"Ну, хватит, – думаю. – Урок усвоен", глажу по волосам и заявляю, что рано ей в такие игры играть. А Анжелка, не будь дурой, заменить её вызывается. Целовалась она знатно, все мысли из головы повылетали, еле оторвался. Сижу как пьяный, дыхание перевожу, гормоны кипят, продолжения требуют. Думаю, мелкую отведу, и зажжём, а Киры уже рядом нет, к себе сбежала. Мы с Анжелкой следом пошли, проведать её. Кира на кровати своей лицом к стене лежала. Я подходить не стал, чтоб не смущать ещё сильнее и со спокойной совестью повёл Анжелку к себе, порезвиться пока комната пустует. На следующий день Кира в столовой не появилась ни к завтраку, ни к обеду. Я булочку свою салфеткой обернул, в карман сунул и ей понёс, а она так и лежит ледяная вся, зарёванная. Устроился рядом, обнял её и сам не заметил, как уснул. Впервые после трагедии без кошмаров.

Сейчас я готов почку отдать, чтобы иметь возможность проснуться вот так, с ней рядом. Обидел я её сильно, что тогда, что сейчас обидел. Паяльником не кожу ей выжег, а остатки своей человечности. Вспомню, и тошно становится, а подобных моментов, где она она страдает по моей вине десятки и каждый лезвием по сердцу. Но я добровольно продолжаю в них тонуть, чтоб хоть так стать к ней немного ближе.

Потому что влюбился. Впервые в жизни влюбился, а понял, дурак, только когда потерял.

Неожиданно оживает зажатый в руке телефон. Скользнув взглядом по экрану, неохотно принимаю звонок с неизвестного номера.

– Слушаю.

– Сумму и номер счёта скидываю Смс-кой, переведёшь половину, отправлю координаты места, в котором я договорился с ним о встрече. Пойдёшь вместо меня. Кинешь с остатком, я его предупрежу.

Я крепко сжимаю аппарат, чувствуя, как сердце от радости подбрасывает до самого горла. Вот не думал, что когда-то буду так счастлив звонку продажного наркоши.

– Договорились, – подкуриваю сигарету, улыбаясь как последний дурак. Это единственная хорошая новость за долгое время.

"А у укурыша специфическое чувство юмора", ухмыляюсь, читая сообщение. Запрашивает ровно ту сумму, что я предлагал за ночь с Майей. На радостях решаю не мелочиться и оплачиваю всё одним переводом, и лишь затем, затягиваясь, блаженно прикрываю глаза.

"19:30, клуб Видас. 23-тий столик", через минуту читаю в ответном письме.

Скоро, мышонок, совсем скоро я найду тебя.

Кира

– Моя красавица, – улыбается Дарья Семёновна, заправляя мне за ухо прядь волос, выбившуюся из небрежно собранного пучка. – Хочешь, косу тебе французскую заплету? Я хоть и древняя, как динозавр, но ещё помню, что идущая на свидание девушка должна выглядеть более романтично.

– Свидание... скажете тоже, – я прикусываю нижнюю губу, смаргивая непрошенные слезы, которые непременно сопровождают любые напоминания о Мите, и с подчёркнутым спокойствием поправляю глухой воротник антрацитового платья из мягкой шерсти. Собственное отражение в зеркале прихожей подтверждает правильность выбранного образа: простота и максимальная строгость, то, что надо.

– Не на поминки же ты собралась на ночь глядя, – лукаво изгибается её тонко выщипанная бровь. – Хотя не спорю, наряд ты подобрала соответствующий. Ну, да не буду нудить, тебе виднее.

– Что вы, Дарья Семёновна, всё в порядке. Устала просто, не до романтики.

– Так оставайся дома. Если отношения с самого начала не окрыляют, то и держаться за них нет смысла, – резонно подмечает женщина, пока я наношу на губы толстый слой коралловой помады, горячо уповая на Митино нежелание ею пачкаться. – Пошли-ка лучше на кухню, покормлю тебя, не ровен час просвечивать начнёшь.

– Поужинаю, когда вернусь. Я ненадолго, – заверяю ее, бросая хмурый взгляд на настенные часы, и принимаюсь торопливо обуваться. Мите зачем-то понадобилось пригласить меня в клуб. Неделю всё было спокойно, а тут вдруг позвонил. Не знаю, на что он надеется, но я играть в его игры не собираюсь. В прошлый раз сглупила, дала слабину, будучи сильно не в себе, больше такого не повториться. Даже хорошо, что встречаемся в людном месте, так будет проще его отшить.

– К белобрысому своему спешишь? – неодобрительно поджимает губы Дарья Семёновна, с материнской заботой застёгивая пуговицы моего пальто.

– К нему, – отвожу глаза, чувствуя, как в горле комом застревает стыд.

– Только не ври, что запала на его смазливую мордашку, не поверю. От него холодом могильным веет и скользкий весь какой-то, как змея. Нарцисс обыкновенный. Он не тот, кто тебе нужен.

– Вы правы, – растроганно улыбаюсь, целуя её в пахнущую сладкой сдобой, морщинистую щёку, и про себя заканчиваю: "Мне вообще никто не нужен".

Мои опасения, касательно того что "Видас" окажется каким-то пафосным местом себя не оправдали, но радость от этого тает пропорционально продвижению к нужному столику. И если, выйдя из такси у неприметного здания, на углу которого махалась шайка невменяемых парней, я ещё надеялась на чудо, то зайдя внутрь, в очередной раз убедилась – чудеса не более чем миф. Протискиваясь среди пьяной, обкуренной, а оттого совершенно распоясавшейся молодёжи, мне приходится постоянно быть начеку, чтобы не схлопотать локтём по рёбрам от танцующих и по возможности сохранить целыми недавно купленные сапожки на которые ушла почти вся моя месячная зарплата. Да-да, те самые с чьим каблуком имела несчастье познакомиться Ольга, других у меня нет.

Зря я волновалась, что не смогу найти нужный мне столик. Во-первых, он почему-то находится недалеко от входа, что весьма удобно, учитывая моё нежелание долго здесь находиться, а во-вторых, Митю сложно проглядеть. Сидит, вальяжно откинувшись на спинку диванчика, в белоснежном свитере, сияющем в свете ультрафиолетовых ламп, в зубах тлеет неизменная сигарета и взгляд немигающий направлен прямо на меня. А я вдруг замираю, до хруста в пальцах стискивая тоненький ремешок сумочки, и глубоко, очень глубоко дышу, прогоняя незваный страх.

После единственной проведённой совместно ночи, Митя вопреки своей угрозе больше не приходил, и я потихоньку стала надеяться, что он, получив желаемое, забыл обо мне. Потешил своё больное эго, отряхнулся и пошёл дальше. И в полицию я обращаться не стала, сама грешна перед законом, о чём тот в отместку растрезвонил бы с превеликим удовольствием. В общем, особого выбора, приходить или нет, он мне не оставил, слишком уж велико желание поставить точку в этом уродливом фарсе. Только прокручивать разговор в уме и вести его на живую, как известно совершенно разные вещи. Я не учла главного – своей на него панической реакции.

Зона, где расположены столики на целых три ступеньки возвышается над танцполом, что даёт Мите возможность даже сидя смотреть на меня свысока. Он выпускает вверх облако дыма и нагло мне подмигивает со снисходительной ленцой в тронувшей тонкие губы ухмылке. Первым моим желанием становится броситься наутёк, но затем я понимаю, что этим лишь отсрочу неизбежное. Я не стану менее жалкой, после всего, что он со мною делал это практически невозможно, вдобавок выкажу свой страх, что для Мити сродни вызову. Он догонит и снова захочет надругаться. А я второго раза не вынесу. Поэтому, собрав в кулак остатки самообладания, медленно, не чувствуя ног, поднимаюсь по ступенькам и подсаживаюсь к Мите. Диванчик, за этим столиком рассчитан всего на двоих и как бы я ни чуралась телесного контакта, полностью его избежать невозможно. От места, где Митина нога касается моего бедра, жгучим покалыванием расползается болезненный паралич, но я усилием воли переключаю внимание на танцующих перед нами людей. Мы не одни. Мне не страшно. Не страшно...

– Мышка выбралась из норки, Хочет мышка грубой порки, – склоняется к моему уху горе-рифмоплёт, обдавая запахом хмеля и сигаретного дыма.

– Ты хотел поговорить, я слушаю. Или это всё? – спрашиваю, поднимаясь с места. Снова ощущать его дыхание на своей коже на проверку высше моих сил.