— Между прочим, — ледяным тоном говорит он, пока они идут к машине, — Я рассказал ему правду. О том, что ты порядочный, умный и совестливый, хоть и без тормозов. О том, что предпочитаешь честность всему прочему. Зная это, Регис был искренне готов принимать все твои выходки, и ты уже из вежливости мог бы пойти ему навстречу. Но нет, тебе проще грубить и дальше. Знаешь, я и правда разочарован.

Если и есть положение хуже, чем передозировка эликсирами, так это нотация от Лютика. Каждый раз, когда такое случается, Геральт ощущает себя нашкодившим псом, нагадившим в коридоре. Мало того, в собственную кучу его тыкает Лютик, из всех живых существ мира. Лютик, в прошлом делавший такие финты ушами, что любой бы сгорел со стыда.

Самое же мерзкое то, что изрядно заматеревший с годами Лютик извлёк из этого поведения уроки — и теперь слишком часто оказывается прав.

— Прости, — вздыхает Геральт, — Тебе-то я верю. Просто нервы с этими жильцами совсем сдали. Если поручаешься за него головой, так и быть, постараюсь его потерпеть.

— Стремление — уже половина результата, — одобрительно кивает Лютик, регулярно посещающий психотерапевта и нахватавшийся от него мотивационных фразочек.

— И… спасибо. Деньги я тебе переведу.

— Вот умница, — сюсюкает друг, открывая пассажирскую дверцу, — А теперь, как хороший сосед, поделись пончиком и помирись с человеком… Упс. Ну, ты понял.

Перемирие в понимании Лютика вполне укладывается в коричневый бумажный пакет. За рулём Геральт устраивается быстро, одной рукой поворачивая ключ зажигания, второй — раздавая пончики всем страждущим. Удивительно, но вампир на заднем сидении принимает угощение с мягким кивком… и, кажется, смотрит на него с едва уловимой надеждой.

— Полагаю, сопротивление бесполезно?

— Ешь, — пожимает плечами Геральт, — Салфетки там же. Лютик! Пристёгивайся, дурная твоя башка!

— Секунду, сейчас проверю… Дьявол, ну и дыра! Где мой обещанный 5G?

— Клубничный вкус мой любимый, — зачем-то подаёт голос Регис, стараясь аккуратно жевать пончик, — Благодарю за внимательность, Геральт. Я это ценю.

И в этот момент Геральт понимает, что нужно обернуться всем телом. Посмотреть на выражение бледного лица и убедиться, что не зря пытается довериться вампиру. Прежде, чем застегнуть ремень безопасности, он поворачивается, и Регис вопросительно поднимает на него чёрные омуты больших, опушённых длинными ресницами глаз.

Таких бездонных глаз, что в желудке неожиданно ноет, как при свободном падении.

Слишком живых. Слишком человечных для создания, насчитавшего чуть больше четырёх сотен лет на своём веку. Геральту всегда думалось, что эмоции в таком возрасте отмирают за ненадобностью — по крайней мере, насколько он судил по знакомым эльфам, мимикрирующим под ледяные статуи. Не говоря уже о вампирах, о чьих эмоциях обычно судят по характеру ран судмедэксперты… Заметив его замешательство, Регис улыбается одними губами, и клубничный джем остаётся в уголках его рта, похожий на свежую кровь.

Когнитивный диссонанс, всплывает в голове страница из Википедии. Да, вот что вызывает в нём этот странный кровопийца, свалившийся на его голову.

— На всякий случай, — уже дома говорит Геральт, — Считай, что прощён. Но это последний раз.

— О, я не подведу твоего доверия, — моментально отзывается Регис, и помпезные слова звучат в его устах рыцарской клятвой.

— Вот и ладушки. Не сожжёшь мне квартиру, и получишь ещё пончик.

— С такой гарантией грех пренебрегать просьбой, — снова одними губами улыбается вампир прежде, чем закрыть дверь спальни, — Спокойной ночи, Геральт.

Спокойной эту ночь, впрочем, не назовёшь. С горем пополам у него удаётся поторговаться с совестью, и Геральт ворочается, отвлекаясь на клубок беспокоящих мыслей. В конце концов, большая часть его друзей появилась в его жизни благодаря Лютику, — и, как знать, может, и этот вампир не так уж и плох. Время покажет, какую бы цену не пришлось заплатить.

Только одно беспокоит его до самого утра, звеня в барабанных перепонках. Взволнованные антрациты глаз, очередные намёки от Лютика… Не могло же это быть простым совпадением, слишком легко складывающимся в единый паззл. Отчего-то Регис искал именно его соседства, — и теперь всеми силами старается доказать, что верен цели.

Почему?

***

— Так, говоришь, педиатр?

Первое утро мая выдаётся на редкость солнечным, без привычно ожидаемого дождя. Оно вообще выдаётся неплохим, что само по себе удивительно: накануне Геральт получил неплохую сумму за гнездо кикимор, но так замотался, что просто упал лицом вниз в диван в гостиной. Мышцы ноют, и он неторопливо потягивается, с наслаждением хрустя суставами. С кухни пахнет кофе и чем-то жареным, — и Геральт так жадно принюхивается к аромату, что не сразу соображает, что вампир в этот раз поберёг его бытовую технику. Настроение поднимается, и, застав за столиком завтракающего Региса, стремительно записывающего что-то во внушительных размеров блокнот, он успевает поддаться любопытству раньше, чем захлопнуть рот.

Так и получается, что они болтают уже полчаса, — и с каждым вопросом его собеседник интригует всё больше.

— Верно. Детская нейрохирургия, — кивает Регис. — Мне на редкость повезло с руководством, позволившим уменьшить лекционные часы. Если презентация исследования пройдёт с успехом, грант позволит изучать столь сложные процессы, что… Ох, позволь мне отвлечься на минуту, Геральт. Боюсь, иначе память меня подведёт.

Между делом он записывает и перечеркивает какие-то фразы размашистым, неразборчивым почерком, как пишут только врачи с большим опытом работы. Впрочем, вид у Региса сейчас так далёк от врача, как это только возможно. Снова в своих пижамных штанах и тёмно-зеленом лонгсливе, он осторожно подвигает локти, чтобы не задеть тарелку с дымящейся рядом яичницей. Сковородка оказывается целой и уже вымытой, замечает Геральт. Как и кофейник.

Что ж, ещё балл в копилку добропорядочного соседа.

— А в Оксенфурте с этим никак?

— Увы. Реабилитационный центр университета располагает не самыми точными приборами, во всяком случае, для моей научной направленности. Я занимаюсь вопросом ранней диагностики спастической диплегии — простыми словами, параличей, затрагивающих у младенцев ноги.

— Ни хрена не понял, но очень интересно, — хмыкает Геральт. — Почему дети? Люди, раз на то пошло?

— Как я уже отмечал, приятная разница с моими собратьями, — пожимает плечами вампир. — Видишь ли, по природе своей я склонен к нездоровой меланхолии. Возможно, общение с людьми держит меня… мм-м… в тонусе? Впрочем, это только догадки.

— Значит, мы для тебя что-то вроде собак? Не даём скучать ни минуты?

— Я бы предпочёл менее циничное объяснение, но в какой-то мере ты прав. К тому же, нет ничего приятнее, чем видеть результаты своих трудов, — тонко улыбается Регис, — Непередаваемое чувство — видеть, как больной ребёнок делает свои первые шаги. Никогда не встречал большей силы воли, чем у своих пациентов.

Ого, невольно думает Геральт, и странное ощущение шевелится в груди, противореча инстинктам. Уж от кого-кого, а от высшего вампира ожидать подобного сочувствия ему не приходилось. Новость сбивает с толку, и ему хочется выяснить ещё больше. Не бывало на его веку, чтобы кровопийца по собственному желанию вращался в людских кругах… и тем более лечил своих потенциальных жертв.

— И всё же, — настаивает он, — Мог бы выбрать другой род работы. Искусство, инженерные науки… Почему медицина, Регис? Что-то ты недоговариваешь.

И оказывается прав: тот вздрагивает всем телом, явно не радуясь вопросу.

— Помимо личного любопытства… Словом, у меня есть на то причины, — уклончиво говорит он, — Мне не хотелось бы развивать тему, Геральт. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я — вследствие своего рода работы.

Нет нужды объяснять, что он имеет в виду. По затылку бегут мурашки, и разговор сам собой заходит в тупик. Целый день Геральт думает, думает… Думает и прикидывает, мог ли Лютик допустить роковую ошибку, обманутый внушающей доверие внешностью.