А плечо горит так, что охота двинуть с ноги прямо по его расслабленной физиономии, да только легче не станет и боль не пройдёт. Ещё и ногу зря ушибу, обойдётся. Вместо этого внимательно разглядываю раскуроченную парнями комнату, не упуская из виду ни одной детали. Обстановочка стильная, дорогая. Интересно, чем он занимался эти семь лет, банки грабил? А чему я собственно удивляюсь? Бес если ставил перед собой цель, то двигался к ней с упорством носорога, особо не заморачиваясь такими пустяками, как совесть. Взять к примеру наш допотопный телевизор, который попеременно то рябил, то искажал звуки, а дирекция детдома всё жалась заменить его на новый, подаренный спонсорами. Антон просто вышвырнул рухлядь в окно. Естественно старичок разбился вдребезги. Разгорелся грандиозный скандал, с коллективным наказанием и безрезультатным расследованием (с доносчиками разговор у нас был коротким). В итоге его всё же заменили на вожделенную плазму и Бес на время успокоился. А вот я на что надеялась, веря его обещаниям позаботиться и забрать к себе, когда стану совершеннолетней, непонятно. Зачем ему лишняя обуза? Неудивительно, что он меня так бездушно слил. Ну, ничего, Антош, я тоже приготовлю тебе сюрприз к пробуждению. До масштабов твоей подставы он, конечно, не дотянет, но я и о такой возможности не мечтала.

Ярость, злость, унижение и ещё кучу самых низменных чувств перемешались во мне взрывным коктейлем и, подпитываемые пережитым ужасом, неконтролируемо рвутся наружу. Они рассыпаются звоном битых зеркал и стекла. Расходятся треском вспарываемой мебели. Расстилаются травянистым запахом искромсанных мною комнатных растений.

Да у него здесь уютно!.. было.

Финальным штрихом сбрасываю в огромную, белоснежную ванну несколько десятков найденных в квартире книг. От произведений Дюма и Лермонтова, в добротных кожаных переплётах, до иллюстрированных сказок Шарля Перро и Братьев Гримм. И всё-таки немного медлю, рука не поднимается их уничтожить, но помешанного на чтении Беса это заденет сильнее всего. Надеюсь "Теремок" одна из любимых сказок его детства, вот  пусть и обустраивает свой по-новому. Нелюдь.

С покрытого трещинами зеркала на меня смотрят сотни потухших глаз с покрасневшими от слёз капиллярами. И я внутри подобно им, раскрошена на множество острых осколков, а их холодная тяжесть давит на грудь таким весом, что даже вдохнуть больно. Эти ощущения должно быть продиктованы состоянием аффекта. Сейчас меня не пугает вероятность того что Антон может очнуться. Мной движет не разум, а старая обида и ненависть. Разве так себя чувствуют отомщённые?

Когда на кучу ложится последняя найденная книга, открываю горячую воду и, облокотившись о бортик ванной, заворожено слежу, как медленно гибнут его самые ценные сокровища. Под звуки монотонного журчания из меня понемногу утекают боль и злоба. Впервые за много лет я позволяю себе вернуться мыслями к пережитому после его отъезда. Вновь протягиваю через себя чужую жестокость в надежде освободить дрожащего внутри меня подростка, "Теперь всё будет хорошо, малышка. Теперь мы с ним квиты".

7 лет назад.

Детский дом "Золотко".

– Верни мой мобильник, – потребовала я, стоя перед ковыряющей свой обед брюнеткой, одной из последних пассий Бестаева.

Он пропал через неделю после того как мы с Бесом простились. Мне было сложно понять, каким манером его могли вытащить прямо из-под матраса, на котором я сплю, но факт оставался фактом: и двух дней не прошло, как тот самый кнопочный телефон с небольшим сколом в нижнем углу экрана, оказался у этой крашеной пигалицы с красивым именем Любовь. Правда любовь её одинаково согревала всех желающих, но в тот момент меня это уже не беспокоило. Глупо продолжать ревновать к парню, которого больше нет рядом.

Её подруг моё заявление изрядно позабавило, девушки, все как одна, уставились на меня со смесью стёба и недоумения. Люба лишь хмыкнула, неспешно дожевывая отправленную в рот ложку рисовой каши с изюмом. Даже стоя я смотрела на неё снизу вверх и сказать, что мне было не по себе, значило ничего не сказать, но желание услышать голос Беса с лихвой перекрывало все неудобства.

– Этот? С какого это перепуга он твой? – изучающе сощурилась Люба, постучав подушечками пальцев по серебристому с потёртостями корпусу телефона. – У нас здесь всё общее, тундра. Тебя разве не предупреждали?

– Бес его мне оставил! – начала я раздражаться и, не церемонясь, попыталась вырвать его из цепких пальчиков брюнетки.

– Бес?! – прыснула она, без труда отстояв свою обновку, и дразняще покрутила ею у моего лица. – Что ж он не бежит тебя выручать? Не звонит, не пишет? Выдали ему денежки на руки, и в отрыв ушёл твой защитничек. Или думаешь, ему есть до тебя какое-то дело, когда перед его носом вертит задом хорошенькая краля на шесте? Сто пудов он её сейчас жарит в кабинке какого-нибудь туалета и единственное, что его волнует – как бы она потом на шее не висла. Его это нехило бесит, поверь...

– Замолчи! – чужим голосом крикнула я,прерывая поток её омерзительной лжи. Бес не такой! Он добрый, чуткий, искренний. Он не мог обмануть. Люба так говорит, потому что хочет сделать мне больно. Он просто был очень занят, поэтому не отвечал на звонки и не появлялся на нашем месте, пока я его там ждала, рискуя быть наказанной за побег. Летом ведь на школу не сошлёшься. Нужно только дозвониться и всё прояснится. Всё будет хорошо. Он обещал.

– Язык прикуси и смотри на кого тявкаешь, тля, – грубо вступилась за Любу одна из её подруг. – Или тебя просветить, что у нас случается с зарвавшейся мелюзгой?

– Небось, ждала, что он тебе взаимностью ответит, да, деточка? – глумливо прищурилась Люба, намеренно возвращая тон разговора в прежнее русло. Открытой грубости она всегда предпочитала игру на нервах, безошибочно определяя, куда именно бить. – Ну, не стесняйся, колись, здесь все свои. Признавайся, давай, представляла себе как он тебя, мышь невзрачную, к стеночке прижимает? Представляла... по глазкам вижу, представляла.

– Неправда... – замотала я головой, с паническим страхом заглядывая в смеющиеся лица. В голове от жгучего стыда трещало и гудело. Я ведь честно старалась не думать ни о чём подобном. Неужели это действительно можно как-то увидеть?

– Врёт она, девки, – выразительно фыркнула всё та же бойкая Любина подруга. – Хотите прикол покажу? Мне Васька растрепал на днях.

С этими словами она вскочила с места и, не дав толком сообразить что к чему, вцепилась в мои волосы, нахраписто задрав их кверху. Пытаться вырваться из её рук, было всё равно, что биться лбом о бетонную стену, в надежде её пробить – болезненно и абсолютно бессмысленно. Но я пробовала. Выворачивалась, царапалась, брыкалась, только тщетно всё. Улюлюканье и хохот ясно давали мне понять, что заветные три буквы на моей шее разглядели все, кому не лень.

– Что ж ты, мышь, красотищу такую прячешь? – давясь от смеха, просипела Люба. – Дала ему себя пометить, как собака дерево. Ой ду-у-у-ра, не могу...

– Так, девочки! Что у вас там за беспорядок? – Грозно крикнула повариха из-за окна раздачи. – Сейчас Сергеевна вернётся, она вам покажет!

– Всё-всё. Мы – тише воды, – успокоила её Люба, а для меня добавила, понизив голос: – Мы ещё не договорили...

Договаривали мы после отбоя.

Люба с ещё одной девушкой прижимали меня к матрасу, вжимая лицом в подушку, а её боевая подруга кромсала мои волосы ржавыми ножницами, подобранными не иначе как на помойке. Процесс двигался медленно. Тупая сталь никак не хотела состригать густые локоны, зато часто и глубоко царапала кожу. Часть волос, под моё приглушенное мычание выдиралась с корнем, а часть их так и оставалась свисать редкими, слипшимися от крови сосульками. Минут через десять этого ада я прекратила ёрзать под весом навалившихся девиц, а ещё погодя перестала даже скулить. Экономила воздух, которого во влажной от слёз и пота перине трагически не хватало.

– Вот, так-то лучше, – прошептала Люба, перед тем как покинуть мою комнату. – Сразу всем видно, кто твой хозяин. Избранная...