Было ошибкой открывать клетку. Я думал, что раз уж снежная птица провела здесь достаточное количество времени, и раз уж я разговаривал с ней и кормил её, то она не покинет меня.

Я был глупцом.

Я выпустил её, и она сразу же улетела повыше, чтобы я не мог её достать. Теперь она сидела там, уставившись на меня своими красными, как у ящерицы, глазами, недоверчиво чистила перья, и я знал, что это, мать его, был урок для меня.

Я вёл себя слишком расслабленно рядом с Ханной. Слишком открыто. Больше как муж, а не как король или Бог. Я чувствовал себя большим добряком. Мне стоило снова бросить её в темницу. А, может быть, отправить пару слуг в Обливион? Всё что угодно, лишь бы почувствовать себя чуть более жёстким. Сейчас не время предаваться чувствам к Ханне: сейчас вообще не время для каких-либо чувств. Единственные чувства, которые мне были необходимы — это безжалостность, решительность, настойчивость. Мы стояли на пороге войны, и мне нужно было подготовиться к ней настолько, насколько это возможно. Я не должен был проводить ни секунды своего времени, не думая о войне.

Раздался стук в дверь.

Легка на помине.

Я понял, что это была Ханна, ещё до того, как услышал её. Я всегда различал её запах, чувствовал её, она была точно солнечный свет.

Вот дерьмо.

— Входи, — сказал я, не сводя глаз со снежной птицы.

Птица раскрыла клюв, обнажив ряд крошечных и острых, точно иголки, зубов. А затем она взлетела, скользнула у меня над головой и полетела в сторону Ханны.

Я развернулся и попытался поймать её, но тщетно. Ханна округлила глаза, увидев приближающуюся птицу, которая раскрыла клюв и развела крылья в стороны. Немой крик застыл на её губах, в то время как птица приземлилась ей на плечо, и у неё даже хватило наглости бросить на меня злобный взгляд. Она начала кудахтать, а потом запустила клюв в волосы Ханны, словно желала присвоить её себе.

— Как вижу, ты выпустил её из клетки, — сказала Ханна с беспокойством в голосе, не сводя глаз с летающей ящерицы.

— Теперь я уже понимаю, что это была большая ошибка, — признался я, подойдя к ней. — Но думаю, ты ей нравишься.

— Надеюсь, — сказала она. — Потому что у меня на плече сидит самый настоящий летающий динозавр. Я читала «Парк Юрского периода». Я знаю, что маленькие существа создают больше всего проблем.

Видя, что она чувствует себя неловко, даже несмотря на то, что птица-динозавр абсолютно точно её полюбила и пыталась свить гнездо в её волосах, я сделал шаг в её сторону. Птица раскрыла клюв, похожий на бритву, злобно на меня зашипела и попыталась схватить меня за перчатки.

— Глупое маленькое создание, — сказал я, схватив её за длинную шею.

— Ой, не убивай её, — взмолилась Ханна, сложив руки, словно в молитве.

— Так вот как ты меня видишь, — сказал я, разочарованно посмотрев на неё, после чего отнёс снежную птицу в клетку, стараясь не задушить её.

— Ты Бог смерти, — заметила она.

— Я разборчивый, — пробормотал я, вернув снежную птицу на место и захлопнув дверцу прежде, чем птица успела бы освободиться.

Она закричала и начала клевать прутья клетки. Я схватил шкуру и набросил её на клетку, чтобы прекратить беспрестанное кудахтанье. Это не сработало.

Я внимательно оглядел Ханну. На ней было длинное красное платье из бархата и атласа, в котором её талия выглядела узкой, и которое выставляло напоказ её груди. Драгоценные камни красного цвета украшали её шею, и они идеально подходили к короне, которую она должна была надеть позже. Волосы кудрями спадали ей на плечи, хотя некоторые пряди запутались из-за снежной птицы.

От её вида у меня перехватывало дыхание. Это была мука, которую могла доставить мне только она.

— Как я выгляжу? — спросила она, приподняв платье, чтобы продемонстрировать его мне.

— Как королева, — сказал я ей.

— Достаточно хорошо для твоего народа?

— Достаточно хорошо для того, чтобы съесть тебя, чёрт побери, — сказал я, скривив губы. — И это твой народ, моя дорогая.

Он улыбнулась мне нервной улыбкой и начала суетливо перебирать пальцами.

— Тебе надо выпить вина и поесть, — сказал я, подойдя к ней, и взял её руку в свою. — И, может быть, хорошо потрахаться.

— Нет, — резко ответила она и рассмеялась. — Я не дам тебе всё это испортить. Знаешь, сколько понадобилось времени Райле, чтобы сделать меня такой красивой?

— Не больше минуты, — сказал я, обвив её рукой за талию и прижав к себе, после чего врезался в неё своими бедрами.

Я был твёрд как железо.

— Нет, — снова сказала она и убрала мою руку. — Мне надо подготовиться к сегодняшнему вечеру, а из-за тебя я могу забыть своё имя.

— Твоё имя Ханна, — пробормотал я, снова притянув её к себе и поцеловав в шею.

На вкус она была такой сладкой, словно мёд или солнечный свет.

— Также известная как птичка и феечка. Богиня, жена и королева.

— Но в итоге, когда ты со мной закончишь, я могу превратиться в растрёпанное стонущее нечто со спермой в волосах.

Она прижала руки к моей груди, из-за чего мой член затвердел ещё больше. Это было похоже на отношения хищника и жертвы. В конечном счете, я её отпустил, потому что она была права.

Сегодня я давал праздничный ужин. Мы часто устраивали пиры перед Состязаниями Костей, чтобы отпраздновать это событие в кругу семьи и друзей. Состязания иногда длились часами — соперникам требовалось время, чтобы умереть, так как повторная смерть давалась гораздо сложнее — а это означало, что мы могли проголодаться. И не считая выпивки, которую мы доставляли в Хлябь по случаю этого события, приносить туда еду — было не очень хорошей идеей.

Поскольку Туонен судил состязание, и находился сегодня здесь, на Сумеречной окраине, вместе с Сарви, Калмой, Тапио, Миеликки, Теллерво и правой рукой Тапио — Ваки, Ловии пришлось перевозить мёртвых.

— Туонен уже здесь? — спросила Ханна, выйдя из кабинета.

Кажется, мне тоже нужно было переодеться. Я потратил слишком много времени, пытаясь вернуть птицу в клетку.

— Он должен быть здесь, — сказал я ей. — Он не пропускает обеды. Обычно он ест, а потом уходит, чтобы сберечь энергию для состязания. Так что он будет там.

Она кивнула и приподняла платье, а я взял её за руку, когда мы начали спускаться по лестницам на наш этаж.

— Как жаль, что Ловия вынуждена работать.

— Это так, — признался я. — Она никогда не видела ни одного Состязания.

— Может быть… — начала она и замолчала.

Я взглянул на неё.

— Что?

— Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы… ну, я не знаю… нанять кого-то, кто мог бы взять на себя эту ответственность?

Я остановил её внизу лестницы.

— Ответственность? — сказал я, покачав головой. — Я знаю, что в Верхнем мире вы сами выбираете себе работу и получаете за неё зарплату, но здесь это так не работает.

Она приподняла подбородок и посмотрела мне прямо в глаза. О, сегодня она собиралась быть совершенно невыносимой. Чёрт, я опять возбудился.

— Почему нет? — возразила она. — Ты — чёртов Бог, Туони. Ты можешь делать всё, что захочешь.

Она не понимала. Ох уж эти смертные со своими идеями.

— Это так не работает.

— Почему нет?

— Потому что нет.

— Но почему?

Я раздосадовано зарычал.

— Смертная женщина. Послушай меня. Всё работает определенным образом, потому что если ты нарушишь баланс, то нарушится естественный порядок вещей.

Она скрестила руки и приподняла одну бровь.

— Ага-ага. И кто тебе это сказал? Антеро Випунен?

— Да, — неохотно ответил я.

— А то, что твоя бывшая жена-демон замышляет погубить тебя вместе с Древними богами и подземными повстанцами, это тоже естественный порядок вещей в Туонеле?

Я раскрыл рот, чтобы возразить ей. И закрыл его. Я решил, что не смогу ответить ей ничего умного. Чёрт, она постоянно меня обыгрывала.

— Почему тебя так волнует то, чем занимаются Ловия и Туонен?

— Потому что… — сказала она так, словно долго держала это в себе, — Ловия несчастна.