другим. Обезьяны жили в своих помещениях - старых конюшнях, сеновале и амбаре, - а он спал в комнате, которую Нор использовала маленькой девочкой. Дни темнели все раньше, и когда он ложился спать в темноте, то с трудом понимал, двенадцать ему лет или двадцать.
Через несколько дней после начала осенних дождей на двор пригнали лебедя, который четыре дня ютился под ступеньками. Он приносил ей молоко и еду, помогал мыть окровавленную грудь, потому что на нее напали. Она не могла назвать имя хищника; она не знала, как его можно назвать. Она прожила достаточно долго, чтобы сказать, что созвала Конференцию птиц, чтобы собраться на перевале Кумбриция, но ее сбила с курса какая-то мерзкая погода.
"О чем конференция?" - спросил Лестар.
Она не привыкла разговаривать с человеком и не хотела говорить больше. Однако, когда ее смерть приблизилась, она смягчилась. "Растущая угроза. Разве ты не видишь этого? Будучи существами крыла, мы в значительной степени избежали суровости, которая выпала на долю существ почвы, но теперь мы расплачиваемся за нашу изоляцию и гордость".
Перед смертью она еще что-то сказала Уорре, возможно, чувствуя, что как крылатое существо он больше заслуживает ее доверия. Несмотря на проливной дождь, они похоронили ее прекрасную пушистую тушку глубоко во фруктовом саду. Из уважения Уорра и Лестар не стали сгребать ее оперение, чтобы найти перья для домашней подстилки, хотя Лестар догадывался, что они оба об этом думали.
ОНА БЫЛА принцессой среди Лебедей, сказал Уорра. Ее последним желанием было, чтобы он, как Летающая обезьяна, занял ее место на Конференции и выступил с ее вступительным словом перед собравшимися.
Уорра произнес их тщательно, стараясь запомнить.
"Она сказала, что опасность, угрожающая членам кланов Юнамата и Арджики, Скроу и угабусези, а также другим племенам Винку, связана с тем, что угрожает жителям Манчкинии на их полях и обитателям скальпов в их пещерах - это родственное горе или одна и та же беда под разными названиями. Беда, горе, опасность, перипетии: животные страдают не меньше, чем Кводлинги; птицы - просто последние, и не самые последние, но только птицы видят все, и они собираются вместе, чтобы поделиться своей информацией, рассказать о том, что они видят, и поднять тревогу."
"Я не могу понять, что ты имеешь в виду, Уорра".
Он застонал. "Я пытаюсь сказать то, что сказала та принцесса-лебедь. Не спрашивай меня, что это значит! Моя голова! Она сказала: "Дело не в том, что каждое поколение заботится о своем собственном, каждый вид защищает своих детенышей, каждое племя - свой собственный вид. Дело не в этом". Голова Уорры выглядела так, словно вот-вот взорвется. Это были не те вопросы, которые он привык обсуждать. "Император-парвеню - это Первое Копье Бога - так он себя называет. Он нацеливает это против всего мира; никакой дискриминации не осталось. У нас нет другого выбора, кроме как сопротивляться"."
"Ты собираешься пойти на конференцию? Где это?"
" Восточное устье перевала Кумбрисия. Нет, я не пойду." Уорра сплюнул. "Я не птица, и я вряд ли обезьяна - скорее обезьяна, на самом деле. Кроме того, мои крылья больше не выдержали бы такого расстояния. Мне нужен хороший насест и чашка горячего какао перед сном, а утром хорошенько почесаться наедине, иначе я за себя не отвечаю. Это некрасиво." Лестар не мог заставить Уорру подвергать себя опасности. В конце концов, он был вождем своего племени; другие никогда не продвинулись в языке или понимании так, как он. Что ж, он был под опекой Бастинды.
