— Обычное дело в наше время. Бюджетникам слишком мало платят, чтобы они хорошо делали свою работу.

— Понятно, — Исаков немного помолчал. — Может быть вы тогда поделитесь информацией о том, как обнаружили его способности?

— Он попал в ОБНИС за хулиганство. Разборки с местными малолетками, ничего серьезного, — Шумякин посмотрел по сторонам и отошел к окну. — Его взял патруль. Он слишком сильно сопротивлялся для парня своих лет без сформированной способности.

— Вы всех так проверяете на наличие предрасположенности к печатям?

— Нет. Удачное стечение обстоятельств. Нам спустили приказ — найти печатника, а этот парень случайно оказался в нашем отделении. Он рассеянный и с большим запасом сил. Верные признаки несформированного печатника. Вот мы и попробовали.

— Как удачно получилось.

— Точно.

— И вас не смутило, что у него нет никаких записей в личном деле?

— Товарищ полковник, мы работаем на улицах. Нам часто приходится иметь дело с недостатком информации. Если бы мы также сильно беспокоились о бумажках, как другие ведомства, то не нашли бы времени на преступников.

— Ясно-ясно, — Исаков помолчал, делал пометки. — Вы знали, что согласно статистике, каждый третий аппер подвержен той или иной степени рассеянности?

— Впервые слышу.

— И ещё вы сказали о большом запасе сил у Майорова. Вы её измеряли? Разве в вашем отделе есть соответствующий специалист и оборудование? Или ваши выводы сделаны исключительно…

— Исключительно на личном опыте, товарищ полковник.

— То есть, правильно ли я понимаю, что любой подросток, случайно оказавшийся в вашем отделении, с внешне заметным, но никак не подтвержденным увеличенным запасом сил, мог стать объектом для проведения экспертизы?

— Ну… вроде того.

— И первый же такой подросток прошел экспертизу?

— Получается так. Считайте это обнисовской чуйкой.

— Чуйкой, значит, — и снова пять секунд молчания. — Тогда такой вопрос, товарищ Шумякин: а у вашей чуйки есть конкретные фамилии или секретные документы, о которых я должен знать?

— Не понимаю о чем вы.

— Всё это выглядит достаточно странно, товарищ подполковник. Доверяя своей чуйке, как вы называете логику и предрасположенность к подсознательному анализу, который люди часто путают с интуицией, я могу сделать выводы, о статистически значимом отклонении наблюдаемых параметров. И в таком случае, я могу с полной уверенностью отклонить нулевую гипотезу, говорящую о случайности выбора, павшего на Майорова Никиту, а значит принять альтернативную гипотезу. Альтернативная гипотеза говорит, что случившееся не случайно. Что вы скажете по этому поводу?..

— Простите, товарищ полковник, но я сейчас занят.

— Угу.

— Это всего лишь болтовня по телефону, верно? Вынужден попрощаться с вами и бежать по делам.

— Сегодня болтовня, а завтра — показания под запись, — сказал Исаков.

— Всего доброго, товарищ полковник.

— До свидания, товарищ Шумякин.

Шумякин положил трубку, корпус телефона хрустнул в руке:

— Тебя ещё не хватало.

Признаться, я был удивлен увидеть своим напарником в патруле Соколову. В чистой и выглаженной форме, но теперь в штанах вместо юбки. Общий внешний вид от этого изменился не сильно. Молодые парни, как и прежде, врезались в урны и выходили на красный сигнал светофора, заглядываясь на сержанта. Вместо фуражки на голове у Соколовой сидела кепка с коротким козырьком, из которой сзади торчала тугая косичка. На этом её преображение не закончилось. К дубинке, чехлу для баллончика и наручникам прибавилась кобура. Берегитесь нарушители.

— Опаздываешь, — она посмотрела на часы.

— Стоп… а разве я не мешаю тебе развиваться как профессионалу?

— Не обольщайся, — он протянула наряд на патруль, где нужно было поставить подпись. — Я сказала Шумякину, что лучше напишу рапорт на увольнение, чем снова пойду в патруль с Агафоновым. Ты остался единственным свободным сотрудником.

— И всё же, что на счет моего низкого профессионального уровня и провокаций?

— Я разберусь, — она взяла подписанную бумагу и положила в карман. — За мной!

В этот раз маршрут отличался от привычной безопасной ковровой дорожке по центру. Не сильно, но хоть с намеком на предстоящую работу. По плану мы делали крюк к рынку, а затем возвращались в центр через набережную.

— Значит, ты попросила у Шумякина не ставить тебя с Агафоновым? — снова завел разговор я, когда стало слишком скучно топать по городу.

— Да.

— В сложившейся ситуации ты могла не просить, а требовать.

— К чему это ты?

— Не пойми ничего такого, — я предусмотрительно поднял руки. — Но учитывая твою слабость к рапортам… Богдан заслужил. Разве за такое поведение ему не светит, если не увольнение, то хотя бы строгий выговор?

— Я ничего не писала и писать не собираюсь.

— Вот как?

— Кажется, ты так ничего и не понял, Майоров, — она развернулась и посмотрела мне в глаза. — Думаешь, мне есть дело до этих детских разборок с Агафоновым?! Поверь, ничего страшного с моей самооценкой не произойдет после одного шлепка по заднице.

Я опустил глаза и проверил — в порядке ли её задница. Всё было очень даже хорошо.

— Алё! — она щелкнула пальцами у меня перед лицом. — Меня беспокоит, что сотрудники всё меньше обращают внимание на формальные вещи, вроде закона, устава и прав. Ты можешь считать меня занудой или ботаншей, но сейчас это именно то, что нужно ОБНИС. Если мы продолжим делать вид, что устав и присяга — пустые слова, то очень скоро ОБНИС превратится из самой влиятельной силовой структуры в организованную преступную группировку. Я написала рапорт на Агафонова, потому что он ведет нечистые дела с букмекерскими конторами возле вокзала. Я дважды просила его прекратить, но, к сожалению, на столь малые, — Соколова изобразила в воздухе кавычки, — преступления никто уже не обращает внимание. Все крутые дяди только и заняты тем, что твердят, какую важную работу мы делаем. Мы ловим суперпреступников, решаем супервопросы и предотвращаем супертеракты. На остальную мелочь можно закрыть глаза. И не только закрыть глаза, а иногда и самому поучаствовать, ведь нам так тяжело по долгу службы!

Диана замолчала и несколько раз глубоко выдохнула.

— Шумякин объяснил мне это тем, что силы апперов на улицах значительно превосходят силы обников.

— И это верно. ОБНИС приходится договариваться с кланами и бандами, но это не оправдывает тот бардак, который творится в отделениях. Есть вопросы и поблажки необходимые для обеспечения безопасности, а есть желание — полёглому срубить денег или овладеть властью.

— Звучит разумно, вопрос только в том: что ты можешь с этим сделать?

— Стать ещё одним маленьким грузом на весах правосудия, — Соколова мотнула головой, закидывая косичку за спину. — ОБНИС никогда не будет святым местом, но если в нем не станет таких людей как я, то все развалится куда быстрее. Я хочу поступить в надзорный отдел и стать той занозой в заднице, благодаря которой эта корявая телега ОБНИС все ещё будет двигаться вперед, а не буксовать на месте, пока полностью не закопается.

— Амбиции — штука хорошая.

— Да пошел ты.

Вот те на. Я и сам не понял, как не углядел в Соколовой идейного борца за справедливость. Изначально она показалась типичной выскочкой-отличницей. Впрочем, у меня было не так много времени, чтобы об этом размышлять.

Не стану скрывать, лично я склонялся к стороне Шумякина. Я и сам с улиц. Я знаю, что там творится, и как непросто иногда разговаривать с плохими парнями по букве закона. Никто не будет воспринимать обника всерьёз, если тот не покажет силу. Если пацаны с улиц будут уверены, что им грозит поездка в участок и обещанный правами протокол, то будут крыть обников трехэтажным матом и всячески их унижать.

Однако и в словах Соколовой был смысл. Нужен сдерживающий фактор, чтобы система не вышла из-под своего же контроля.