– Вирусов тут определенно предостаточно. Желтая лихорадка, ВИЧ, чикунгунья, денге, Рифт-Валли, лихорадка Западного Нила… Не говоря уже – исходя из шелушащейся сыпи у этого мальчика и у вчерашней девочки – обо всех видах поксвирусов. Обезьянья оспа, черная оспа…

– Ну не знаю… Симптомы не соответствуют ни одному из перечисленных диагнозов. Мы можем иметь дело с чем-то новым и неизвестным. Большинство новых вирусов возникают при дисбалансе природной среды. Прокладке новых дорог, сведении леса, варварском истреблении экзотических лесных животных браконьерами… – Она обернулась на своего коллегу. – А также при продолжительных ливнях, особенно если переносчиками этих вирусов являются москиты или какие-то другие насекомые.

Словно услышав эти слова, здоровенный странствующий муравей взобрался по плечу мальчишки и впился ему в шею. Закапала кровь, когда его жвала впились в нежную плоть. Шарлотта сразу припомнила, какими болезненными оказались укусы, разбудившие ее, но мальчишка даже не пошевелился. Так и не вытащил большой палец из рта, чтобы вскрикнуть. Даже не вздрогнул от боли. Просто лежал, деревянно зажатый, уставившись в пространство пустыми глазами.

Сочувственно вздрогнув, она протянула руку в резиновой перчатке и сняла муравья. С силой раздавила его и отбросила прочь.

Джеймсон наблюдал за ней, озабоченно сдвинув брови.

– Молитесь, чтобы вы ошибались насчет нового вируса. При такой перенаселенности, миграции животных, перемещениях больших масс населения…

«Это будет натуральная катастрофа».

– Пока мы не выясним больше, пожалуй, нам стоит усилить бдительность, – предложила Шарлотта. – А я тем временем возьму анализы мочи и крови.

Джеймсон прищурился.

– Не знаю, будет ли от этого какой-то толк… Со всем творящимся тут хаосом понадобятся недели, пока мы сможем доставить образцы в приличную лабораторию.

Она поняла, что коллега имеет в виду.

«К тому моменту может быть уже слишком поздно».

– Но у меня есть один хороший знакомый, в Габоне, – продолжал Джеймсон. – Ветеринар, специалист по диким животным, который работает по программе Всемирной охраны здоровья Смитсоновского института[19] – а конкретней, участвует в новом глобальном проекте «Виром»[20]. Собирает образцы, помогает группе создавать наблюдательную сеть для все еще не распознанных вирусов. Что важнее, у него есть своя собственная мобильная лаборатория для тестирования образцов. Если мы сможем связаться с ним по радио и убедим его прилететь сюда…

Он вопросительно посмотрел на Шарлотту.

Прежде чем она успела ответить, у входа в госпитальный шатер послышались громкие голоса, пронизанные паникой. Оба вышли из-за импровизированной ширмы. В шатер ворвались двое мужчин с носилками. Еще один из врачей группы, сорокалетний акушер-гинеколог из Мельбурна, рванулся было к ним – но только чтобы потрясенно отшатнуться.

Джеймсон устремился к вошедшим, увлекая за собой Шарлотту.

Людьми с носилками оказались боец ВСДРК – Вооруженных сил Демократической Республики Конго – и санитар из Швейцарии, обычно встречавший беженцев на ближних подступах к лагерю и отбиравший тех, кому необходима экстренная медицинская помощь; высокий блондин с вечно бледным лицом, словно неподвластным загару даже на африканском солнце. Только на сей раз его лицо было еще белее обычного.

Отдуваясь, санитар опустил носилки на пол.

– Я… я нашел его на краю лагеря. Там еще четверо. Все мертвы. Там этой пакостью все буквально кишит… Он единственный до сих пор жив.

Шарлотта выдвинулась из-за спины Джеймсона, заметив жуткое состояние лежащего на носилках. Это был пожилой местный мужчина, слабо пытающийся сесть. Обрывки его одежды пропитывала кровь, сбегая сквозь лоскуты словно ободранной кожи. Половина лица его представляла собой просто красные мышцы, из-под которых выступала белая кость. Выглядел он так, будто на него напал лев, но истинные хищники, ответственные за это, были куда меньше размером.

По нему по-прежнему ползали муравьи, вгрызаясь в обнаженную плоть.

– Мы нашли его только потому, что он еще слабо шевелился под горой муравьев, – объяснил санитар. – Они пожирали его живьем. Понадобилось несколько ведер воды, чтобы смыть бо`льшую их часть.

– Почему этот человек просто не убежал от муравьев? – спросил Джеймсон. – Он потерял сознание? Был пьян, может быть?

Педиатр присел на корточки, чтобы получше рассмотреть окровавленного пациента. Туземец наконец-то ухитрился сесть. Открыл было рот, чтобы объяснить, что с ним случилось, – но из горла у него вырвался кипящий поток муравьев, заструившийся по подбородку и груди. Тело его обмякло, и он безвольно упал обратно на носилки.

Джеймсон, поперхнувшись, отпрянул.

Шарлотте припомнилось недавнее предостережение биолога: «Следует ожидать множества пострадавших от укусов», – а также его слова, что странствующие муравьи способны объесть стреноженную лошадь до костей. Она быстро обернулась на ширму из занавески. Мать все еще стояла там, держа на руках своего неподвижного, словно одеревеневшего сына – ребенок был слишком вялым, чтобы реагировать на муравьиные укусы.

Шарлотта вдруг поймала себя на том, что стало трудно дышать – словно воздух становился все более густым. Нахлынула ужасная убежденность.

«Все это как-то связано…»

Повернувшись, она ухватила Джеймсона за плечо.

– Вызывайте по радио своего знакомого, охотника на вирусов. Немедленно!

Педиатр секунду хмуро смотрел на нее, отупев от ужаса. А потом стряхнул с себя оцепенение и кивнул. Вскочил и выбежал из палаты, направляясь к шатру с радиостанцией и набором небольших спутниковых тарелок.

Шарлотта все еще держала руку на весу. Какое-то движение привлекло ее взгляд к запястью. Там извивались три черных муравья, вцепившиеся в голую кожу над резиновой перчаткой. Их жвала глубоко впились в кожу. Ужас охватил ее при этом зрелище – но не от него как такового, а от внезапного осознания.

Ведь она этих укусов даже и не почувствовала.

23 апреля,

17:38 по западноафриканскому времени

Провинция Приморское Огове, Габон

Глубоко под землей перед Фрэнком Уитакером вдруг возникла пара красных глаз, отражающих луч фонаря у него на каске. Глаза горели в глубине темного туннеля, прямо над зеркалом черного ручья, по которому он шлепал вброд. Сердце сжалось от первобытного страха. Его ведь предупреждали о хищниках, таящихся в этой полузатопленной системе пещер.

«Крокодилы…»

Раньше он уже заметил пару особей поменьше, не длинней его предплечья, но те быстро ускользнули, плеснув хвостами. Но только не этот. Фрэнк углядел покрытое броней тело, вырисовывающееся за этими тлеющими, как угольки, глазами. «Шесть футов в длину как минимум…» Обратил он внимание и на оранжевый оттенок чешуи, что типично для крокодилов, запертых в этой системе пещер. Все они принадлежали к роду Osteolaemus tetraspis – тупорылых, или африканских карликовых крокодилов. Хотя, судя по длине данного конкретного экземпляра, насчет определения «карликовый» вполне можно было бы поспорить.

Обособленная колония крокодилов обитала в этой отрезанной от всего остального мира ловушке в пещерах Абанда у побережья Габона вот уже три тысячи лет, запертая здесь, когда на этом участке побережья упал уровень воды. В такой суровой, лишенной солнечного света среде эти оранжевые твари все заметней отходили от своих собратьев наверху, эволюционируя своим собственным путем.

Как ветеринара, теперь специализирующегося и на диких животных, Фрэнка всегда очень интересовали подобные вещи – но на куда более почтительном расстоянии.

– Да они практически слепые, – успокоил его Реми Энгонга, патологоанатом из МЦМИ – Международного центра медицинских исследований, уроженец Габона. Это учреждение на юго-востоке страны играло важную роль в оценке новых заболеваний, регулярно возникающих в Западной Африке. – Пошумите слегка, и этот малютка моментально подожмет хвост.