Проблема первая. Прямо сейчас он гейский гей. Нет, обыкновенно он предпочитает женщин, но и Grindr на всякий случай завёл, чего тут скрывать. Просто давно в его жизни не случалось красивых мужиков, и, наверное, есть у этого медицинское название. Как по-латыни называется недотрах? Надо будет спросить Региса, но, если Регис сейчас откроет рот, придётся переходить ко второй проблеме.
Проблема вторая. Прямо сейчас он живёт с красивым мужиком, который технически хоть и не мужик — то есть, мужского пола, но… А, ладно. Достаточно разуть глаза и посмотреть на факты: даже будь Регис обыкновенным, он бы точно положил на него глаз. Да лет двадцать назад, не знай Геральт, кто перед ним, вампир вполне бы мог стать толчком к его осознанию своей ориентации. Как-то сами собой в поле зрения попадают и его точёные черты, и худые, но жилистые руки, и поджарые икры, и…
Мелитэле, там и на груди силуэт какого-то зверя. Где ещё у него татуировки?
— Всё в порядке, Геральт? Прости, но твоё сердцебиение начинает вызывать у меня беспокойство. Можем оставить это занятие, если ты изменил мнение.
— Просто не думал, что мне устроят чёртово шоу, — хрипит Геральт, — В следующий раз делай анонс.
— …Ч-что?
— Неважно. Вставай-ка поудобнее и повторяй за мной, — говорит он и расставляет ноги пошире, ставя ладони на бёдра.
I’m sexy and I know it, уже напористо повторяет трек, наполняя комнату отзвуками басов. Точнее и не скажешь.
— Разминка, док. Начнём с шеи. Движение по кругу, но не запрокидывай назад.
— Так? — спрашивает вампир и чуть отклоняет голову, обнажая белоснежный мрамор шеи.
В горле в ответ на это мгновенно пересыхает. Зараза, дёрнул же его чёрт выполнять роль тренера.
— Так. Двадцати повторений должно хватить. Р-раз, два…
В голове вертятся все известные ему сценарии одного конкретного жанра кинематографа. Не смотреть, не смотреть… Постепенно они разминают и шею, и плечи, и Регис болезненно морщится, слыша, как хрустят суставы. Впрочем, с упражнениями вампир расправляется так же, как с исследованием: не ноет и не возмущается нагрузке, но послушно ведёт плечами назад или наклоняется в стороны, скручиваясь по примеру Геральта.
— Теперь вперёд. Я помогу, док, — и Геральт подходит ближе, неожиданно задерживая дыхание. — Тебе нужно сохранять прямой угол. Наклонись и вытяни руки, и…
И там всё-таки оказывается зверь. Волк, отчаянно сцепившийся в смертельной схватке с коршуном, отчётливо проглядывается на бледной груди в вырезе майки. В голове шумит, и не верится, что он в самом деле это видит, — не бывает таких совпадений. Может, это снова отсылка на какую-то классику, но волчий контур на вампирской коже…
— Вот так, Геральт? Геральт?
Ты извращенец, который пялится на своего соседа, мысленно ругает себя Геральт.
— Отлично, — выдыхает он и отходит за спину Региса, от греха подальше. —Теперь наклоняйся сильнее. И не забывай про поясницу. Не забывай, говорю!
Конечно, про поясницу Регис забывает мгновенно, чуть горбясь в наклоне. Нахмурившись, Геральт кладёт руку на его спину и давит, заставляя прогнуться как следует.
— Мне несколько…
— Тянись, — перебивает он, — Сейчас мышцы заработают. Ещё немного, док.
Грязный, грязный извращенец, шепчет голос в глубине разума. Рука всё ещё лежит на Регисовой пояснице, тёплой и напряжённой, как струна. Хочется надавить ещё сильнее, посмотреть, как красиво выгнется контур его позвоночника… Поднять майку и открыть тайну крыльев, которые проглядываются в основании его шеи…
— Достаточно, — отшатывается, как ошпаренный, Геральт, и чудо, что Регис его не видит. Ни его лица, вечно выдающего эмоции, ни других… более заметных свидетельств, что он думает о происходящем. В ушах звенит, будто его здорово приложили головой в бою. Впрочем, может, так оно и есть.
Правда, какой-то неправильный вышел бой. То ли он сдох, то ли наоборот воскрес, вознёсся и прозрел, осознав истину, всё это время бродившую рядом с ним.
— Пожалуй, это определённо было на пользу. Благодарю, друг мой. Боль меня больше не беспокоит, — выпрямившись, улыбается ему Регис своей привычной тёплой улыбкой.
Очень зря. Потому что сердце реагирует иначе: ускоряет бег так быстро, что становится тяжело дышать, и Геральт поспешно ретируется, буркнув что-то невнятное в ответ. Мысли, которые рождаются после, ему совсем не нравятся, и приходится принять ледяной душ. Но ночью…
Глубоко за полночь он просыпается от кошмара, в котором не то волка, не то его самого в теле волка отчаянно клюёт коршун. Образ мигом поднимает в глубинах разума неприятно ноющее чувство, — слишком уж сильно похожее на рану в брюшной полости, но всё же другое. Это Геральт знает точно: за все десятилетия работы он привык слушать и распознавать сигналы подсознания. Рефлексы у ведьмаков работают сильнее любой логики, — и беда в том, что говорят они вовсе не то, что хочется слышать.
Да и волк в его сне, растерзанный безжалостными когтями, издыхает к утру.
Так, как и должно быть с зазевавшимися ведьмаками.
***
Сперва он старается отвлечься. Чувство шевелится внутри, требует обращать на себя внимание, как заживающая рана требует расчесать её, содрать до крови едва заросшую коросту. Давай, окунись в меня, шепчет оно, указывает на детали, раньше не замеченные. Узловатые суставы бледных пальцев, манеру покусывать ручку перед тем, как что-либо записать. Вездесущий травяной парфюм. Маленькие улыбки за завтраком, блеск чёрных глаз, стоит их обладателю дойти до какого-то важного умозаключения. Все эти белые рубашки, плащи, с каждым днём становящиеся более тонкими из-за близости лета…
Слишком много «за», перевешивающих самые трезвые «против», как Геральт ни старается.
Какое-то время ему кажется, что дело в похоти. У него просто давно не было секса, вот и клюёт на того, кто хотя бы не плюётся в него ядом. Один визит в Пассифлору, и все глупости как рукой снимет… Так думает Геральт, пока не возвращается после одного из рандеву разочарованный, обозлённый на весь мир, на тех, кто придумал ведьмаков, но особенно — на себя.
— Лютик, — спрашивает он у друга, заявляясь к тому в квартиру вечером: видеть Региса сейчас, в острой фазе, почти невыносимо. — Лютик, я вообще мужик?
— Только не проси меня проверять! — вскрикивает тот, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. — Это что за вопросы, Геральт? У тебя, часом, не бред? Температура? Понос? Высыпания на гениталиях?
Лучше бы так всё и было, раздражённо думает Геральт, одновременно.
— Хрень какая-то. Полгода никого не было, а…
Тут он мнётся и делает неопределённые жесты руками. Просто потому, что. Лютик и сам должен его понять… Не объяснять же такое, в самом деле.
— Хм-хм-хм, — задумчиво кряхтит тот: — И давно это у вас, голубчик? Не пробовали таблеточки? Укольчики?
— Заканчивай, блять, паясничать!
— Ладно, ладно! — прерывает тираду Лютик, чуть не подпрыгивая от азарта. — Ну, и кто она? Я её знаю?
— Ч-чего? Кто ещё?
— Твоя дама сердца, балда! И долго ты планировал молчать?
Поражённый, он смотрит на Лютика, пытаясь понять, не шутит ли тот. При всём желании и ясности ума, но Регис… Если Лютик намекает на то, что Геральту кажется, то дела у него плохи. В последний раз его друг так называл Трисс, интрижка с которой закончилась скомканным и неловким прощанием. Сколько раз Лютик использовал эту фразу, столько же раз его пассии уходили, оставляя Геральта без сожалений в пустой квартире.
Впрочем, теперь всё по-другому. К тому же, на даму сердца Регис не похож даже, если Геральт напьётся до синих чертей и зальёт всё это сверху Чёрной кровью.
— Не пори чепухи, — вздрогнув, бурчит он.
— Как можно! — притворно ахает Лютик, — Все симптомы налицо! Ты что, не слышишь, как вздыхаешь каждые пять минут? Зуб даю, кто-то запал в твоё ведьмачье сердечко!
— Если б ты каждый раз так клялся, уже копил бы на вставную челюсть.
— О-о, злишься, — значит, я прав! Ну, так какая она? Светленькая или тёмненькая? Пышка или худышка?
