Как оно дальше будет? Как меня воспримут новые однокурсники? И не дай бог поссориться с Катей. Получается, я теперь завишу от нее.

«Глупости! – отмахиваюсь решительно. – Мы с Димировой никогда не ссоримся. И Алишер этот мне на фиг не нужен!»

В ящике тумбочки дребезжит сотовый. Дрожащей рукой вытягиваю его наружу. И в ужасе смотрю на экран.

Мама. Хорошо, что не папа!

– Да, мам, – отвечаю я, стараясь сразу взять легкие интонации.

– Здравствуй, Настя, – строго произносит она. – Ты уже устроилась?

– Привет. Да, – лепечу я, сбиваясь с мысли.

– Ты сама в комнате? – интересуется мама устало.

Так и хочется ответить «нет, со мной еще одна девочка!», но что-то в мамином голосе настораживает. Да и врать не хочется.

– Да, – роняю коротко.

– А Катя?

– Она в соседней.

– И как оно, в чужом доме? – горько спрашивает мама.

– Мы только приехали, – выдаю я непреложный факт. – Когда дадут общежитие, перееду.

– Да уж лучше у Катиного отца под присмотром живите, – вздыхает мама и добавляет с усмешкой: – Рита говорит, он Катю в ежовых рукавицах держит…

Силюсь не расхохотаться. Если это ежовые рукавички, то какие тогда атласные перчатки.

– Мне пора, – стараюсь прекратить разговор.

– Мне тоже, – вздыхает мама и добавляет категорично: – Веди там себя прилично, Настя. Деньги я тебе на карточку кинула. За еду и коммуналку вноси там. Ты же не бедная родственница и не приживалка.

– Хорошо, мама. Спасибо, – благодарю совершенно искренне. – Я так и сделаю.

И закончив разговор, в ужасе смотрю на часы. Через пять минут нам с Катей нужно спуститься к столу.

И в ужасе смотрю на отглаженные, будто новые, джинсы, висящие на подставке для одежды, и пустой рюкзак, стоящий рядом. Кидаюсь к шкафу. И как только распахиваю дверцы, в комнату вплывает Катя.

Вот уж точно, она время зря не теряла. Сделала легкий макияж и даже волосы уложить успела. И платье в пол, яркое, чуть облегающее. А сверху джинсовка известного бренда. Очень красиво!

– Божечки-кошечки, Макарова! Ты еще не готова? – закатывает Катя глаза. – Папа меня убьет.

«Такие не убивают», – так и хочется возразить мне. Но я, снимая с вешалки сетчатую тунику в мелкий цветок, лишь роняю: «Сейчас, минутку!».

Натягиваю джинсы, тянусь за туникой.

– Ты в этом замерзнешь. Мы же на улице сидеть будем, – смотрит на меня строго моя Димирова. – Где вообще все твои теплые вещи?

– Я посылкой отправила, – фыркаю довольно. – Не хотела привлекать внимания.

– Ладно, проехали, – вздыхает Катерина. В карих, как у отца, глазах еще плещется сомнение, но уже бегают озорные чертики. – Давай платье принесу. Мы с мамой его перед самым отъездом купили.

– Какое?

– Атласная комбинация бутылочного цвета со стразами на лямках, а к ней рубашка почти до колен. Ткань плотная. Не замерзнешь.

– Тащи, – соглашаюсь легкомысленно. Мы с Димировой часто меняемся вещами. К большому неудовольствию моих родителей.

– Носить чужие вещи негигиенично! – всегда говорит мама, как только уличает нас с Катей в обмене. А папа морщится и называет наши переодевашки плебейской привычкой.

Интересно, а что подумает Александр Георгиевич?

– Никак не пойму, Димир, – пожимает плечами Герман, мой партнер по бизнесу и старый друг. – Какого ты девчонок у себя поселил? Снял бы им квартиру в центре. Нанял бы консьержек докладывать…

– Так спокойнее, – отрезаю я, разливая по стаканам виски. – А ты что будешь пить, Алин? – перевожу взгляд на прекрасную жену Лиманского.

– Яблочный сок! – в один голос отвечает парочка.

Та-а-ак! Интересный поворот.

Наблюдаю, как Герман наполняет бокал жены темно-янтарной жидкостью. И внимательно смотрю на друзей.

– Выкладывайте, пока Алишера нет, – весело приказываю я.

Алина растерянно смотрит на мужа, а тот, откашлявшись для приличия, сообщает неохотно:

– У нас весной будет третий. Еще рано объявлять официально. Слишком маленький срок. Поэтому держи язык за зубами.

– Клянусь, – шутливо прикладываю руку к груди. Но Лиманские и без всяких клятв знают: от меня инфа никуда не выйдет.

Поймав спокойный взгляд Алины, поднимаю бокал.

– Здоровья тебе, принцесса! Если этот придурок посмеет тебя расстроить, приходи ко мне со всеми тремя детьми.

– Да фиг тебе! – самодовольно смеется Лиманский. А строгая Алина Муратовна лишь опаляет меня укоризненным взглядом.

– А где, кстати, Дарина? – демонстративно оглядывается по сторонам Герман. – Я что-то пропустил?

– Кажется, в Сочи уехала, – досадливо морщусь я. С любовницей я расстался сегодня утром. Надоели бесконечные намеки на свадьбу и истерики. Вроде сразу предупредил: я никогда не женюсь. Одного раза хватило.

– Меня больше интересует, где этот придурок? – киваю на пустующее место Алишера и добавляю раздраженно: – И Катя с подружкой задерживаются…

– Вроде отлить пошел, – хмыкает Герман.

А его жена радостно восклицает:

– А вот и девочки!

Поворачиваю голову и застываю на месте. Интересно, только челюсть вывалилась или шары тоже?

Катерина на каблуках в подаренном мною платье важно шествует по террасе, будто на показе мод. Но не она привлекает мое внимание. А маленький худой воробей, шагающий рядом.

Настя!

Нервно сглатываю, стоит только зацепиться взглядом за тоненькую фигурку. Слишком гладкая ткань не оставляет никакой тайны. Жадно пялюсь на высокую грудь и длинные ноги, проступающие из-под шелковой ткани. Поднимаю взгляд выше и, наткнувшись на длинные блондинистые локоны, ловлю себя на совершенно дурацком желании намотать их на палец. А потом…

Легкий удар по голени приводит меня в чувство.

– Интересно, где застрял Алишер? – фыркает недовольно Герман.

– А зачем ты меня пинаешь? – интересуюсь холодно.

– Прости, нечаянно задел, – улыбается как ни в чем не бывало Лиманский.

На правах друга семьи встает с места, обнимает радостную Катерину. То же проделывает и его жена.

А я, поднявшись из-за стола, отодвигаю стул для Насти.

– Прошу. Будь как дома.

– Спасибо, – шепчет она, опустив глаза. Так и хочется приподнять подбородок и заглянуть в смущенное девичье личико.

Но нельзя! Нельзя. Это все-таки подружка моей дочери.

– А где Алишер? – удивленно спрашивает Катя, садясь по другую от меня сторону. Рядом со стулом писающего мальчика.

– Потерялся где-то между террасой и ватерклозетом, – ехидно усмехается Лиманский.

– Может, его поискать? – хлопает глазами моя дочь.

– Ага, – огрызаюсь резко. – Сейчас пойду в дверь сортира постучу.

Настроение портится. И не Алишер тому виной. А девочка, сидящая рядом.

Что же я за скотина такая! Собственный зуд унять не могу. Сразу как увидел, запал. Идиот.

Женщин никогда не видел, что ли? Так их у меня… До ночи считать можно.

Вот только бы понять, почему меня тянет к Катиной подруге? И на кой ляд я поселил их в своем доме?

Много вопросов. Ситуацию еще можно исправить. Но я не хочу. Это первая реакция. Она пройдет. А Катьку нужно контролировать. Та еще оторва! Вся в мамашу свою.

– Где он есть? – заметив мою недовольную морду, бурчит Герман. Подхватив со стола трубку, тыкает в контакт. – Занято! – объявляет во всеуслышание и смотрит на меня в упор. – Может, правда, поискать?

– Да сиди уже. Никуда он тут не денется. Охрана на каждом углу. Давайте ужинать, – объявляю я чуть громче и делаю знак повару, дежурящему у мангала.

– Вы что будете пить? Вино или шампанское? – спрашиваю у девчонок. Виски заведомо детям не предлагаю.

– Мне сок, – тут же, не раздумывая, отвечает Настя.

– А мне тоже сок, только с виски, пап, – нахально заявляет моя дочь.

– Тебе завтра на занятия, будешь там с похмела, – роняю я, улыбаясь. Но голову оторвать уже хочется.

Какой, блин, виски? В девятнадцать-то лет? И где она его пила? Нужно позвонить Ритке и задать чертей за дрянное воспитание. Вот собирался же забрать дочку сразу после началки. Так не дали, педагоги хреновы.