"малышка, будь внимательна, кому доверяешь своё сердце", эти слова будто тайный пароль известный мне одной, напоминают, как больно ошибаться. И надо бы перешагнуть через себя, вывести татуировку, сходить к психологу, возможно, попытаться стереть память...

Да чёрта лысого я это сделаю! Это не то, чего я хочу. Всё не то...

Босиком, скользя мокрыми ступнями по усыпанному щепками и осколками полу, сбегаю от самой себя... к нему. Ложусь рядом, устроившись головой на его расслабленной руке, и прикусываю свою же ладонь, чтоб не завыть. Эту игру я продула давно, еще, когда успела привязаться. Когда рискнула влюбиться, не оставив себе никаких шансов. Когда поверила его словам. А что слова? Сверкающая пыль в глаза, не больше. Сама постоянно твержу себе, как сильно его ненавижу, в то время как на деле прекрасно понимаю, настоящий враг – моя по нему внутренняя, испепеляющая агония.

Бестаев всегда вёл себя так, будто в нём вели борьбу два разных человека. Сейчас это стало даже более заметно: один выхоленный, решительный, непробиваемый, пахнущий хорошими духами, обаятельный Антон. И второй – жестокий, неуравновешенный, терзаемый первобытными инстинктами и в то же время немыслимо ранимый Бес. Пацан, в которого я когда-то имела несчастье влюбиться. Который из них в итоге приручил моё сердце? Не знаю... запуталась. А впрочем, какая разница? Сейчас я прощаюсь с ними обоими.

Как бы ни тянуло остаться, между нами обид – целое кладбище, а на мёртвой земле, доверия не построить. Мне нужно подняться и уйти, так будет лучше. Вернее, хорошо будет исключительно так. Только как себя заставить, если ноет в подреберье, стоит взгляду зацепиться за угловатую линию его скул? Как удержаться, чтоб не очертить их резкие изгибы, скользя пальцами по золотистой коже?

А никак.

И я безмятежно улыбаюсь, оперевшись головой о согнутую в локте руку. Его близость теперь чувствуется иначе. Не припомню, чтоб раньше один вид его ключиц сушил горло ошалелым желанием припасть к ним в поцелуе. Рука сама к ним тянется и шумит в ушах, до того сладко прикасаться к его мерно опадающей груди, покрытой бледными полосами шрамов, гладить вихрь жёстких волос на макушке, царапать подушечки пальцев о лёгкую щетину на подбородке.

Ещё пару мгновений и я исчезну, а он даже не поймёт, что была рядом. Непозволительно близко, бесстыдно воруя его дыхание, срывающееся с приоткрытых губ. Я плавно, мало-помалу склоняюсь. Теперь между нашими ртами считанные миллиметры и, кажется, саму душу сводит, так охота их преодолеть. Об этом ведь буду знать только я. Может, утолю любопытство и освобожусь от его чар? Удостоверюсь, что мой Бес создан из самой обычной крови и плоти и не намешано в нём никакого волшебства. Даже самую капельку.

Я колеблюсь всего пару секунд и затем... отстраняюсь.

Поздний июнь, просунувшись в приоткрытую форточку, обдувает лихорадящее тело ночной прохладой. Он понемногу отрезвляет. Моё к Бесу отношение – неисправность, сбой. Чувствам положено умещаться в специально придуманных для них словах, а не бурлить гремучей смесью из готовности пробить ему череп бутылкой и желания швырнуть к его ногам своё сердце. Правда, с сердцем я немного погорячилась, оно давно уже там.

Из комнаты выхожу не оглядываясь, крепко прижимая к груди сумочку. Заглянув повторно в ванную, прячу в неё же подобранные чулки с целым веером зацепок. В последнее время она всё чаще выполняет функцию мусорного пакета. Уж не потому ли, что и жизнь моя безнадёжно увязла в грязи? Да так, что скоро будет ни вдохнуть, ни выбраться.

В прихожей натыкаюсь на зеркальный шкаф-купе, единственную стеклянную поверхность каким-то чудом избежавшую погрома. Неплохо бы и её разбить, но злость ушла, прихватив заодно и последние силы. Всё на что я способна – смотреть на своё растрёпанное отражение, поражаясь несвойственному мне внутреннему сиянию. Неудивительно, что он меня так и не узнал. Близость Беса будто вдохнула в меня жизнь. Тронула румянцем бледные щёки, выпрямила осанку, зажгла в глазах незнакомое пламя, и, самое пугающее – разбудила в теле небывалый голод, который скручивает низ живота, будто прачка мокрое бельё, стоит вспомнить, что он рядом. Только этого мне не хватало...

На тумбе, рядом с пуфом лежит связка ключей и тюбик дорогой помады, от вида которой меня прошибает ознобом. Я и забыла, какого это, ревновать Антона. Как в юность вернулась: снова давлю в себе эту выматывающую жажду безраздельного обладания, задыхаясь от собственной ненужности и отсутствия каких-либо прав на него. Кем я была ему? Забитой девчонкой, напоминающей погибшую сестру, никогда кем-то больше. А если хорошенько подумать, нам и до родственных чувств было далеко. Сестёр ведь не дарят на потеху отморозкам.

Я едва не рычу, когда в ушах начинает звенеть от рефлексий давних чувств и впечатлений. Чего мне стоило похоронить их! Но парочка часов в компании Беса и в моей голове назревает нашествие зомби.

"Ну ничего, родной, я поделюсь с тобой своей мигренью, лови небольшой ребус на прощание". На зеркальной поверхности, той самой помадой размашисто пишу:"Привет из прошлого".Теперь пусть гадает, голубчик, когда и кому именно успел перейти дорогу. Могу поспорить, список кандидатов окажется весьма впечатлительным.

Удовлетворённо смотрю на алеющее послание, более чем уверенная, что оно подарит ему не один час внутренних терзаний. А мне пора идти. Пора снова забиться в свою нору, зализывать раны и заново учиться жить.

Без него.

Я ухожу, тихо прикрыв за собой дверь. Прячу в сумку, до кучи к чулкам, рукав от платья. Его пришлось оторвать, чтоб не задевал лишний раз пульсирующий ожог. Спасибо внезапной заботе Антона, спрей немного унял боль. Даже любопытно стало, а как он собирался меня утешить, удайся Мите в тот раз мною воспользоваться, добил бы? Думаю, он бы не дрогнул. Не мог же Бес рассчитывать, что мне понравится. Или мог? Кто знает, какие мысли бродят в его, перенёсшей столько травм голове.

Пальцами пытаюсь привести в Божий вид ненавистный парик. Не сомневаюсь, со стороны я сейчас выгляжу, как путана после тяжёлой смены. Растрёпанная, в синяках и порванном платье. Дешевка, которой под утро дали смачного пинка под зад. И брезгливый взгляд приехавшего на вызов таксиста только подкрепляет мою уверенность. В другой раз я бы давно уже принялась краснеть и оправдываться, но сил нет даже смутиться. Мы все привыкли судить по обложке, чего уж дуться, поэтому я, молча, отворачиваюсь к окну.

Хочется побыстрее доехать и запереться в своих четырёх стенах, а там уже в тишине подумать над своей жизнью, а ещё над тем, как порою непредсказуема человеческая судьба. В одно мгновение она может отнять всё, чтоб огорошить, подарив нечто воистину бесценное, а затем, щёлкнуть по носу отобрав и это, насмешливо напомнив, почему именно ты этого не заслужила.

Родная квартира встречает меня раскуроченным замком и воинственно уперевшей руки в бока хозяйкой.

– Явилась, дорогуша? – интересуется она, в точности повторяя взгляд таксиста, и решительно удерживает за руку, когда я собираюсь проскочить мимо неё в тесный коридор. – Куда намылилась? Ишь резвая какая, не утомилась целую ночь по мужикам бегать?

– Вам какое дело? – устало интересуюсь, высвобождая руку. Не собираюсь я ни перед кем отчитываться, да и усталость мешает придумать что-либо более-менее правдоподобное. В конце концов, она мне никто, виделись по пять минут раз в месяц, когда срок оплаты подходил, вот и всё общение.

– Уже никакого, – как-то слишком уж спокойно выговаривает она, и я тут же напрягаюсь. Что происходит? – Мне и впрямь нет никакого дела, до того где ты шляешься ночами, я тебе, слава Богу, не мамочка. Но вот превращать квартиру в притон, мы точно не договаривались. Что за бардак ты мне здесь устроила? Почему твои дружки выламывают двери и вваливаются вмоюквартиру как к себе домой? Полюбуйся, что они натворили, какие пятна на обоях оставили!

На стене и впрямь виднеются бурые следы, оставленные чьими-то широкими ладонями. Неужто Майоровы не придумали ничего лучше, кроме как заявиться ко мне? Даже не просто заявиться, а ещё и вскрыть дверь. Я понимаю, что домой им в подобном виде нельзя, но меня-то, зачем так подставлять? Идиоты.