Помедлив, Мэттью приоткрыл дверь в гостиную и только тогда подумал, что стоило постучать. В комнате было сумрачно. Лампы не горели, и Мэттью не сразу заметил в кресле у окна темную фигуру. Палмер сидел лицом к комнате, а его взгляд был обращен куда-то в стену. Мэттью машинально обернулся в ту же сторону, но там не было даже картин. Только гладкая сиреневая стена. Палмер сидел прямо, но расслабленно. Не спал, но словно и не бодрствовал. За те несколько секунд, что Мэттью его рассматривал, он даже не шевельнулся. Было очень тихо.

Мэттью ощутил, как по спине пробежал озноб. Было что-то неправильное в этой застывшей безмолвной неподвижности. Словно он наблюдал за искусно сделанной восковой копией, а не за живым человеком.

Хотелось прикрыть бесшумно дверь и проскользнуть в комнату, которую Мэттью считал своей. Но с этим порывом он легко совладал. Набрав в грудь воздуха, он постучал и шире приоткрыл дверь.

— Добрый вечер! — прозвучало нарочито и даже слишком громко. Палмер не вздрогнул. Только повернулся к Мэттью лицом и улыбнулся приятной мягкой улыбкой.

— Добрый вечер. Зажгите свет.

Мэтью подчинился. Вспыхнула люстра под потолком, в хрустальных подвесках забегали яркие искры.

— Присаживайтесь. Как ваш первый день в Нью-Йорке?

— Спасибо. Хорошо. Я начинаю привыкать.

— Чем вы будете здесь заниматься? — Палмер закурил и подал портсигар Мэттью. Тот не стал отказываться.

— Мистер Уильямс предложил мне место в редакции его журнала. Ничего грандиозного — набирать тексты, помогать с бумагами.

— Звучит не слишком увлекательно, — протянул Дэвид. Мэттью подавил вздох. Легко рассуждать об увлекательности, когда нет необходимости думать, хватит ли денег на приличный ужин.

— Может быть. Но это литературный журнал. Я получу хорошую практику.

— Вы планируете связать свою жизнь с литературой?

Под пристальным взглядом Дэвида Мэттью снова стало не по себе, хотя в нем не было ничего враждебного. И все же такое внимание смущало. Сложно не смутиться в присутствии настолько красивого человека.

— Возможно, — промямлил Мэттью. Он помолчал, смакуя ароматный дым. Дэвид продолжал его рассматривать, как диковинного зверька, и Мэттью заговорил, чтобы скрыть неловкость: — По крайней мере получу полезные навыки. Придется освоить пишущую машинку. Прежде я едва с ней сталкивался. Может, заведу полезные знакомства. Лавкрафт тоже печатался в журналах.

— Вы не привезли с собой что-нибудь из его произведений? — вдруг спросил Дэвид. Мэттью не смог скрыть удивления.

— Лавкрафта?

— Такие, как вы, обычно, не расстаются с любимыми книгами.

Дэвид улыбался, но Мэттью от этого не чувствовал себя менее смущенным. Может быть, он уже бывал в его комнате? Конечно, это его дом, но Мэттью все равно была неприятна эта мысль.

— Может быть, я посмотрю, — ответил он сухо.

— Если найдете, я был бы рад прочесть что-нибудь, — как ни в чем не бывало продолжил Дэвид. — Хотите поужинать? Отметить ваш первый день в Нью-Йорке.

Мэттью опешил и тут же почувствовал вину. Он грубит человеку, который так внимателен к нему. Дикость.

— Я, пожалуй…

— Идемте, Марта уже все приготовила, — Дэвид поднялся первым. Сегодня он снова был в своем восточном одеянии, несмотря на то, что в квартире было прохладно. Но это его не смущало. Равно как и то, что он расхаживает в домашнем при совершенно постороннем ему человеке. Богема, сказала бы Хлоя, у них свои представления о приличиях.

Впрочем, Мэттью нравилось, как изящно Дэвид выглядит в своем костюме. Нравилась расслабленная легкость, с которой он держится. Как обволакивает шелк стройную фигуру. Дэвид сам походил на произведение искусства, а к искусству неприменимо понятия стыда. Разве кто-то стал бы винить Диониса за наготу?

На этот раз они направились в столовую. Здесь тоже было светло и просторно. Стены нежно-голубого цвета, мебель из темного дерева, легкие занавески на окнах. Огромный стол, рассчитанный человек на десять, был накрыт на двоих. К счастью, никакого пугающего количества столовых приборов Мэттью не обнаружил. Учитывая аристократические замашки Палмера, он бы не удивился, если бы у тарелки выстроилась целая батарея вилок.

Они сели. Дэвид держался легко и расслабленно, и Мэттью отчаянно пытался сделать вид, что ситуация не кажется ему дискомфортной.

— Вина? — предложил Дэвид, уже наполняя его бокал.

— Немного, — пробормотал Мэттью. — Спасибо.

На ужин было мясо с белым соусом и салат из свежих овощей. Мэттью невольно вспомнил рекламные проспекты ресторанов и кафе, изображающие изящно сервированные блюда. Интересно, сколько времени на все это потратила Марта? Стоит поблагодарить ее, когда увидит, подумал Мэттью.

Он потянулся к бокалу и сделал глоток.

— Как вам вино? — полюбопытствовал Дэвид.

Мэттью помедлил. Вкус был приятным. Не кислым, не сладким, очень сдержанным. Но чего стоит его мнение? Он прежде не пробовал ничего, кроме пива.

— Вкусное, — отозвался он, снова напялив свою привычную блейковскую улыбку. — Но я ничего в нем не понимаю, Дэвид…

— Ничего особенного понимать и не требуется, — Дэвид ответил ему мягкой улыбкой. — Покатайте его на языке. Чувствуете? Ягоды и легкое цветочное послевкусие.

Мэттью послушно сделал еще глоток. Дэвид внимательно следил за его лицом. В уголках его губ дрожала улыбка. Мэттью чувствовал только, как к лицу приливает кровь.

— Наверное, у меня нет к этому способностей, — покачал головой Мэттью, стараясь не смотреть на Палмера.

— Вам нужно просто попробовать еще, — возразил тот. И подлил ему вина. К концу третьего бокала Мэттью наконец показалось, что он чувствует привкус черной смородины, что привело Дэвида в восторг.

Говорили о ерунде. Мэттью постепенно расслабился, хотя никогда не считал себя мастером светских бесед. Покончив с ужином, они закурили, глядя на вечерний город. Небо очистилось, но Мэттью не видел ни одной звезды. Он потер глаза и прищурился. Ничего не изменилось. Над городом словно натянули темный бархат. Мэттью затянулся дымом. Голова слегка кружилась, в теле была приятная истома, как после теплой ванны.

— Расскажите что-нибудь о себе? — попросил он и удивился, как мягко и тягуче прозвучал его голос. — За день я совсем ничего о вас не узнал.

Дэвид лукаво улыбнулся, глядя на него из-под полуопущенных ресниц. Его изумрудные глаза влажно блестели. Левую сторону лица скрывала глубокая тень от падающей вперед кудрявой пряди.

— А что вы хотели бы знать обо мне? — спросил Палмер негромко.

«Все!»

— Что-нибудь, — пробормотал Мэттью, переводя взгляд на окно. В стекле отражалась его взъерошенная шевелюра. Неужели он весь вечер вот так выглядит? Щеки горели, не то от вина, не то от смущения. — Чтобы вы стали немного более реальным. Сейчас вы больше похожи на героев Эдгара По.

Дэвид рассмеялся, и Мэттью снова покраснел. Он не планировал говорить этого вслух. Но мысль так или иначе вилась у него в голове весь день.

— Каких? Может быть, Родерика Ашера? — Дэвид подпер голову рукой, подаваясь немного ближе. Тень на его лице от этого стала только резче.

Мэттью почувствовал, как по спине пробежал холодок, волоски на руках встали дыбом. И в то же время, это волнение отозвалось щекочущим теплом в животе, медленно захватывающим все тело.

— Я не… не имел в виду никого конкретного, — неуверенно возразил Мэттью. — Это просто ощущение.

— Не волнуйтесь, я понял, — Дэвид снова откинулся на спинку стула. Его лицо смягчилось. — Значит, Эдгара По вы тоже любите? Как насчет Бирса?

Мэттью с готовностью кивнул.

— А вы? — вставил он поспешно, пока Палмер не увел разговор в сторону.

— Я мало читаю в последнее время, — помедлив, признался Дэвид. Он потянулся за портсигаром и снова закурил, разлив по бокалам остатки вина. — Вы читали Фицджеральда?

— «Великого Гэтсби», — кивнул Мэттью, почти машинально приняв протянутый бокал.

— «По эту сторону рая» не открывали? Я прочел этот роман впервые лет в пятнадцать и возненавидел Блейна.