— Ты должен уловить колебания, — говорил он. — Наложить печать — это искусство. Ты должен быть настолько сильным и уверенным, насколько твой противник слабым и растерянным. Мощь твоих колебаний должна заглушить трепет его колебаний. Ты должен поглотить эту энергию. Аннигилировать её. Овладеть.

— Вот так?! — я сжал кисть Скора изо всех сил.

— Твою мать, ты мне кисть сломаешь! Отпусти!

— Простите.

— Занятие окончено.

… … …

На седьмой день моей стремительной (нет) карьеры в ОБНИС я пообещал себе докопаться до истины по поводу Шумякина. Вы уж извините, но на кой черт ему все это надо?! Видно же, что деньги его не интересуют, начальство он ненавидит, а своего помощника в глаза видеть не хочет. На Шумякина взвалили все (Курочкин сказал, что от успеха печатника зависит будущее всего отдела). На месте Шумякина я бы плюнул на всё и пошел бухать десять лет подряд, чтобы забыть всё то, что он видел на службе. Разве не так поступают матерые копы в отставке?

Что-то его держало. Он не останавливался и придумывал новые способы сдвинуть дело с мертвой точки.

… … …

— Диана, это Майоров Никита, — представил меня Шумякин. — Никита, это Соколова Диана, старший сержант Соколова. Ты поступаешь в её распоряжение.

— За мной, курсант! — сержант Соколова развернулась на каблуках и пошла к выходу.

В такое распоряжение я готов был поступать.

Соколова носила черные туфли на маленьком каблуке, черные колготки со стрелками, ползущими вверх по спортивным икрам. Талию опоясывала юбка ниже колена, которая обтягивала такие же спортивные бедра. Соколовой было чуть больше девятнадцати, и я готов был спорить, что её фотки собирают тысячи лайков в соц сетях совсем не потому, что ребятам нравится, как она охраняет порядок.

Гипнотизируемый стуком ей каблуков я вышел на улицу, там меня обдала волна чуть сладковатых духов, а затем — холодный душ:

— Думаешь потянешь?

— А?

— Пришел в ОБНИС курсантом в надежде стать офицером, — она положила руки на талию. — Такая у тебя легенда?!

Вот это поворот.

— Я бы с удовольствием избавилась от тебя, но должна выполнить приказ. Так что будь добр не строй такую любезную мину и помалкивай. Закончим патруль, и я подам ходатайство, чтобы меня больше с тобой не ставили.

Неожиданно, но объяснимо. Как я уже говорил, у обников свое отношение к конспирации. Особенно к конспирации по отношению к печатникам. Соколова была не в курсе: кто я и что делаю в обнис. Но откуда такой хейт?

— Я тебе что-то плохое сделал?

— Мне дали почитать твоё дело.

— И?

— Ты пришел с улицы, без образования, фамилия говорящая. Тебя протолкнули сверху? — Соколова сложила руки на груди и посмотрела на меня с высока, хотя мы были одного роста. — Ты во что-то крупно вляпался и, чтобы не загреметь за решетку, вызвался добровольцем, так?

Дело моё и в правду читала. Вот только ей дали неполную версию. Короткометражку, в которой события заканчивались моим арестом.

— Вроде того.

— От этого и все проблемы.

— Твои?

Она стрельнула глазами, подвинула руку на поясе ближе к дубинке. Профессиональная привычка.

— Не мои. Проблемы ОБНИС. Если бы мы не набирали всякий мусор с улицы, то были бы больше похожи на стражей порядка, а не на гопников.

— Если бы в ОБНИС приходили по собственному желанию, то ОБНИС бы не существовало.

Или нет? Увидев, разгорающееся пламя в её глазах, я понял, что это не совсем так. Соколова как раз здесь не случайно.

— Значит так. Будешь слушаться и выполнять мои приказы, в противном случае я напишу тебе такую рекомендацию, которая откроет тебе великое будущее за решеткой. Это понятно?

— Так точно, командор!

— Идиот…

Бред и пустая трата времени, но! А что не трата времени? Если уж мне предстояло выбирать между шаолиньскими тренировками со Скором, суть которых мы оба, кажется, не понимали, и шатание по городу, то я, пожалуй, выберу второе. А если ко второму прибавляется ходить чуть позади такой красивой задницы, то и выбирать тут нечего. К тому же, фейко-патруль открывал для меня новые возможности. Свобода была совсем близко, нужно лишь договориться со старшим сержантом.

Уже через полчаса я убедился, что это был точно фейко-патруль. Ну не могла такая хорошенькая, пускай и физически крепкая девушка, работать тут на общих основаниях. ОБНИСОВцы — они же наполовину преступники и часто отмороженные по долгу службы, а тут старший сержант Соколова. В лучшем случае она проходит затяжную подготовку и её не пускают в «горячие точки» города, в худшем — она выполняет роль красивой обложки. Мы заканчивали второй трехкилометровый круг по самым безопасным улицам города. Там и обычных копов — завались. Самое страшное, на что мы могли тут нарваться — это карманная кража или внезапный концерт Повэрштерна.

— Ты куда пялишься?

Соколова развернулась, словила меня с поличным.

— Никуда, — ответил я и поднял глаза. — Прикрываю тебя со спины.

— Теперь ты идешь впереди, — она подтолкнула меня. — Надеюсь ты не совсем умалишённый. С двух раз маршрут запомнил?

— Ещё бы, — я сунул руки в карманы и двинул дальше. — Как тут не запомнить. Центр города, улица, где квартира стоит, как половина девятиэтажки на Шиферке. Тут так опасно, что нам должны молоко после смены выдавать. Может в следующий раз подкрепление в патруль возьмем? Мало ли что.

Она остановилась, вытаращилась на меня. Я пошел дальше. У меня ведь приказ.

— Стой!

Новый приказ. Останавливаемся.

— Что ты хочешь сказать?

— Вероятно, ты самый перспективный обник, раз тебя поставили охранять такое гиблое место.

— Заткнись!

— Есть.

— Я маршрут не выбираю. Понял! Маршрут для патрульных составляет начальник смены и прописывает его в журналах наряда. Ему виднее, кого и куда ставить. Хочешь сказать?..

Она положила руки на пояс, затем отвела взгляд и притопнула ногой.

— На прошлой неделе я патрулировала возле городского банка и там…, — она опустила глаза.

— А-а-а-а, ну если у городского…

— Заткнись!

Её палец так близко приблизился к моему лицу, что я снова почувствовал сладковатый запах духов.

— С чего я вообще должна перед тобой оправдываться?

— Можно говорить?

Она скривилась и отвела голову. Это означало: «да, говори, умник хренов, но помни, что я презираю тебя до тошноты».

— Ты не должна оправдываться, разве что…

— Что?

— Я просто не до конца понимаю, — я почесал щеку. — Чему я должен у тебя научиться? Вернее, чему ты можешь научить меня? Я видел улицы не только на выставочных экспонатах. Я там родился. И я знаю, чего от них можно ждать.

— Я тоже знаю.

— Ага.

— Не веришь?

Она посмотрела по сторонам. Безопасный маршрут её больше не интересовал. Зеленая дорога на нашем воображаемом навигаторе уходила вперёд, а возбужденная Соколова (как же это двусмысленно звучало) выбирала коричневые и красные ответвления смежных улицы.

— За мной!

— Ты уверена?

— За мной, курсант Майоров!

Ну, как знаешь, старший сержант Соколова. Ты выбрала не оранжевую, не красную и даже не коричневую дорогу. Мы пошли по самой черноте. В переулок вдоль молочки и дальше к тупику возле старого рынка. Туда я и сам идти не хотел, но приказ есть приказ.

… … …

Гул от удара в колокол разносился по всей округе. Так мне показалось. Потом я начал приходить в себя и понял, что гудело у меня в голове. Церквей по близости не было.

Я лежал на животе, лицом в землю. То-то тяжёлое придавило меня между лопаток. Теплое стекало по голове, а рядом валялась труба с разводами от ржавчины. В глазах немного двоилось. Я вспомнил, на чем оборвалась моя память, и это дало огромный всплеск силы. Часть я направил в район затылка, чтобы погасить боль. Кто из этих ублюдков вырубил меня? Как он подкрался?

Опершись на руки, я попробовал встать.

— Лежать!

Ага понятно. Что-то тяжёлое на лопатках — это чья-то нога.