Вячеслав заулыбался. Он любил, когда Роберт зовет его боссом. В эти моменты он чувствовал, свое превосходство. Отбившийся от рук Роберт тем самым признавал своё подчинение.
Роберт про связь с СИБом даже не подумал, а ведь ответ лежал на поверхности. Вячеслав нашел способ столкнуть столь важное дело с мертвой точки, при этом не привлекая внимания к персоне Ярового Никиты. В противном случае у людей бы появились вопросы. На кой черт тебе сдался этот мальчишка? Зачем тебе его убивать? Информаторы и прочие ищейки сунули бы свои носы и вполне вероятно докопались бы до истинны, а так получалось всё шито-крыто. Вячеслав преследовал интересы бизнеса, а парнишка в этой игре становился просто разменной монетой и козлом отпущения.
… … …
Ночью я почти не спал. Думал о Диане. Влюбляться сейчас было совсем не с руки, но чертов мозг круг за кругом воспроизводил мысли то о ней, то а нашем разговоре, то о криках и стонах. С этим нужно было что-то делать. Но ничего лучше, чем пролежать до четырех утра, глядя в потолок, я не придумал.
Обычно Шумякин приходил на работу раньше остальных, поэтому я решил наведаться к нему ещё до восьми. Скинуть груз с плеч, так сказать. Предупредить, что я расскажу о нашей маленькой тайне Диане.
Несмотря на всю осторожность и документы с грифами не просто «секретно», а «супер, блин, пупер секретно, сунешь свою морду — выколем глаза», кабинет Шумякина часто оставался открытым. Я попал в пустую приемную, а оттуда, постучав и не получив ответа, — в кабинет Шумякина.
Вот те привет. Сгорбившись над бумагами за столом, в кабинете находился Курочкин. Увидев меня, он захлопнул папку, выпрямился, поставил руки на пояс:
— Тебе чего? — спросил Курочкин.
— Мне бы Шумякина, — я осмотрел кабинет. — Ты за него?
— Нет.
Курочкин нервничал. Не знал куда деть руки, то совал их в карманы, то ставил на пояс, то поправлял разбросанные бумаги на столе.
— А ты чего делаешь?
— Да так, — он махнул рукой, сунул папку в середину горки ей подобных. — Меня Сергей Николаевич попросил посмотреть кое-что.
— Ясно. А он где сам?
— Выскочил ненадолго, — Курочкин почесал шею. — Ну, я пойду.
— Да ладно, смотри что надо. Я там подожду.
— Нет-нет, я уже закончил! — Курочкин пододвинул стул, поправил клавиатуру, выбежал из кабинета.
Размышляя над тем, стоит ли рассказать об этом Шумякину, или оставить всё как есть и не совать свой нос куда не просят, я подошел к окну. Дверь открылась, хрустнула, ударившись об ограничитель, в кабинет влетел Шумякин. Красный с раздувшимися венами на лбу.
— Ты тут?! Отлично! — сказал он и побежал к столу взять телефон.
— Доброе утро, товарищ подполковник.
— Садись! — он показал на кресло у своего стола.
— Спасибо.
Шумякин скину куртку, расстегнул сразу три пуговицы на рубашке. Под мышками у него отпечатались мокрые круги, глаза бегали из стороны в сторону.
— Похоже, у вас что-то случилось, — сказал я и сел в кресло. — Я тогда быстро кое-что скажу и оставлю вас в покое.
Шумякин пощелкал телефон, затем бросил его на стол, достал из ящика записную книжку.
— Кажется, все идет к тому, что в ближайшее время в обнис узнают, что меня приняли в качестве потенциального печатника, поэтому я хотел бы прямо сейчас рассказать об этом всего одному человеку.
— Да где же он, бл*ть! — Шумякин листал записную книжку, заминая страницы.
— Как вы на это смотрите?
— На что? — Шумякин уставился на меня.
— Я же вам сказал, — я развел руками. — Хочу кое-кому рассказать о том, что меня взяли в ОБНИС потенциальным печатником. Просто кивните в знак согласия, и я ушел.
Шумякин упал в кресло, пару секунд смотрел на меня.
— Они опять подняли по тебе вопрос, Никита, — сказал он.
— Как?
— Я не знаю. Я только что от Коломова, — Шумякин закурил. — Этот паразит опустил руки и не собирается ничего делать.
— И что дальше?
— Есть один вариант.
— Сколько у меня есть времени?
— До вечера, — Шумякин снова полез в книжку. — На восьмичасовом они это обсудят, в двенадцать согласуют с министром, в четыре он спусти это спецам, чтобы те слили инфу на улицы. Улицы примут, но спешить не будут. Потратят часов пять-шесть на проверку, чтобы исключить вбросы. К десяти тебя приговорят.
— Значит мне сегодня в бассейн не сходить?
— Хм… — Шумякин улыбнулся. — Нашел!
— Телефон ритуальных услуг?
— Эвакуируем тебя, — подполковник вырвал из книжки лист и начиркал на нём адрес. — Прямо сейчас езжай туда, позвонишь, тебе откроет мой старый друг. Телефон в урну, оттуда никому не звонить! Примерно в четырнадцать за тобой приедут.
— И?
— И куда-то увезут!
— Куда?
— А мне откуда знать? — Шумякин развел руками. — Эвакуация — это тебе не путевку в Турцию купить! Обычно в страны ближнего зарубежья вывозят. Там жизнь дешевле. Если повезет, язык учить не придется. Денег я тебе на первое время подкину, а там что-нибудь придумаешь.
Вашу мать, это не входило в мои планы. Ещё ночью самой большой проблемой был неприятный разговор с Дианой, а сейчас все перевернулась с ног на голову. Я переварил инфу. Моё будущее выглядело теперь… да никак! Эмиграция в другую страну, возможно, под другим именем. Без денег, без друзей, без связей. Бесконечное количество минусов и предстоящих лишений, которые перекрывал один единственный плюс. Я бежал, чтобы выжить.
Мысли роились в голове и пытались перекричать друг друга. Вопрос с Дианой никуда не делся. Теперь он перестал быть столь же актуальным, но и бросать дело на полпути не хотелось. С другой стороны, эвакуация, переезд, конспирация. Имеет ли вообще смысли думать об отношениях, когда…
— И никому ни слова! — Шумякин обошел стол, сел напротив меня. — Ни звонка, ни сообщения, ни письма, ни телеграммы и даже гребанного факса, если они ещё существуют!
— Факса?
— Не бери в голову! Прямо сейчас твоя главная ценность — молчание. Те, кто занимаются эвакуацией, в первую очередь проверят, насколько это безопасно для них самих. Знать о том, что происходит, не должен никто: ни близкие, ни родственники, ни друзья, ни девчонки. Это понятно? То, что ты до последнего момента оставался для общественности непутевым курсантом, сейчас сыграет нам на руку. Ты услышал меня?
— Про непутевого курсанта?
— Никита! — он потряс меня за плечи. — Полная тишина! Понял?!
— Да понял-понял!
— Телефон! — он протянул руку.
— А нельзя кому-нибудь позвонить, чтобы вчерашнее сохранение загрузили? Только жизнь стала налаживаться.
Шумякин покачал головой. Я отдал ему телефон, взял листочек с адресом, поднялся.
— А что вы собираетесь делать, товарищ подполковник? Не хотите со мной в командировку в Грузию, Казахстан, Армению, Беларусь?
— Я вылью припасенный ушат говна на Коломова. Завалю его компроматом и заставлю говорить, а если он не прогнется, то займусь тем, что больше всего ненавижу.
— Чем?
— Расшатаю ножки его стула так, чтобы он больше не смог на нём сидеть. И сяду сам. Начальник регионального ОБНИС — это, конечно, не место в министерстве, но из этого кресла хотя бы можно разговаривать с центром. Проблема лишь в том, что это долгий путь, Никита, а жить тебе нужно прямо сейчас.
— Слушайте, товарищ подполковник, уж не знаю, как раньше шли дела в отделении, но для меня всё выглядит так, что всё пошло по одному месту после моего появления.
Шумякин улыбнулся:
— Так оно и есть.
— Но почему? И почему вы так рискуете, спасая мою задницу?
Шумякин положил руки мне на плечи:
— Видишь ли, Никита, это я притащил тебя в ОБНИС. Я знал о твоих способностях давно, но хранил это в тайне. Много лет назад я согласился спрятать тебя, сделать другим человеком и поправить записи в документах так, чтобы они не вызывали подозрений.
Нихрена себе. Задницу потянуло обратно в кресло, но Шумякин поддержал меня за плечи и повел к двери.
— Мне ничего не стоит сказать, что я всего лишь исполнял чужую волю за деньги. В конце концов если бы этого не сделал я, они нашли бы другого Шумякина. Но это не снимает с меня вины. Я свяжусь с тобой и расскажу всё, что знаю, но сейчас тебе пора ехать.