– Вы так увлеченно записывали за мной, – улыбнувшись, съязвила госпожа Кисимото. – Дайте-ка мне взглянуть на ваши записи. – Она протянула изящную руку с длинными тонкими пальцами и аккуратным маникюром.
Михаил в замешательстве перевел взгляд с нее на товарища, будто искал у него поддержки. Тот засмеялся в кулак, сделав вид, что закашлялся.
– Господин Рассказов, прошу вас, не заставляйте меня стоять с протянутой рукой, – все так же мило улыбаясь, сказала она.
Ему ничего не оставалось делать, как выполнить ее просьбу. Он вздохнул, видимо, настолько громко, что все взгляды одногруппников устремились на него, и нерешительно протянул блокнот. То время, пока госпожа Кисимото рассматривала рисунок, Михаилу показалось вечностью. Ее лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, будто она натянула на себя маску. Михаил мысленно приготовился к самому худшему и уже представил себя на ковре в кабинете декана, где был частым гостем. Но каково же было его удивление, когда госпожа Кисимото закрыла блокнот и, протянув его обратно, сказала:
– У вас неплохо получилось, но все же, прошу вас, будьте повнимательнее на моих лекциях.
Михаил потерял дар речи. Разве что открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Госпожа Кисимото вернулась к доске, стерла с нее все и, прежде чем начать снова писать, посмотрела на часы.
– У нас с вами осталось пять минут, – сообщила она. – Итак, давайте подведем итоги тому, что мы сегодня с вами узнали.
Госпожа Кисимото что-то говорила, но Михаил опять не слышал ее. Теперь он думал, почему она не стала закатывать скандал, как это делают другие, когда застают его за рисованием? И хоть Михаил никак не ожидал такой реакции, все же он не был удивлен, поскольку госпожа Кисимото отличалась от остальных преподавателей. За год обучения, встречаясь с ней каждый день на лекциях, Михаил никогда не слышал раздражения в ее голосе, и уж тем более она не позволяла себе срываться на кого-то из студентов. Кей всегда была уравновешенна и спокойна, как истесанная волнами скала. Михаил не раз задавался вопросом, что могло вывести ее из себя?
– Господа японисты, на сегодня все. – Ее голос вернул Михаила в реальность. – Убедительно прошу вас выучить все новые иероглифы, а я с вами прощаюсь до завтра.
Это была последняя пара. В аудитории тотчас поднялся галдеж. Студенты на радостях повскакивали со своих мест, отправили гаджеты в рюкзаки и поспешили на выход. Вовка был единственным в группе, а может и во всем университете, кто ходил на все лекции с одной тетрадью, и на это у него был железобетонный аргумент: «Я никогда ничего не забываю, потому что все записи всегда при мне». Одногруппники называли его исключительно Вовкой либо Вованом, и он никогда не обижался. Он встал из-за стола, сунул талмуд под мышку, авторучку – в наружный карман пиджака и спросил:
– Михалыч, ты сейчас куда?
Услышав свое прозвище, Михаил невольно улыбнулся. Как его только ни называли, но только не по имени. Отец – исключительно на английский манер – Майклом; мать – на итальянский – Микеле; а в университете друзья звали Михалычем. Пошло это от бывшего одногруппника Юры Геращенко. Он, как и Михаил, случайно оказался на факультете японоведения и терпеть не мог будущую специальность. Юра сделал все, чтобы его отчислили еще на первом курсе. Он просто перестал ходить на лекции и появляться на экзаменах. И вот однажды он назвал нашего героя Михалычем, с тех пор парень и ходит в этих Михалычах.
Собирая вещи в рюкзак, Михаил посмотрел на товарища, с иронией вскинув бровь.
– А что, есть предложения? – усмехнулся он и бросил взгляд на госпожу Кисимото. По всей видимости, она не торопилась покидать аудиторию: сидела за столом с идеально ровной спиной и что-то печатала на своем «Макбуке».
– Может, партейку-другую в бильярд? – предложил Вован. – Как вспомню, что в прошлый раз опять проиграл тебе, спать не могу.
Помимо парней и преподавателя, в кабинете еще задержалась староста группы. Как обычно, после занятий Антонина выполняла свои должностные обязанности, отмечая в журнале посещений, кого из студентов не было на лекциях. Она невольно услышала разговор одногруппников, потому как сидела через два стола от них.
– Эй, домой идите иероглифы учить, – обернувшись, улыбнулась Антонина. – В бильярд они собрались играть.
Из-за цвета волос между собой молодые люди называли ее исключительно рыжей бестией.
– А ты завидуешь, что ли? – спросил Михаил.
– Угу. – Она кивнула и, фыркнув, как жеребенок, ехидно добавила: – Прям обзавидовалась вся.
– Ну тогда пойдем с нами. – Михаил подмигнул ей. – Только предупреждаю заранее: мы на бабки играем.
На самом деле Антонина никогда не вредничала, используя свою, пусть и небольшую, но все же власть. С ней запросто можно было договориться, чтобы она не ставила пропуск в журнале, если кто-то из одногруппников решил прогулять занятие, чем Михаил регулярно пользовался.
– Кстати, Рассказов, забыла тебе сказать, – спохватилась Тоня. – Инспектор курса просила передать, чтобы ты зашел к ней после занятий. Так что завидовать особо нечему, – сыронизировала она. – Думаю, после разговора с ней тебе уже будет не до бильярда.
– А чего она хочет? – Михаил тотчас напрягся.
– Вот ей и задашь этот вопрос, – хихикнула Тоня. Она встала, перекинула рыжие локоны на одно плечо, на другое повесила сумку, взяла со стола журнал и, кокетливо взмахнув рукой, бросила: – Пока, мальчики.
– Да, чувствую, придется отложить желание отыграться до лучших времен, – хмыкнул Вован. – От Ксюхи ты быстро не отделаешься, она вынесет тебе весь мозг.
– Интересно, что ей надо? – спросил Михаил.
– Может, вызывает из-за того, что ты много семинаров пропустил? – предположил друг. – Боится, что до сессии не допустят.
– Ладно. – Михаил отмахнулся. – Сейчас все узнаю.
Он накинул рюкзак на плечо, и молодые люди направились на выход из аудитории. Госпожа Кисимото оторвала взгляд от монитора, когда они проходили мимо ее стола.
– Господин Рассказов, не могли бы вы задержаться, – попросила она. – Обещаю, я не отниму много времени.
«Черт, они что, все сговорились?»
– Хорошо. – Михаил кивнул и протянул руку товарищу. – Давай, Вован, до завтра. – И, понизив голос, добавил: – Обложили со всех сторон.
– Удачи. – Товарищ ответил на рукопожатие и, похлопав Михаила по плечу, покинул кабинет.
Госпожа Кисимото совершила еще несколько манипуляций в «Макбуке» и, захлопнув крышку, показала на стул за первым столом.
– Присаживайтесь.
– Спасибо, я постою, – отказался Михаил.
– По-моему, в таких случаях у вас говорят: «В ногах правды нет». Я правильно произнесла, как это у вас называется… – она сделала паузу, вспоминая подходящее слово.
– Фразеологизм, – подсказал Михаил.
– Верно, – смущенно улыбнулась Кей. – Все время забываю, уж больно оно сложное.
– Как и ваши иероглифы, – хмыкнул Михаил. – Но я все равно постою, тем более вы сказали, что не собираетесь задерживать меня надолго. Тогда зачем делать лишние телодвижения?
– Тогда я тоже встану, – сказала она, поднимаясь из-за стола. Быстрым движением она скинула косу с плеча. – Не могу же я сидеть, когда мужчина стоит.
– Ну, хорошо, я присяду, – почувствовав себя неловко, согласился Михаил. Он бросил рюкзак на пол рядом со столом и вальяжно развалился на стуле, закинув ногу на ногу.
Госпожа Кисимото тоже вернулась на свое место и, чуть приподняв подбородок, спросила:
– Господин Рассказов, вам не нравится мой предмет?
Михаил нисколько не удивился ее вопросу. Более того, он знал, что рано или поздно этот разговор состоится. Во время летней сессии он не явился на экзамен по ее предмету. Он попросту забыл о нем. Накануне вечером они с одногруппниками праздновали день рождения Вовки в ночном клубе. Отмечали так шумно и весело, что домой Михаил вернулся только под утро и сразу завалился спать. Его никто не разбудил: родители в то время находились у матери на родине, в Болонье. Да и вряд ли они смогли бы дозвониться: телефон за ночь «умер». А когда на следующий день в обед Михаил проснулся, поставил телефон на зарядку и увидел от Вована кучу пропущенных звонков и эсэмэс, было уже поздно. Экзамен давно закончился. Хотя, если бы Михаил попал на него, то сдал бы без проблем, даже несмотря на то, что особо не готовился. Благодаря своей зрительной памяти он легко запоминал иероглифы, новые слова и все эти грамматические конструкции, стоило только ему хоть раз написать их самому. Экзамен тот он пересдал осенью, а вот с начала нового семестра еще ни разу не был ни на одном семинаре по ее предмету, да и лекции частенько пропускал. Антонина хоть и не отмечала этого в журнале, но он понимал: госпожа Кисимото знала всех студентов не только в лицо, но и по именам. Да и как она могла не знать, когда пары по японскому языку были каждый день?
