– Катька пошла за пиццей, точно вам говорю.
– Чего? Пиццей? – я даже удивилась. Катька ведь такая то-оооненькая. Как перышко.
– Мы после физры идем по магазинам, а в столовке есть не охота. Я вот не завтракаю никогда, поэтому сейчас самое время для пиццы, – доходчиво объяснила мне Ксюша, подруга Катьки.
– Хочешь с нами? – вдруг спросила у меня Маша. – Хотя тебе, наверное, лучше сгонять в спортзал.
– А мы пойдем кушать…
– Зачем мне в спортзал? Я не люблю всякое железо тягать.
– Ты такой родилась? Я про талию. И ножки.
– Да! Родилась! Что вам не нравится? – я уже начинала на них злиться.
– Нужно бы поменьше. Просто не ешь и сходи в зал. Или побегай.
– Ненавижу бег.
– Тогда не бегай.
Прозвенел звонок. Они поднялись и ушли. Я поплелась следом. После раздевалки заглянула в уборную, где было заляпанное зеркало, но зато оно отображало меня в полный рост. Ну-ка, что тут у нас? Русые волосы в косичке, еле достающей до лопаток. Круглое лицо с красными пятнами – я забыла про крем, который все равно не помогает. Шея с синей линией внутри. Плечи, которыми можно двигать – только пришей крылышки от костюма феи с детского утренника. Футболка, под которой все болтается, особенно при ненавистном мною беге. Тело. Просто тело. Как у мамы. Не как у девочек. Брюки явно больше, чем у них. Потом ноги. Не как сосиски, а как сардельки. Стопы в кроссовках обычного женского размера. Мне хотелось заплакать – я не вписываюсь в этот мир. Буквально не помещаюсь. Смахнув слезу к братьям и сестрам из пыли, я кое-как нашарила в рюкзаке ежедневник.
«Плохо бегающая Линда, одиннадцатое сентября.
Сегодня я бегала на физкультуре долго-долго, а в обмен на все это получила четыре. Мои одноклассницы могут кушать пиццу. Я поняла, что больше их. А чем твое тело меньше, тем проще тебе его носить. Кажется, поэтому мне и не досталась пятерка на этот дурацкий беговой норматив. Кто-то брякнул цифру в двенадцать минут и пятьдесят секунд, а мы должны за ней носиться. В буквальном смысле. Кто вообще все это придумал? Конечно, общество. Все это люди! Люди виноваты в своих бедах! Из-за глупых правил одни что-то могут, а другие – нет. И этим другим придется попотеть, чтобы стать нормальными. Или хотя бы – как все. Ощущение, что и мне придется. И я правда толстая девочка. Толстая Линда. Мне нельзя пиццу из столовой. Стыдно. Лучше, чтобы меня вообще никто не видел, пока не стану такой, как надо. А как надо? Как все надо».
Глава третья
Я добралась до пятницы. Назрел вопрос: а дальше? Почему не найдется цель? Где мой смысл? «Стараться. Вырываться из трясины. Худеть…» После пятницы будет суббота, когда мы пойдем гулять в парк, как обещала недавно мама. Прогулка – это отлично! Дело даже не в уставших от монотонности глазах или напряженной спине. Я просто хотела. Нет ничего плохого в том, чтобы побродить с семьей. Правда, Петька наверняка будет убегать и гонять несчастных голубей. А я подвигаюсь, пока буду его ловить. Я буду быстрой и стремительной. Местами – даже ловкой. Я буду активна. Буду жива. В конце концов я не виновата в том, что город и родной дом вынуждают меня быть… тучкой. А после недавнего наблюдения своих крупных ног в замызганном зеркале – кучкой. Главное, что не гнилых фруктов – я всего-навсего девочка. Пока что.
Солнце заглянуло. Открыла глаза. Потянулась без улыбки. Блики играли на шторе, неловко прокрадываясь в наш зал, как будто боялись побеспокоить меня и поэтому ждали в нерешительности. Мы спали вместе, но было тихо – никто не сопел и не хрюкал, давясь слюной. Спать нужно уметь, и делать это аккуратно – тоже. Я соскользнула на пол из-под одеяла и наступила на плед, который валялся около дивана. Отправилась в ванную взглянуть на свое отражение свежим утренним глазом. Я обнаружила щеки – красные и с контуром. Вспомнила девочек и девушек – у них не так. Чуть приподнялась на носочки. Мой живот широкий. Нужно не так. «Придется с чего-то начинать. Но с чего?»
Я уже давно решила, что в моей беде виновата мама и ее жареные котлеты. Виноват также и город, что нещадно льет на меня дожди и туманную сырость. Виноват, ко всему прочему, и Петька – он маленький, и к тому же – мальчик. Ему точно не надо беспокоиться о фигуре. И о весе. Кстати, о весе! Не припомню, чтобы у нас дома когда-либо имелись весы. Они никому не нужны – все мы счастливые люди. Кроме меня. До этого момента.
Горячие слезы начали было собираться где-то внизу глаз и готовиться к выходу в свободное течение, но я попыталась сдержаться. «Линда, ты сильная. Ты сильна, как никогда прежде. Сейчас у тебя есть цель. Небольшая такая цель, но главное, что она есть. Ты приведешь себя в порядок, чтобы чувствовать себя спокойно и не ловить косые взгляды. Жаль, что придется сделать это одной. Ты сейчас не можешь ничего изменить вокруг, так что попробуй сделать это изнутри. Поменяй себя. Стань как девочки. И как взрослые. Пора взрослеть. Начни контролировать себя. Делай через «нехочу». Начни делать сегодня. Сегодня суббота, тринадцатое сентября. Самое время. Не ошибешься», – я твердо пообещала себе начать путь к новой себе. А там, глядишь, и тучи расступятся, и туман рассеется, и Петька подрастет. Может быть, родители купят квартиру получше и попросторнее. Или я просто стану меньше.
Я вернулась на диван и накрылась теплым и пахнущим всей нашей кожей одеялом. Никто не шелохнулся – по утрам субботы всегда так. Вдруг кто-то схватил меня за руку и утащил…
…Это был поток, словно какой-то волшебник со всей силы нажал на рубильник и потянул меня сквозь само время. Меня уносит, я не против. Новое – это всегда здорово. Не возражаю.
Мне три годика. Мы с мамой стоим в кабинете старого кирпичного здания, а надо мной нависает жуткого вида тетенька в белом. Я догадалась не сразу – это мы получаем первую справку в садик. На маленькой мне надето симпатичное розовое платьице в горошек, серые колготки и белые кроссовки на двух липучках. Я твердо держу маму за руку и побаиваюсь тетеньку. Потом слышу, как эта самая тетенька говорит что-то про мое чудесное розовое платьице в горошек! Что оно, дескать «жмет и сдавливает мне живот», но от этого я не умру страшной смертью. Жуткая тетенька просит маму не давать мне конфеты. И пряники. И крендельки. И сушки. И мармелад. Иначе «будет привычка». Мне все это надоело. Ну его, этот живот!
Лечу дальше. Мне семь лет. Я сижу за первой партой и испуганно смотрю на мою первую учительницу, а голову мне при этом щекочет нелепо развязавшийся белый бант. Рядом со мной сидит хилый мальчик. Сейчас я его имя не вспомню, но вел себя не так чтобы хорошо: тыкал в мою руку карандашом и шептал «корова, корова, коро-оова». Я оглядела класс и поняла, что на самом деле немного выделялась – все первоклашки были ниже и худее. «Тут мы дети. Нам все равно на это».
Теперь мне одиннадцать. Мама запихнула меня в какой-то кружок танцев. Справлялась я неплохо, но черный купальник трещал по швам. Я боялась, как бы он не лопнул. На шпагат я тогда не села, хотя у всех остальных получилось. «Но они давно занимаются, а я только пришла. Успею еще научиться. Не вечер». Тренер не ругалась, а просто натянула нагловатую улыбочку. Что бы это значило?
Вот мне и пятнадцать. Бегаю на физкультуре. Одноклассницы посмеиваются надо мной. И я решаю худеть. Немного. Правда, я еще не решила, как.
Я вернулась. Снова под одеялом. Снова повеяло жаром от мирно спящих рядом мамы с папой и брата.
– Так, подъем! Сегодня идем в парк! – скомандовал папа, не успела я и оглянуться. Хороший будет денек! И я это без сарказма – можно ненадолго прогнать проблемы. Повеселиться на горке, к примеру… Тут я мигом вспомнила, что нет ничего невозможного в том, чтобы я эту самую горку проломила. Так не годится! Нужно бы придумать что-то другое. Можно покататься на карусели. Ой, нет, не то! Там дети маленькие. Мало ли, испугаются. Или засмеют. Не знаю даже, что из этого хуже. Сегодня только один день. Потом будет лучше. Похудею и будет лучше. Но я ошиблась. Пока еще не знаю, в чем именно.