Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Это вас беспокоит?

Девушка кивнула.

– Обычно многие люди так легко прочитываются. Мне важно проникнуть под кожу.

– Зачем?

– Я собираюсь стать великой художницей и должна познать суть человека, – просто ответила Жюльетта.

– Припоминаю, что, когда я только проснулся, вы выразили желание написать меня. Вы серьезно хотите стать художницей?

– Я просто буду великой художницей. Я намерена учиться и работать, пока не стану великой, как да Винчи или дель Сарто. Знаете его фреску «Рождество Богородицы»?

– Да, и восхищаюсь как его росписью, так и вашей уверенностью.

– Вы хотите сказать – самоуверенностью. Художникам нельзя скромничать, иначе их талант погибнет. Я не… Что вы так странно на меня смотрите?

– Раздумываю, сколько вам лет?

Жюльетта нахмурилась.

– Четырнадцать. Какое это имеет значение?

– Может быть, очень большое. – Жан-Марк закрыл глаза.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мне сейчас лучше поспать. Бегите в свою комнату.

Жюльетта не двинулась с места. Жан-Марк открыл глаза.

– Я сказал: идите к себе. А лучше всего вам отправиться во дворец завтра утром.

У Жюльетты как-то странно сжалось сердце.

– Вы хотите, чтобы я уехала?

– Да. – Жан-Марк говорил резко. – Вы здесь мне не нужны.

Жюльетта упрямо сжала рот.

– Нет, нужна. Вы слабы, как младенец, и еще несете чепуху. Думаете, мне будет приятно вспоминать, что, будучи обязанной вам жизнью, я позволила вам умереть, не успев расплатиться? Я не такая, как моя мать. Я ничего не беру, не давая взамен.

Жан-Марк сузившимися глазами посмотрел девушке в лицо.

– Ваша мать?

Жюльетта нетерпеливо тряхнула головой.

– Я не желаю о ней говорить. – Она вздернула подбородок. – Я тоже должна оказать вам услугу. Я уже отослала сообщение королеве, что остаюсь до вашего выздоровления, до тех пор, пока вы не будете в состоянии приехать в Версаль и принять ее благодарность.

– Вы скоро пожалеете, что остались. Я терпеть не могу болеть.

– А я не жалую пациентов с дурным нравом. Вы быстро поправитесь, чтобы избежать моих забот.

Губы Жан-Марка невольно тронула улыбка.

– В ваших словах что-то есть. – Он неожиданно сдался. – Оставайтесь, если хотите. Кто я такой, чтобы отказываться от нежных забот отважной мадемуазель, ради которой пролил кровь?

Жюльетта повеселела.

– Естественно, я не допущу, чтобы мои занятия живописью были прерваны из-за ухода за вами. Пожалуй, поставлю мольберт в том углу у окна. Там очень хороший свет. – Девушка улыбнулась. – Я уверена, мы прекрасно поладим.

Жан-Марк устроился поудобнее и закрыл глаза.

– Когда-нибудь я, возможно, напомню вам, как пытался отослать вас прочь.

– Когда-нибудь? – Жюльетта покачала головой. – Недели за две вы совершенно поправитесь, и мы расстанемся. Никакого «когда-нибудь».

– Это верно. У меня, по-видимому, жар.

– Правда? – Жюльетта дотронулась до его лба и тревожно нахмурилась. Потом она облегченно вздохнула. – Пока нет.

– Нет? – Глаза Жан-Марка оставались закрытыми, но он странно улыбался. – Пока нет, – прошептал он. – Когда-нибудь…

* * *

Жар у Жан-Марка начался поздно вечером.

Жюльетта обмывала его прохладной водой, держала холодное полотно на лбу и старалась удержать его на кровати, когда он рвался бежать.

В середине ночи жар сменился страшным ознобом. Жан-Марка трясло, судороги корежили тело. Они беспокоили Жюльетту больше, чем жар.

– Мне… это… не нравится… – Жан-Марк стиснул зубы, чтобы они не стучали. – Это должно научить меня, как глупо… – Он замолчал, тело снова ломали судороги. – Дайте… мне еще одеяло.

– На вас уже три. – Жюльетта быстро приняла решение. – Подвиньтесь.

– Что? – Жан-Марк тупо смотрел на девушку.

Она отбросила одеяла, легла рядом и прижала его к себе.

– Успокойтесь! – Жюльетта почувствовала, как он напрягся. – Я не собираюсь делать вам больно, просто согрею вас. Я часто обнимала так Людовика-Карла, когда его ночью знобило.

– Я не двухлетний ребенок.

– Вы слабы, как писклявый младенец. Какая разница!

– Полагаю, многие с радостью перечислили бы все… различия.

– Ну так мы им ничего не скажем. Вам стало теплее?

– Да, гораздо.

– Вот и хорошо. – Жюльетта с облегчением ощутила, что Жан-Марк почти перестал дрожать. – Я буду лежать с вами, пока вы не заснете. – Она протянула руку и ласково погладила его по волосам – так она обращалась с Людовиком-Карлом. Через несколько минут девушка нетерпеливо заметила:

– Вы не успокоились. Вы напряжены, как камень.

– Надо же, как странно! А может, я просто не привык, чтобы особы женского пола забирались ко мне в постель только ради того, чтобы меня «успокоить».

– Ситуация необычная. – Жюльетта приподнялась на локте и сурово посмотрела на Жан-Марка. – Вы не должны думать обо мне как о женщине. С вашей стороны это нехорошо.

– Я попытаюсь. Буду думать, что вы толстое шерстяное одеяло или горячий, согревающий кирпич.

Жюльетта кивнула и снова улеглась рядом.

– Вот это правильно.

– …Или пахучий овчинный коврик.

– От меня не пахнет. – Девушка нахмурилась. – Или пахнет?

– …Или лошадь, вся в пене после долгого бега.

– У вас что, снова жар?

– Нет, я просто расширял образ. Теперь мне с вами гораздо легче.

– Непонятно, чему вы улыбаетесь?

– Вы странная жен… то есть странный овчинный коврик.

– У вас действительно жар.

– Возможно.

Однако на ощупь лоб Жан-Марка был чуть теплым, а дрожь, сотрясавшая его тело, почти прекратилась.

– Спите, – прошептала Жюльетта. – Я здесь. Все хорошо.

Спустя несколько минут она почувствовала, как Жан-Марк расслабился и его дыхание стало глубже. Наконец он провалился в глубокий сон.

3

– Вы уже достаточно долго рисуете. Сыграйте со мной партию в «фараон».

Жюльетта, не глядя на Жан-Марка, добавила желтого в зелень деревьев на картине, стоявшей перед ней на мольберте.

– Что?

– Сыграйте со мной в карты.

Девушка бросила через плечо взгляд на Жан-Марка, лежавшего на кровати в другом конце комнаты.

– Я занята.

– Вы заняты уже четыре часа, – сухо заметил Жан-Марк. – И проведете еще столько же времени за мольбертом, если я не заявлю о своих правах скучающего раздражительного пациента, которым пренебрегают ради драгоценных красок и холстов.

– Одну минуту.

Вернувшись к своему занятию, Жюльетта почувствовала взгляд Жан-Марка на своей спине.

– Расскажите мне, на что это похоже, – неожиданно сказал он.

– Что?

– Рисование. Я следил за вашим лицом, пока вы работали. На нем было совершенно удивительное выражение.

Жюльетта очнулась. Рисуя, она забывала обо всем на свете. Она была счастлива. Каждый мазок на холсте затрагивал одну из струн души, и та пела, страдала, взмывала к небесам. Жюльетте казалось, что во вселенной она одна. А сейчас она почувствовала беспокойство. Он лежал в комнате на кровати и часами наблюдал за ней, следил за ее лицом. А ведь ее искусство было очень личной страстью. Поняв, что Жан-Марк изучает ее ощущения за работой, она почувствовала себя обнаженной.

– Рисовать – это… приятно.

Жан-Марк негромко рассмеялся.

– Я бы не сказал, что вы нашли верное определение. Вы работали в таком возбужденном и восторженном состоянии и в своей экзальтации напоминали святого, воспарившего на небеса.

– Вы просто богохульствуете. Я уверена, вы не знаете об ощущениях святого. И вам не понять, что он испытывает.

– Но вы-то знаете? Расскажите мне.

С минуту Жюльетта молчала. Она никогда не пыталась выразить словами то, что чувствовала за работой, и ни с кем не делилась своими ощущениями, но тут неожиданно поняла, что хочет, чтобы он знал.

– Меня окутывает лунный и солнечный свет… Я пью радугу, все цвета и оттенки в мире пьянят меня. Мне все удается, и это так прекрасно, что мне больно. – Девушка не сводила глаз с картины. – А иногда я ничего не могу сделать как следует, и это тоже больно.

8
{"b":"8011","o":1}