– В каком это смысле?
Фрэнк опять сосредоточился на коммандере.
– Может ли обрывок способной к воспроизведению ДНК или РНК – тот, у которого нет собственного источника энергии и который не способен размножаться за пределами организма-«хозяина» – быть классифицирован как живой организм? Для многих вирусы по-прежнему остаются некоей неопределенной промежуточной формой между живым и неживым, между химией и жизнью. Лично я склоняюсь к мнению другого своего коллеги, который описывает вирусы как некую форму «жизни взаймы», основываясь на их зависимости от живых клеток «хозяина». Но численный перевес существующих вирусов – это лишь наименьшая из их угроз.
– Это еще почему? – спросила Лиза, вновь привлекая внимание Уитакера. – Что может быть большей угрозой, чем способность находиться буквально повсюду?
– Способность к постоянному изменению, – ответил Фрэнк. – Помимо своего изобилия, вирусы – это чуть ли не основные двигатели эволюции. Это крошечные машинные станции матери-природы – инструменты, которые она использует для генетических изменений. Вирусы мутируют в стремительном темпе, в миллионы раз быстрее нас. Они постоянно изобретают новые гены и тут же распространяют их направо и налево – гены, которые захватывают ДНК их «хозяев» и становятся их неотъемлемой частью. Мы – всего лишь продукт вирусных инвазий.
– Уж вы-то точно, – вполголоса пробурчал Ковальски.
– Все мы до последнего человека. Уже давно известно, что значительная доля нашего избыточного и вроде бы совершенно бесполезного кода ДНК – это на самом деле обрывочные фрагменты вирусных генов, которые внедрились в наш собственный геном и стали передаваться дальше.
– Наследуемые мутации, – добавил Бенджи, когда они с Монком присоединились к остальным.
– Совершенно верно. Некогда мы думали, что настолько «загрязнена» лишь незначительная часть нашего генетического кода – где-то около восьми процентов, что все равно очень много. Но даже эта цифра постоянно ползет вверх по мере того, как мы продолжаем сравнивать наш геном с генетическими последовательностями различных вирусов – как уже известных науке, так и недавно открытых учеными. В обозрении, опубликованном в две тысячи шестнадцатом году в журнале «Клетка»[43], истинная доля оценивалась аж в восемьдесят процентов. И все же восемь там или восемьдесят, теперь мы знаем, что многие из этих генов, приобретенных от древних инвазий, отнюдь не бесполезны, а жизненно важны для того, что мы из себя представляем. Без этих прошлых вирусных инфекций человечества сегодня просто не существовало бы.
Грей нахмурился.
– В самом деле?
– Он прав, – ответила Лиза, перебивая вирусолога. – Последние генетические исследования дают объяснение тому, почему эмбриональные стволовые клетки являются полипотентными, то есть могут трансформироваться в любую другую живую клетку, – происходит это благодаря деятельности гена HERV-H, который внедрился в человеческий геном из кода одного древнего ретровируса[44]. Так что развитие эмбриона было бы просто неосуществимо без этой прошлой вирусной инвазии.
Фрэнк выпрямился.
– А если перескочить к относительно недавним этапам человеческого развития, то нельзя не упомянуть еще один вирус, который сделал нам самый большой подарок из всех прочих – одарил нас разумом.
Ковальски скривился.
– Вы хотите сказать, что грипп сделал нас умными?
Фрэнк пропустил этот вопрос мимо ушей.
– Давно доказано, что ген ARC – цитоскелетно-ассоциированный белок[45] – был приобретен четвероногими животными много тысяч лет назад как раз путем включения фрагмента вирусного кода. Этот ген имеет ключевое значение для функционирования межнейронных синапсов, закладывая основу для долгосрочной памяти и способности к обучению. Аномалии с этим геном, как правило, выявляются у людей с различными неврологическими расстройствами, даже у страдающих аутизмом.
Тут Фрэнк покосился на Бенджи, явно испытывая неловкость оттого, что поднял эту тему. Но молодой человек оставался совершенно невозмутимым.
Лиза воспользовалась моментом, чтобы опять вмешаться в разговор:
– Вирусные гены также играют важную роль и в нашей иммунной системе. Даже при борьбе организма с раком. У переболевших гриппом пациентов с лейкемией наблюдается существенное уменьшение числа раковых клеток.
Она внимательно изучила результаты подобных исследований из-за недавнего диагноза Ковальски, надеясь найти альтернативное лечение для его миеломы. Ученые не оставляли попыток поставить вирусы на службу в деле борьбы со злокачественными опухолями – использовать их, чтобы подстегнуть наш иммунный отклик на появление раковых клеток.
– Я этого не знал, – признался Фрэнк, не без уважения склонив голову.
Лиза великодушно приняла этот жест почтения – даже оценила его. На попытки затмить их многие мужчины часто реагируют довольно болезненно, но, по крайней мере, доктор Уитакер не относился к их числу.
Фрэнк продолжал отстаивать свою точку зрения:
– Итак, повторюсь: без вирусов никого из нас просто не существовало бы. Вообще-то некоторые генетики уверены, что как раз вирусы и могли оказаться самим источником жизни на нашей планете.
Лиза продолжала гнуть свое, в его же стиле:
– Итак, повторюсь: почему же вы все-таки считаете, что данное конкретное заболевание является по своей природе вирусным? Вы ведь даже не обследовали ни единого пациента.
Фрэнк принялся отсчитывать причины на пальцах.
– По очень короткому инкубационному периоду, о котором сообщается с мест. По предположительно воздушному способу распространения. По тому, что, опять-таки предположительно, это заболевание может переноситься насекомыми или животными. – Он махнул на образцы под вытяжкой. – Все основные признаки налицо. И, как я уже упоминал, вирусы – буквально повсюду, их сотни миллионов видов. И все же мы присвоили названия лишь семи тысячам из них, так что едва затронули самую верхушку айсберга. Считается, что риск для людей представляют собой как минимум восемьсот тысяч видов вирусов – и это только из тех, что переносятся животными.
– В общем, как вы уже сказали, – заключила Лиза, – они берут числом.
– Добавьте к этому числу способность вирусов быстро мутировать в этой душегубке под названием Конго и можете ждать абсолютно чего угодно.
Бенджи решил поддержать ветеринара:
– И последнее не стоит недооценивать. В Конго полно эволюционных чудес. Благодаря стрессогенным факторам окружающей среды природа меняется буквально у вас на глазах. Бивни африканских слонов становятся короче, даже полностью исчезают, поскольку браконьеры охотятся в первую очередь за слоновой костью. Лапы последних поколений лесных ящериц стали более липкими для удобства лазания – после того, как они были вынуждены переселиться в города. И если вирусы мутируют в темпе, который в миллион раз быстрее, – это проблема, так ведь?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.