Я вскочил, стул отлетел к стене. Шумякин не сдвинулся с места, только повел головой в сторону зеркала, и тут я почувствовал тяжесть.

Хреновина на руке вдруг стала такой тяжелой, что рука беспомощно обвисла вдоль тела. Подогнулись ноги. Мне едва хватило сил дойти до стены и медленно сползти по ней.

Что это такое?

Мотнув плечами, я сдвинул руку. Не тяжелая. Вес тут не причем. Фиговина сосёт из меня силы, гудит, будто подключенный к электричеству магнит, и забирает всё без остатка.

За зеркалом на нас смотрели. Теперь понятно. Мент глянул туда снова, напряжение в браслете ослабло. Я снова могу встать? Кажется, да.

— Сядь, пожалуйста, — сказал служивый.

Поднявшись на ноги, я показал своим фанатам за стеклом средний палец. Браслет снова загудел, меня потянуло к земле. Я напрягся и потащился к стулу, хоть это и требовало неимоверных усилий. Браслет взвыл и едва ли не запищал. Покрываясь потом и сдерживая крик, я дошёл до стола, вцепился в край. В диком напряжении, от которого меня грозило расплавить, я простоял ещё секунд десять. Браслет гудел и гудел, а потом заткнулся.

Аха-ха! Дали заднюю!

— Хороший мальчик, — сказал я, глядя в зеркало.

— Не перегибай, — сказал Шумякин и поднял мой стул.

Ухватившись за браслет, я дернул его, проверяя насколько крепко тот сидит. Будь у меня силы, я бы его сорвал. Я едва наручники в машине не поврал; свидетельством тому — два кровавых обода на моих запястьях. Но теперь сил было мало.

— Что вы со мной сделали?

— Это временный блокиратор. Успокойся, и мы поговорим.

Успокоиться? Пожалуй, он прав.

— Можно мне позвонить?

— Ты полчаса пробыл в отключке, но всё в порядке, тебя осмотрел врач.

Полчаса пробыл в отключке, плюс дорога, плюс врач. Как бы я не спешил, дело в боксе Горинова уже закончилось, а ворота остались открытыми.

Силы возвращались. Штукенция гудела в пол силы. Ни про какие блокираторы я раньше не слышал и уж подавно не видел их. У обычных полицейских таких приспособ быть не могло. Значит меня взяли обники.

— Я успокоился, — сказал я.

— Хорошо.

Подполковник Шумякин ещё раз посмотрел в зеркало и сел передо мной.

Ему было лет под пятьдесят. Он носил серую рубашку, совсем не похожую на офисную, и темно-зеленые штаны. Типичный мужик на остановке. Разве что его взгляд… тут всё было сложнее. Он был спокоен. Мои фокусы его не впечатлили, хотя я был неплох. Ещё немного и ловили бы они меня по всему городу. Так вот Шумякина это совсем не парило. За свою карьеру он повидал многое, таким его не удивишь. Вдобавок он смотрел на всё с пренебрежением. Не только на меня. В зеркало, за которым за нами кто-то наблюдал, будто за рыбками в аквариуме, он кидал такой же пренебрежительный взгляд. Он как бы слал всех нахер и недвусмысленно намекал, что задолбался заниматься тем, чем он занимается. Он хотел на пенсию, а уйти не мог. Выглядел именно так.

— Ты находишься в ОБИНС по Свердловскому, — сказал подполковник.

— И зачем вы напялили на меня мешок, если рассказали куда привезли?

И снова пренебрежительный взгляд на зеркала. Кому-то вставят за самодеятельность и детскую конспирацию.

— Я арестован?

— Пока нет.

— Значит, я могу позвонить?

— Эмм… нет.

— Почему?

— Нам нужно серьезно поговорить.

— Тогда дайте мне адвоката. Вы, кстати, в курсе, что я несовершеннолетний? Моему опекуну уже позвонили?

Шумякин полез в карман за сигаретами. Я попал прямо в точку. Он хоть и выглядел пофигистом, но закон уважал, в какой-то степени. Обники делают стрёмную работу, и чтобы делать её тщательно, им часто приходится закрывать глаза на законы. Слишком много исключений и нюансов. В большинстве своём обинков можно разделить на хороших беззаконников и полных отморозков. Этот относился к первым. Определенные законы чтил.

— Я хочу предложить тебе работу.

… … …

Лейтенант Курочкин вошёл в комнату наблюдения, кивнул оператору и подошёл к стеклу.

— Ого! Это он тебя так?

— Ага.

Курочкин потрогал под левым глазом. Больно. Мелкий засранец испортил ему поход с женой в ресторан.

— Обычный пацан, — сказал оператор и взял в руки пульт. — Сейчас посмотрим.

Курочкин пришёл как раз вовремя. Малолетку осмотрел врач, вколол тому взбодрительное, а оператор Рома нацепил браслет. Майоров подавал первые признаки жизни.

— Быстро очухался, — сказал оператор.

И в правду быстро. Ещё в машине Курочкин со страха поджарил мальца вкрутую. Повезло, что он вообще не крякнул после такого разряда. Никто даже подумать не мог, что он так быстро придёт в себя. И все мягко сказать офигели, когда врач не увидел ничего серьезного. Бойкий малый.

Бойкий, но не более того. Отчего вокруг столько шума?

Засранцев с улицы Курочкин повидал. Лишь в последние пару месяцев Шумякин успокоился и перестал отправлять его на улицы, а раньше каждый день заставлял ходить в патрули. Причем Шумякину было совершенно неважно, куда и зачем. Лишь бы сплавить. И дураку понятно, что подполковник избавлялся от Курочкина, чтобы не посвящать в свои дела.

Беседа Шумякина с малолеткой началась. Курочкин пропустил вступление, потом пацан оживился, вскочил из-за стола, опрокинул стул.

— Стоять!

Курочкин бросил взгляд на пульт в руках оператора. Стрелка напряжения поднялась до одной четверти, браслет осадил мальца на пол.

Шумякин посмотрел в сторону оператора, оператор открутил тумблер обратно, выключил браслет.

— Люблю свою работу! — улыбнулся оператор и посмотрел на Курочкина.

— Ага, — Курочкин ухмыльнулся, глядя на средний палец пацана. — Вот тебе благодарность.

— Ах вот ты как?! — оператор схватил пульт и выкрутил до половины.

— Полегче! — сказал Курочкин.

Он хотел было отобрать пульт, но замер на месте. Челюсть отъехала вниз. Сорок пять процентов мощности блокиратора срубали даже подготовленных бойцов, а малец остался на ногах.

— Не понял, — оператор внимательно посмотрел на пульт, крутанул дальше по часовой.

Теперь стрелка лежала в оранжевой зоне мощности. Ещё не красная, но… Оператор посмотрел на трясущегося парня, почесал бороду, постучал по стрелке пульта и отключил блокиратор.

— Сломался что ли?

— Наверное, — сказал Курочкин и почесал затылок.

… … …

— Что ты несёшь?

Шумякин сморщился, будто услышал скрежет пенопласта по стеклу. Так на него подействовало моё «ты». Пятнадцати минут общения хватило, чтобы кое-что понять. Он нёс лютую дичь! Хотел меня во что-то втянуть. Последнее сказанное выходило за рамки разумного. После такого я не собирался с ним любезничать.

— Ты не знаешь, кто такой печатник? — спросил Шумякин.

— Прекрасно знаю! Но при чём здесь я?!

— Полагаю, у тебя есть способности.

— Какие ещё способности?! Я вообще-то рассеянный! За что вам платят, если вы не догадались хотя бы посмотреть моё школьное дело?!

— И многие из рассеянных, которых ты знаешь, страдали от переизбытка силы?

— А?

Та-а-а-ак. Хорошо. Хитрожопый что-то знал обо мне. Но верить ему нельзя. Обники пудрят мозги и притворяются хорошими только в своих интересах. Похоже, он хочет сыграть на моём отклонении и что-то впарить. Заставит признаться в преступлении? Сделать меня подсадной уткой?

— Вероятно, ты просто недостаточно о них знаешь, — сказал Шумякин.

— О ком?

— О печатниках.

Да при чём здесь печатники?! Он идиот?!

— Слушай…

— Так, кто они? — спросил Шумякин.

— Ублюдки, которые забирают у апперов способности!

— Хм…, — Шумякин хмыкнул и отошел к стене. — Они исполняют закон.

— Придуманный пехами!

— Ну…

Гну! Он хочет меня заболтать? В чем подвох?

— Хватит! Сообщите опекуну и дайте мне адвоката! Я больше ни слова не скажу!

Шумякин открыл дверь, вышел и через тридцать секунд вошёл с папкой.

— Адвоката мы тебе дадим, но он не поможет.

Подполковник открыл папку и положил на стол бумаги. Там были мои фотки в автосервисе, фотки недавних встреч с парнями и Фитой, фотки у конуры Фигеля, куча моих переписок из мессенджеров и соц сетей, а ещё бухгалтерские документы на автосервис, магазин Фиты и выписки Наташиных счетов.