Жюльетта покачала головой.

– Но мне действительно ничего не грозит, Жан-Марк. Я всего лишь расписываю веера и время от времени передаю сообщения.

– Всего лишь? – Губы Жан-Марка сжались. – Прекрасно. Когда в следующий раз пойдешь с каким-нибудь заданием от Эчеле, скажи мне, и я пойду с тобой.

– Нет! – Жюльетта попыталась скрыть отчаянную тревогу в голосе. – Я не хочу тебя впутывать.

– Тогда ты сама будь очень осторожна, хорошо? – Жан-Марк отпустил плечи Жюльетты. – Не волнуйся, я не собираюсь участвовать в этом заговоре. Моя единственная цель – не дать тебе сложить голову. Я обнаружил, что необыкновенно привязался к ней, как и к прочим восхитительным частям твоего тела. – Он направился к двери. – И, моя дорогая Жюльетта, я впутался во все это в тот день, когда в то первое утро увидел тебя бегущей через лес. Сейчас уже слишком поздно возвращаться и пытаться что-то изменить.

Попытка освободить королеву потерпела неудачу.

Жюльетта не могла в это поверить.

– Но мы же были так уверены, – опечаленно сказала она, когда Нана сообщила ей эту новость вечером в кафе «Дю Ша». – Все же было готово. Что могло произойти?

– В последнюю минуту сменили охрану, – мрачно отозвалась Нана. – Все до единого охранники, которых мы подкупили, таинственным образом получили вчера задания за пределами Тампля.

Жюльетта задумалась.

– Как же могло случиться такое? Что нам теперь делать?

– Продолжать попытки. Составить новый план. – Нана покачала головой. – Хотя, видит бог, времени осталось мало. По словам Уильяма, идет разговор о том, чтобы перевести королеву из Тампля в Консьержери – главную тюрьму. Если это произойдет, у нас будет мало шансов.

Жюльетта содрогнулась. Консьержери, мрачная жуткая темница, расположенная на расстоянии брошенного камня от Нотр-Дам, была последним шагом на пути к гильотине.

– А в Консьержери у вас кто-нибудь есть?

– Мы там оплачиваем двух охранников, но нам потребуется гораздо больше. Будем искать пути к ее освобождению.

Двадцать девятого июля была сделана вторая попытка освободить королеву из Тампля, но и она провалилась так же, как и первая.

Третья была запланирована на десятое августа. В два часа ночи третьего августа королеву подняли с постели и перевели в Консьержери.

Четвертая попытка была сделана, когда королева ожидала суда в Консьержери, на этот раз в сотрудничестве с другой роялистской группой, руководимой бароном де Батцем. Она также оказалась неудачной.

Четырнадцатого октября 1793 года королева предстала перед обвинителями, и ее судили. Марии-Антуанетте было всего тридцать семь лет, но она уже переживала климакс, и у нее были сильнейшие менструальные спазмы. Но, несмотря на боль, она храбро защищалась от самых оскорбительных обвинений, какие могут быть предъявлены женщине, – начиная с лесбиянства и кончая кровосмешением. Все ее усилия были обречены с самого начала, и шестнадцатого октября королева была приговорена к смертной казни на гильотине.

– Ради всего святого, не ходи!

Жан-Марк в бессильном гневе смотрел на Жюльетту, спускавшуюся по лестнице. Темно-синее платье висело на ней, как на вешалке, а глаза на похудевшем лице казались огромными. В течение последних трех месяцев Жан-Марк с болью в душе наблюдал, как она быстро худела, а живость, озарявшая ее, постепенно таяла. Сегодня она казалась бледно-восковой и хрупкой, как лилия из Вазаро.

– Ты не можешь помочь ей, и не имеет смысла больше так мучиться.

– Все уже почти кончено. – Жюльетта, держась очень прямо, подошла к зеркалу в вестибюле и завязала ленты шляпки под подбородком. – Она должна увидеть меня и знать, что я не забыла о своем обещании. Теперь она не одна. – Жюльетта подняла глаза и встретилась в зеркале с взглядом Жан-Марка. – Но мне помогло бы, если бы ты поехал со мной. Я знаю, что навязываюсь, и пойму, если ты не захочешь…

– Конечно, я поеду. – Голос Жан-Марка звучал грубо. – Почему бы и нет? Кто-то же должен быть там, чтобы подхватить тебя, когда ты хлопнешься в обморок. Смерть на гильотине – не слишком красивое зрелище.

– Я знаю, – прошептала Жюльетта. – Это уродливо. А она всегда терпеть не могла уродства. Она хотела, чтобы все было красиво и… – Жюльетта закусила нижнюю губу. – Я должна подойти очень близко к эшафоту. Она должна увидеть меня. Обещаю, что не упаду в обморок.

Жан-Марк подошел к ней сзади и ласково обхватил руками ее шею.

– Она увидит тебя. Мы позаботимся, чтобы так и было, – приглушенно сказал он. – Идем.

В течение долгого пути на площадь Революции Жан-Марк держал Жюльетту за руку. Когда они подъехали к боковой улочке и сошли с экипажа, он решительно повел ее на площадь, протолкался через огромную возбужденную толпу и нашел им место прямо перед гильотиной.

Жан-Марк снова взял Жюльетту за руку, когда толпа радостно взревела при виде подъезжающей к эшафоту тележки с королевой.

Мария-Антуанетта была одета в белое платье из пике, белую шляпку, черные чулки и красные прюнелевые туфли на высоком каблуке. Эта нарядная одежда представляла разительный контраст с ее стриженой головой, запавшими щеками и испуганными глазами.

Жюльетта попыталась проглотить душивший ее комок в горле. Она не должна упасть в обморок.

Королева должна увидеть ее.

Надо бороться с дурнотой, бороться с отчаянием. Скоро ей станет лучше. Она ведь пообещала Жан-Марку, что не лишится чувств.

Королева поднялась по ступенькам. Дойдя до эшафота, она споткнулась и наступила на ногу палачу Сансону.

– Извините, месье, – запинаясь, произнесла она. – Я нечаянно.

Жюльетта едва могла видеть сквозь пелену слез. Толпа ревела от восторга, и королева в отчаянии оглядела ее в надежде на помощь, которая не придет.

Она должна увидеть Жюльетту.

Девушка развязала ленты шляпки под подбородком и сорвала ее с головы, одновременно шагнув в сторону эшафота.

Наконец затравленный взгляд Марии-Антуанетты упал на Жюльетту. На мгновение ее искаженное ужасом лицо едва заметно осветилось.

А потом палач подтолкнул ее к гильотине.

Спустя минуту Сансон торжествующе поднял голову королевы под одобрительные крики толпы.

Но Жюльетта этого уже не увидела. Жан-Марк, расталкивая толпу, силой тащил Жюльетту через площадь к боковой улочке, где их ждал экипаж.

– Я потеряла шляпку, – безжизненным голосом сказала Жюльетта. – Наверное, уронила на землю рядом с эшафотом.

– Да. – Они вырвались из толпы, Жан-Марк обхватил ее за талию и поспешно бросился к экипажу.

– Она увидела меня. Ты видел ее лицо? Всего на минутку, но она увидела меня.

– Да, она знала, что ты там. – Жан-Марк открыл дверцу и подсадил Жюльетту в экипаж. – Домой, – бросил он кучеру и сел рядом с девушкой.

Он притянул Жюльетту в свои объятия и, когда экипаж покатил по булыжным мостовым прочь от площади Революции, стал баюкать ее. Сердце Жан-Марка разрывалось от жалости к девушке.

– Я не потеряла сознания. Я же пообещала тебе, что не…

И Жюльетта упала на его руки в глубоком обмороке.

Проснувшись, Жюльетта обнаружила, что лежит в постели Жан-Марка. Она была раздета, если не считать белого атласного капота. Жан-Марк лежал рядом с ней обнаженный, держа ее в объятиях с той же силой и нежностью, с какой обнимал в экипаже. Бархатные шторы на окнах были задернуты, а в подсвечнике на другом конце комнаты горели длинные белые свечи.

– Мне очень жаль, – прошептала Жюльетта. – Я не сдержала слова. Я не хотела причинять тебе столько хлопот.

– Лежи спокойно. – Слова Жан-Марка прозвучали грубо, но ласковый поцелуй в висок выдавал, что грубость эта – напускная.

– Это когда-нибудь кончится? – горько спросила Жюльетта. – Столько крови… – Она с минуту помолчала. – Они радовались, глядя, как ее казнят. Ты слышал, как они орали?

Жан-Марк не ответил.

– С чего им так веселиться? Неужели они не поняли? Она не была блистательной женщиной, как мадам де Сталь, она была совсем обыкновенной. Она совершала ошибки, но никогда не была по-настоящему жестокой.