Выйдя из комнаты, он проверил гостиную и столовую, но Дэвида нигде не было. Часы показывали начало восьмого. Он наверняка еще спит. Мэттью ненадолго замер под дверью в спальню Дэвида. Оттуда сладко пахло благовониями и травами. Ему вспомнилось, как этот аромат сплетается с тонким запахом волос Дэвида. Его чувственные губы, касающиеся кончика сигареты. Изящные кисти. Прямой и насмешливый взгляд зеленых глаз. Белая ладонь, лежащая на зеркальной поверхности.

Мэттью вздрогнул и отшатнулся. Сердце заколотилось так сильно, что его ритм больно ударил по вискам.

Дальше в таком состоянии находиться было невозможно. Если не занять себя чем-то, он просто спятит. Дэвид говорил о книгах в его кабинете… Мэттью почти бегом добрался до следующей двери и дернул ручку. Заперто. Проклятье. Он врезал в дверь кулаком и ушибленное плечо тут же отозвалось резкой болью. Закрыв глаза, Мэттью несколько раз глубоко вздохнул. Когда успокоилась бьющая его дрожь, снова повернул ручку. Ничего не изменилось. Металл щелкнул впустую.

Рассеянно оглядев коридор, Мэттью пересчитал двери и сообразил — это та самая комната, в которую он уже пытался войти. Она и была заперта. Кабинет обнаружился за дверью напротив.

Мэттью нашарил выключатель, в разных концах комнаты вспыхнуло несколько светильников. Она оказался меньше, чем ожидал Мэттью, но все равно просторнее любой комнаты в его доме. Стены были обшиты темным деревом. Тяжелые портьеры задернуты, но не слишком плотно, так что сквозь них пробивался серый дневной свет. Рабочий стол стоял в самом центре, так что, сядь Мэттью в роскошное кожаное кресло, дверь оказалась бы по левую руку от него, а окна — прямо перед глазами. Рядом было еще одно кресло, поменьше, но располагалось оно не напротив, как, например, в кабинете мистера Уильямса, чтобы в него мог присесть посетитель, а по левую руку от рабочего места. На столе — пишущая машинка, телефон, прибор для письма, лампа и пара безделушек. Вдоль стен стояло несколько книжных шкафов, в углу — небольшой диван. Все в идеальном порядке. Мэттью провел пальцем по столу, качнул пресс-папье. Нигде ни следа пыли. И все же у него возникло ощущение, что кабинетом давно не пользовались.

Он сел в кресло. Осторожно придвинул машинку чуть ближе. На пробу нажал пару клавиш. Чувство было странным. Словно он играет во взрослого в отсутствие старших. Поерзав, Мэттью открыл ящик стола, но бумаги в нем не обнаружил. Зато там лежала фотография в деревянной рамке. Помедлив, он вынул ее.

С фотографии на него смотрел Дэвид. Непривычно, почти дико было видеть его в строгом костюме, вместо обычного восточного наряда. Он улыбался, обнимая за плечи девушку в темном платье свободного кроя. У девушки было его лицо.

Мэттью придвинул фотографию поближе к лампе.

Линия бровей, глаза, улыбка, острые скулы, аккуратный острый нос, овал лица — они были совершенно одинаковыми. Только волосы девушки были короче и едва прикрывали уши, ложась изящными локонами.

Близнецы.

Бликующий на стекле свет лампы раздражал. Неловкими пальцами Мэттью отогнул заднюю стенку рамки и вынул фотографию. На обороте было выведено неровным размашистым почерком: «Дэйви и Крисси. Март 1936».

Брат и сестра словно едва сдерживали смех, глядя в объектив. Два идеальных, совершенно одинаковых лица. Одного роста, тонкокостные, изящные. Крисси. Где она сейчас? Наверное, уже замужем. Почему Дэвид спрятал фото в стол? Во всем доме Мэттью не видел больше ни единого намека на то, что у Дэвида вообще есть сестра. Может, они поссорились? Мэттью попытался представить, что могло бы заставить его так старательно игнорировать существование Евы или Хлои, но ничего не вышло.

Мэтью еще раз взглянул на фотографию, прежде чем вложить ее обратно в рамку и убрать в ящик. Бумага нашлась в шкафчике слева. Мэттью потянул пару листов, и на пол со звоном выпал ключ. Тяжелый, серебристый. Мэттью покрутил его в руках и сунул назад.

Бумага, которую он нашел, оказалась уже исписанной. Мэттью наклонился и выудил из шкафчика всю пачку. Верхние страницы были покрыты машинописным текстом, но остальные, кажется, были чистыми. Он не собирался совать нос в чужие записи, это получилось как-то само собой. Всему виной старая привычка читать любой текст, что попадет на глаза. Тем более художественный.

Это оказалось что-то вроде черновика или подробного плана. История была о женщине, которая не могла выносить ребенка. Раз за разом она рожала мертвых детей и горько оплакивала каждого. Наконец, взяв тельце очередного малыша, который не смог бы дожить до утра, она отправилась в лес. Возвращаясь назад, женщина прижимала к груди ребенка. Живого, здорового и невероятно красивого. «Каждый год она приносила дары хозяевам леса и горячо молилась. А к концу девятого года собрала вещи и, гонимая страхом, бросила дом и сына, чтобы уберечься от платы за свой договор. И больше никогда не вернулась…». Мэттью почувствовал, как по спине ползет озноб и поспешно пролистал пару следующих страниц, чтобы заглянуть в конец этой жуткой сказки. Неужели Дэвид сочиняет подобные вещи?

Повзрослевший мальчик, прошедший полмира и несколько войн, пытаясь разыскать мать, забрел в густой лес. Обессиленный, уже умирая от жажды и голода, он наконец встретил хозяев леса, от которых бежала его мать. И они приняли его, как своего потерянного сына. Столь же прекрасные и совершенные, как и он сам. «И он ушел за ними, ни разу не оглянувшись».

Дочитав, Мэттью еще несколько секунд неподвижно пялился на последнюю строчку. История оставила неприятный осадок, хотя он не мог точно сказать, что вызвало такие чувства. Здесь даже был счастливый финал. Насколько вообще возможен счастливый финал в сказке, которая началась с мертвых детей.

Он убрал исписанные страницы в шкафчик, заправил в машинку чистый лист и хрустнул пальцами, стараясь выбросить историю из головы. Не стоило читать чужие черновики. Он ведь пришел сюда поработать.

Совладать с машинкой оказалось еще сложнее, чем ожидал Мэттью. Буквы на клавиатуре располагались в каком-то диком, нелогичном порядке. Нажимать их следовало с силой, чтобы символ четко отпечатался на бумаге, но осторожно, чтобы не попасть пальцем между клавиш. Пару раз это все же произошло, и Мэттью больно оцарапал кожу. Злясь и ругаясь себе под нос, он продолжал свои упражнения, не вникая в то, что печатает. А когда страница закончилась, обнаружил, что она исписана отрывками его же стихов. Собранные из двоящихся букв, случайных символов и опечаток, они показались ему еще более неловкими. Мэттью скомкал лист, швырнул его в корзину и заправил новый. Он напишет письмо Еве. Совместит необходимое и неприятное.

Ни о какой скорости речи не шло. Мэттью всеми силами старался не ошибаться, и все же работу пришлось начинать трижды. И хотя письмо получилось всего на две трети страницы, когда он закончил, время приближалось к обеду. Обессиленный, Мэттью откинулся на спинку кресла и потер лицо руками. Щетина кольнула ладонь. Мэттью вспомнил о запертой ванне, но теперь не ощутил прежнего ужаса.

Дэвид уже наверняка проснулся. Самое время с ним поговорить. Мэттью спрятал письмо в карман, небрежно смял черновики и, погасив свет, вышел в коридор. Тут снова было сумрачно. Свет потушен. Значит, Дэвид точно побывал здесь. Багровый сумрак действовал на Мэттью угнетающе. Он нашарил выключатель, зажигая все ламы. Почему Дэвид не оставит их гореть? Неужели ему доставляет удовольствие бродить в темноте?

Он заглянул в гостиную, но там было пусто. Свет из окон подсвечивал матовую белизну заклеенного зеркала. Мэттью невольно задержал на нем взгляд и поспешно вышел. В столовой тоже никого не было. На столе стояли тарелки, оставленные после вчерашнего ужина. Мэттью машинально собрал их и направился в кухню. В мойке белела кофейная чашка. Мэттью потрогал оставленный на плите кофейник. Теплый. Значит, Дэвид пил кофе не так давно. Может быть, уже ушел куда-то?

Мэттью перемыл посуду, сварил еще кофе и выпил, глядя, как над городом плывут облака. Они были легче, светлее тех, что закрывали небо утром. Асфальт почернел от дождя, воздух был прозрачен и свеж. Открыв окно, Мэттью подставил лицо влажному октябрьскому ветру. Ему не хватало запаха палой листвы, которую собирают с газонов, легкой дымки костров, свежего аромата хвои от можжевельника под окнами. Скоро мистер Браун будет продавать в своей лавке пузатые тыквы. Патрик в этом году первый раз пойдет выпрашивать сладости. Какой костюм Хлоя ему сделала? Кажется, она что-то говорила об этом пару недель назад.