— Мотивировать ты мастер, знаю, — кривится Геральт.
— А ещё ты знаешь, что я права. Прекращай быть таким неисправимым пессимистом, — фыркает Йен. — И даже не думай о том, что можешь что-то испортить. Что бы ты ни предпринял… Всё это будет к лучшему, Геральт. Поверь мне, ты не тот, кто способен разрушить всё до основания. Не по своей воле.
В устах любой другой женщины это звучало бы на грани с едким цинизмом. В устах Йеннифер слова приобретают оттенок похвалы, — и, по счастливой случайности, действительно придают сил. По крайней мере, в той яме, где он морально пребывал, начинает немного приподниматься дно, — и Геральт даже позволяет поцеловать себя в щёку на прощание прежде, чем подвозит Йен к её особняку за городом. Свернув на заправку, он опять курит неподалёку, чувствуя, как со зревших весь день туч начинают сыпаться первые ледяные хлопья. Снова идёт снег, и вечер выходит светлый, свежий, пусть и непривычно холодный для октября.
Словно свыше ему позволяют начать всё с чистого листа. Ох, если бы это было так…
— Номер третий готов, — вещает громкоговоритель на заправке, и Геральт уже забирается на водительское сидение, когда что-то настойчиво вибрирует в кармане куртки.
— Кто ещё…
Он даже поворчать, как следует, не успевает. Звонит Лютик, — но шокирует Геральта не это.
Сообщение отправлено, успевает увидеть он на экране, на автомате принимая звонок.
— Слушаю.
— Помнишь, что я тебе всегда говорил и буду говорить?
— Э-э… — говорит он, ухом прижимая смартфон к плечу, — Погоди, мне бы выехать…
— Мы в ответе за тот пиздец, который мы натворили. Это твой звёздный час, Геральт. Пользуйся им, — тараторит в трубку Лютик, всё ещё ничего не объясняя. — Ты уже освободился?
Чудо, что он выезжает на шоссе, не столкнувшись ни с кем на повороте с заправки. Сердце подскакивает в груди, стукаясь о рёбра: тон Лютикова голоса не обещает ничего хорошего. Какой ещё час? Что опять могло стрястись? Цири в порядке, Йен добралась домой… Ламберт? Эскель?
Ре… Нет. Нельзя даже мыслями касаться этого имени.
— С чего вдруг?
— Ещё нет?! Тогда бросай все свои дела, живо!
— Да что стряслось, чёрт возьми?! — взрывается сбитый с толку Геральт, — Я тебе что, бабка-гадалка?! Говори человеческим языком, Лютик!
Here’s my chance, доносится из приоткрытого окна. Хит друга звучит из каждого утюга, распевая приедающиеся строчки. Он ещё не знает, насколько они пророческие, — так, может, и не стал бы раздражённо крутить ручку для подъёма стекла. Пикап накрывает тишиной, и, затаив дыхание, Геральт слышит только шум крови в сосудах, стремительно бегущей к сердцу…
…И совсем не ожидает, что Лютик заорёт в трубку:
— Ты что, не в курсе?! Регис только что прилетел в Новиград! Немедленно езжай домой!
***
Снег сыплет на город так нещадно, что, кажется, ещё немного, и накроет сугробом с головой.
Колёса буксуют, но он выжимает максимум газа, пересекая перекрёстки и однозначно нарушая целую кучу дорожных правил. Наплевать. Новость неожиданная, невозможная, как упавший на город метеорит, и ему нужно убедиться как можно быстрее в её реальности. Может, Лютик лжёт? Может, это какой-то злобный розыгрыш? Зараза, но он же поклялся бороться со своим недоверием, и оттого ему становится ещё страшнее. Что ж, будь это всё-таки невероятной, но правдой…
Что ему, чёрт возьми, делать? Заехать к Весемиру и переодеться? Купить цветов? Ну, нет, здесь он уже сходит с ума, но сейчас и такое простительно. Сердце пухнет и болит, требуя внимания, но Геральт приказывает ему молчать, прислушиваясь к последним трезвым мыслям. Нужно подойти к разговору, как мужчина. Как тот, для кого самочувствие Региса куда важнее собственных желаний. Как тот, кто готов признавать свои промахи не меньше, чем сам вампир.
Стоя на светофоре, он рассеянно улыбается себе под нос, покрепче сжимая руль. На самом деле Регис и представить себе не сможет, как многому его научил. Прощению и пониманию. Возможности поставить себя на другую сторону баррикад. Вниманию к близким… Большей чуткости и мягкости, что ли. Способности позволять другим быть самими собой, не держа на них пустых обид. Холера, Регис дал ему так много уже одним знакомством, — неспроста же ему было не по себе даже после убийства обыкновенной кладбищенской бабы. Не может он нормально уничтожать чудовищ, когда сам вот-вот лишится другого чудовища.
Самого необыкновенного чудовища в его жизни, определённо.
Вздохнув, он паркуется рядом с домом и выходит, набрасывая на голову капюшон толстовки. Что ж, сейчас или никогда; пора бы уже, в конце концов, перестать бояться признавать очевидное. Каким бы ни были его чувства, насколько бы ненужными ни ощущались… Йен права, как ни крути, и они все заслуживают честности. Правды, что бы за ней не пришло в ответ.
Всё будет к лучшему, напоминает он себе её слова. Трусить – последнее, что сейчас можно себе позволить. Видят боги, тяжело собрать себя по кускам, но это необходимо, если он не хочет похерить ещё одну дружбу. Да, надо сфокусироваться на этом. Регис его друг, и неважно, как сильно придётся унижаться, чтобы вернуть хотя бы часть их прежней жизни.
Сырой ветер бьёт в лицо колючими росчерками, и он успевает поёжиться мыслям. Зараза, и как не хочется обременять Региса, ставшего таким близким… Региса, стоящего тысячи таких, как он, растяп-ведьмаков, не знающих, что делать со своей жизнью. Но, тяни он дальше, всё усугубится до невыносимых пределов. Натянув капюшон толстовки сильнее, Геральт оглядывается…
…И тут же видит его.
Высокого и худощавого в своём драповом пальто, накинутом поверх костюма. Видно, что он с дороги, — чемодан и большая кожаная сумка, исполняющая роль ручной клади, до сих пор щеголяют биркой из аэропорта, — и всё же Регис выглядит так, что у него начинает болеть в груди. Белая рубашка, строгий коричневый галстук, жилет под пиджаком… Осторожными шагами вампир подходит к нему, спокойный, сверхъестественно-незыблемый, как привидение.
Снег ему к лицу. Белые хлопья падают ему на макушку, припудривая пряди волос, и отражаются бликами в чёрных глазах, завораживающих в своей красоте.
— Здравствуй, Геральт.
— Ты почему здесь? — опешив, брякает Геральт — и тут же отвешивает себе мысленную затрещину. — Что-то с презентацией?
— О, отнюдь. Грант, если хочешь знать, уже подтверждён, — через силу улыбается Регис, вымученной, насквозь искусственной улыбкой.
— Так это отличные новости, док. Поздравляю, что ли, — невнятно бубнит он, сам не понимая, что именно его настораживает.
Надо сказать, даётся это непросто. При всей сумбурности появления и очевидной усталости Регис всё ещё кажется ему самым прекрасным созданием на свете, — и всё же кое-чего в его облике не хватает. Не такой сдержанности Геральт ожидал после его победы. Даже с учётом… вчерашнего.
Зная Региса, тот бы так и светился от радости, как ни пытался бы это скрыть.
— Увы, поздравления здесь бессмысленны, друг мой.
— Это ещё почему?
— Я отказался от гранта в ту же секунду, как были оглашены результаты, — неожиданно говорит Регис, — Потому как посчитал, что его заслуживают получить более достойные кандидаты.
На секунду Геральту даже кажется, что он просто переутомился после двух перелётов.
— Что значит… отказался?!
— Я был вынужден. Иначе мне пришлось бы презирать себя до конца веков, — опускает глаза вампир, и лицо его приобретает совершенно нечитаемое выражение. — Во всяком случае, после той ошибки, которую я совершил… Словом, я не смог позволить себе уехать, не исправив последствия своих опрометчивых решений.
Вот оно что.
— Из-за меня? Только не начинай, док, — ёжится Геральт. — Скажи мне, что грант можно вернуть в случае чего. Но вообще… Лучше бы ты предупредил меня заранее. Глядишь, и отказываться бы не пришлось.
— О, нет. Боюсь, у меня не было времени на раздумья. К несчастью, любовь к… определённого рода риску… до сих пор осталась моей дурной чертой.
