– Ничего не трогайте!
Снаружи ранний утренний воздух опустился холодным и насыщенным туманом. Под тонким шелком платья все тело Мириэль покрылось гусиной кожей. Но, по крайней мере, она вышла из карантинной камеры. Чарли ждал в переулке рядом в своем блестящем родстере, сиденье которого было завалено сундуками и шляпными коробками, словно они улетали в какой-то восхитительный отпуск. Это делало реальность еще более горькой.
Он наспех поцеловал ее в щеку, затем отпрянул, оказавшись вне досягаемости. Это была та дистанция, которую ее бабушка назвала бы целомудренной. Но Мириэль не какая-нибудь краснеющая дебютантка, а он – не застенчивый мальчишка. Они никогда не были такими – краснеющими и застенчивыми. И когда за десять лет их брака они оказались так болезненно далеки друг от друга? Ей хотелось обвинить болезнь – болезнь, которой у нее не было, что бы ни говорили врачи, – но тут она вспомнила, как несколько месяцев назад сидела рядом с ним на передней скамье церкви на панихиде. Их колени соприкоснулись, едва ощутимо, но она отпрянула, как от незнакомца. Возможно, это было началом.
Она уловила запах дыма, витающий в тяжелом воздухе, и увидела в конце переулка санитара с сигаретой, наблюдающего за ними. Чарли тоже заметил его и надвинул шляпу пониже, чтобы скрыть лицо. Больница и ее вспомогательные здания теснились вокруг них, пряча их в тени начинающегося рассвета. Но скоро взойдет солнце, и любой, кто выглянет в окно, обнаружит их.
Чарли посмотрел на часы и прочистил горло. Они уже обсудили детали ее отъезда – какое оправдание он придумает для семьи и друзей, куда она может тайно посылать ему письма, какие из ее шляп, платьев и туфель ей понадобятся для путешествия. Что еще оставалось сказать?
– А девочки? – спросила она наконец. Несмотря на предостережение доктора, в глубине души она жалела, что муж не взял дочерей с собой. Она бы не стала прикасаться к ним, только посылала бы воздушные поцелуи и попрощалась. Последний взгляд, чтобы запечатлеть их лица в своей памяти.
– Они с няней, – проговорил он, одергивая манжету пиджака и снова украдкой поглядывая на часы. – Эви скучает по тебе. Хелен тоже, я уверен.
Каждая частичка ее тела откликнулась болью, когда Мириэль услышала эти имена. С тех пор как произошел несчастный случай, она много месяцев не кормила Хелен грудью, но теперь даже ее соски покалывало от боли. Возможно, к лучшему, что он не взял их с собой.
– Конечно, не помешало бы выпить.
Чарли нахмурился, но достал из внутреннего кармана своего костюма фляжку и, быстро оглядевшись, передал ее Мириэль. На карнизах над ними гнездились голуби. В ближайших мусорных баках шуршали крысы. Санитар продолжал курить свою сигарету. Они были практически одни.
Она отвинтила крышку и сделала большой глоток. Это была хорошая выпивка, контрабандой привезенная из Канады, и огонь, который она зажгла в пустом желудке Мириэль, стал желанным спасением. Еще глоток, и достаточно скоро ее боль притупится.
Она вернула открытую фляжку Чарли. Он поднес ее было к губам, но передумал и не стал пить, просто закрыл колпачок и сунул фляжку обратно в карман, неуловимо поморщившись.
– Ничего себе! Я не больна. Эти врачи просто клоуны!
– Я знаю, – ответил он, вытирая перчатки о брюки.
Вот вам и отличный актер!
Неподалеку заурчал оживший мотор, и мгновение спустя появилась машина скорой помощи.
Мириэль внутренне съежилась. Она сделала шаг к мужу. К чести Чарли, тот не отшатнулся. Внезапно ей захотелось сказать ему миллион вещей. «Я люблю тебя. Мне жаль. Я знаю, что это была моя вина». Но слова остались у нее на языке, испорченные привкусом выпивки. Наконец она заговорила:
– Помоги санитарам с моим багажом, хорошо? Я бы не хотела, чтобы они что-нибудь сломали.
Ее усадили в заднюю часть машины, как только была загружена последняя сумка. Она прижала руку в перчатке к окну и одними губами произнесла «до свидания». Чарли тоже одними губами что-то пробормотал в ответ, но она не смогла разобрать.
Слезы навернулись ей на глаза, она отвернулась и не оглядывалась, пока машина скорой помощи везла ее над рекой к Центральному вокзалу. Вывеска hollywoodland и далекие холмы отражали разгорающееся сияние восходящего солнца. Они миновали Маленький Токио и зияющую площадку, где должно было начаться строительство новой ратуши. Чарли гордился тем, что это будет самое высокое здание во всей Калифорнии, однако в то время ей было все равно. Теперь мысль о том, что в ее отсутствие город изменится, заставляла алкоголь бурлить у нее в животе. Или, возможно, это был многослойный запах пота, рвоты и дезинфицирующего средства, который прилип к стенкам кабины. Как бы то ни было, ей не о чем беспокоиться. Немного удачи, и она вернется до того, как здесь начнут закладывать фундамент.
Послышалось сопение поезда, пронзительный гудок паровоза, и в поле зрения появился Центральный вокзал. Машина скорой помощи проехала мимо депо и выехала на рельсы, сотрясая Мириэль, точно солонку. Они остановились рядом с открытым товарным вагоном. Санитар вышел и стал выкидывать ее багаж на землю, в небрежную кучу.
– Эй! – запротестовала Мириэль, самостоятельно выбираясь из кабины, когда стало ясно, что никто не предложит ей помощь. – Осторожнее! – Она направилась к санитару, стараясь, чтобы грязь не попала на ее туфли из телячьей кожи. – Мне понадобится взять кое-что с собой в мое купе. Это и… вон то. – Она указала на кожаный и шелковый саквояжи, все еще стоявшие в машине.
Мужчина хмыкнул и бросил сумки поверх остальных. Он вытер руки тряпкой, затем величественным жестом указал на открытый товарный вагон.
– Ваше купе ждет вас, мадам.
Мириэль обернулась и заглянула в то, что она приняла за багажный вагон. Свет проникал только в часть помещения, оставляя остальное в тени. Несколько пустых ящиков и деревянная бочка – вот и все, что она смогла разглядеть.
– Должно быть, здесь какая-то ошибка, – пробормотала она, поворачиваясь к санитару. Но тот уже забирался обратно в машину скорой помощи. Она помахала рукой, чтобы привлечь его внимание. – Прошу прощения!..
В ответ поднялось облако пыли, и машина скрылась из виду. Какая наглость! Она стряхнула пыль со своего платья. Очевидно, этот бездельник не в состоянии оценить крепдешиновый шелк.
– Поторопитесь мэм, и позаботьтесь о своем багаже, – раздался голос у нее за спиной.
Мириэль развернулась к поезду. Полная пожилая женщина в белой униформе медсестры подошла к краю товарного вагона и, прищурившись, посмотрела на нее сквозь толстые стекла очков.
– Мы отправляемся через пять минут.
Мириэль снова посмотрела мимо женщины в вагон. Там не было ни мягких скамеек, ни полированных карточных столов, ни отдельных спальных мест. Там вообще не было мест, чтобы сесть.
– Я боюсь, что произошла ошибка. Я должна…
– О боже, вы не прокаженная из окружной больницы?!
– Ну да, я из окружной больницы, но я не… мой диагноз еще не подтвердился. Я всего лишь…
Медсестра облегченно улыбнулась.
– Никакой ошибки. Лучше поднимите свои вещи на борт.
– Вы же не хотите, чтобы всю дорогу до Луизианы я ехала, как оборванка.
Медсестра склонила голову набок, как будто путешествие через всю страну в грязном товарном вагоне было совершенно естественным процессом.
– Это нелепо! – возмутилась Мириэль. – Кто здесь главный?
– Ну, я полагаю, что в данном случае железнодорожная полиция. Мне привести их?
Мириэль пристально посмотрела на женщину. Взошедшее солнце залило светом железнодорожную станцию. С соседней платформы, едва видимой между вагонами, доносились голоса. Рабочие что-то загружали и разгружали. Чем дольше она стоит здесь, тем больше шансов, что кто-нибудь ее узнает.
Начав со шляпных коробок и дорожных сумок, Мириэль погрузила свой багаж в товарный вагон, поставив его прямо у двери. Она рассчитывала пробыть в Луизиане всего несколько дней – в конце концов, сколько времени может потребоваться, чтобы уточнить ее диагноз? – поэтому велела Чарли собрать только самое необходимое. Дюжина или около того дневных платьев и туфли в тон. Несколько хлопчатобумажных теннисных платьев и одно или два вечерних платья. Одно из ее твидовых пальто и шерстяной свитер на случай, если климат Луизианы окажется неблагоприятным. Рыжая шубка из беличьего меха просто для надежности. Кроме того, подтяжки для бюста и лифчики, пояса и нижние юбки, чулки и сорочки. Двадцать или около того пар чулок и атласное кимоно. Шляпы, сумки, палантины, шарфы. И потом, конечно, предметы с ее туалетного столика: холодный крем, отбеливающий крем, крем под пудру, крем для бровей, тальк, туалетная вода, духи, жидкость для завивки волос, румяна, губная помада и пудра для лица.
