– Твои дети мне племянники, стараюсь не ради тебя, так что не надо благодарности, всё это лишняя суета.

И даже за это Филя был ей признателен, ведь знал, что без сторонней поддержки и помощи ему не обойтись, а большего ему ничего и не надо было. Размышляя о странных превратностях судьбы, он ещё долго бродил по двору, вспоминая прожитое и строя планы на будущее. Спать лёг почти на рассвете.

Проснулся он поздно, будто с похмелья, с тяжёлой головой. В доме дразняще пахло свежей выпечкой. «Неужто Татьяна ещё и хлеба напекла? Подумать только, когда она успевает всё», – повёл носом, принюхиваясь и открывая глаза. На лавке возле выскобленного добела обеденного стола сидел Яков.

– Наконец, а то я уже начал беспокоиться.

– Откуда хлеб? Тоже Татьяна?

– Да нет, матушка её с человеком прислала, – буднично ответил тот. – Я к тебе по хозяйству зашёл – нам бы на недельку-другую ещё двоих помощников нанять, а лучше всех троих, зима скоро, а урожай до сих пор в поле. Да и с товаром нужно разобраться, чтобы без промедления по первому морозу отправить. Упустили мы момент, а по бездорожью не спровадить, теперича к Рождеству бы поспеть.

Яков продолжал ещё что-то бубнить, а Филипп, не особо прислушиваясь к его разговору, налил из крынки полную кружку до краев ещё тёплого, недавно принесённого из коровника пахучего молока, с удовольствием отломил большой ломоть от свежего каравая и предложил ему:

– Будешь?

Следующие несколько минут, отложив на время незаконченные дела, оба молча жевали. Каждый из них понимал свою ответственность за дом: Филипп – по праву рождения, а Яша – по необходимости, ввиду сложившихся обстоятельств.

Вскоре после появления Якова в семье по околице слухи поползли, что в соседнем уезде погибла молодая хозяйка имения. Поговаривали, мол, законный супруг погибшей – хозяин усадьбы, приехав из Варшавы, где находился на государственной службе, застал жену не одну – в объятьях управляющего. Недолго думая он порешил на месте обоих, правда, и сам их пережил всего немного – пару недель спустя ночью катался с друзьями на лошадях в окрестностях имения, упал на ходу со скакуна, ударился о землю головой и помер сразу, не приходя в сознание.

Доподлинно неизвестно, что стало причиной его падения, то ли душевные страдания по случаю измены жены, то ли безудержные кутежи, в которые вскоре превратились поминки, но случилось то, что случилось – мертвецки пьяный наездник не смог удержаться в седле, когда конь его внезапно оступился и понёс, испугавшись кого-то в темноте. Скоропостижную смерть засвидетельствовали друзья погибшего и доктор, по счастливому совпадению оказавшийся дальним родственником новопреставленного владельца родового гнезда. Этот человек любезно согласился временно принять в поместье дела после рокового стечения обстоятельств.

Несчастье, произошедшее с хозяином усадьбы, затмило ещё одну случившуюся в тот день безвременную кончину – наложила на себя руки сестра убитого управляющего. Правда, тут же заговорили, что бедная женщина не сама из жизни ушла, кто-то ей в этом сильно помог. О судьбе детей несчастной: сына-подростка – единственного непосредственного свидетеля ужасной трагедии, и дочери – шестнадцатилетней красавицы на выданье, окружающие упорно молчали, не судачили о них даже самые длинные языки. И всё бы ничего, если бы не один любопытный момент – племянники управляющего оказались незаконнорожденными наследниками владельца имения, что возлагало на душеприказчика определённые обязательства.

Возможно, никто в семье и не связал бы это событие с Яковом, если бы он сам, в бесчувственном состоянии во время болезни, не вспомнил недавние жуткие события и не наговорил в бреду о себе лишнего. Когда здоровье молодого человека пошло на поправку, отец пригласил его в дом, чтобы с глазу на глаз поговорить. О чём между ними шёл разговор, Филипп узнал только по прошествии доброго десятка лет, хотя всё это время внимательно слушал, о чём шептались люди, делал выводы и строил собственные предположения, как о самом несчастье, так и о внезапном исчезновении девушки и мальчика-подростка. Не думать об этом он просто не мог, ведь должно было что-то страшное произойти, если в один момент пропало две семьи, к тому же на корню, сразу в двух поколениях.

Сейчас, после смерти родителей, сына и жены, осиротевший Филя намного глубже чувствовал одиночество Якова, потерявшего в одночасье всю свою родню, и это помогало ему крепиться самому.

В конце ноября осеннее ненастье сменилось сухой устойчивой погодой. Ночные заморозки предвещали близкую зиму. Яков вместе с нанятыми в селе работниками готовил к отправке на фабрику табак, а Филипп собирался в дальнюю дорогу. Раньше доставкой товара в город занимался отец, но теперь, когда его нет, придётся Филиппу самому ехать на мануфактуру, так как на днях истёк предыдущий пятилетний контракт. Дорога туда и обратно может занять больше недели, но на хозяйстве останется Яков, которому он как себе доверял.

Хотя опять-таки с некоторых пор появились у Филиппа сомнения, и случилось это, когда он стал замечать, как из дверей коровника или из курятника выходит Татьяна. С одной стороны оно вроде понятно – детям молоко надо или яйца, но с другой… А с другой стороны означает, что свояченица надолго остаётся наедине с Яковом. Казалось бы, тоже ничего зазорного, так как Яша – человек неженатый, да и взрослая, чужая Филиппу женщина не должна отчитываться, с кем она общается, но однажды он поймал себя на мысли, что чувствует себя несправедливо обиженным, в очередной раз ущемлённым, обделенным судьбой. Ну, вроде того, будто вещь его без спроса взяли – взять взяли, а назад отдавать не спешат, так и пользуются ею без его на то ведома.

Сравнение человека с вещью немного остудило голову Филиппа, и он впервые задумался о статусе, в котором находилась на хуторе сестра покойной Насти. Вывод был неутешительным: начав с ухода за детьми, Татьяна как-то незаметно перебрала на себя всю женскую работу в доме – от уборки и до приготовления еды, вот только прав при этом она себе не нажила – и не хозяйка, как бы, но и не прислужница.

«Нет, не всю женскую работу», – снова шевельнулся в голове Филиппа корыстный червячок, когда, случайно посмотрев в окно, в очередной раз он увидел женщину возле дверей конюшни с Яковом. «А что, интересная мысль, сосватаю их, и Татьяна в доме насовсем останется, не надо будет чужого человека нанимать», – закралось в голову крамольное, а ночью Филе привиделось, будто сестрица почившей супруги в цветастой пышной юбке танцует посреди двора. Проснулся он, как с перепугу, в холодном поту. Сердце его так гулко стучало, словно прежде он ни минуты не спал, а куда-то бежал или кого догонял. Отдышавшись немного, прислушался – в детской половине, как недавно стали называть вторую, чистую часть дома, заходилась в крике Прасковья.

Подождал в надежде, что Татьяна, как всегда, успокоит ребёнка, но время шло, дитя не унималось, а голоса свояченицы не было слышно. «Уснула нянька, что ли?» С растущим раздражением поднялся с лавки, чтобы пойти успокоить Параску, как взгляд его вдруг скользнул в окно. «Матерь Божья!» – сам по себе открылся рот. На улице в сиянии полной луны стояла Дева. Точёная фигура, высокая грудь, тонкая талия, длинные ноги… Забыв о плачущей дочери, Филипп тайком продолжал наблюдать, как женщина, купаясь в лунном свете, подняла вверх руки, непринужденно собрала волосы в пучок и потянулась – легко и беззаботно, словно кошка.

«Господи!» – забывшись на мгновение, Филя подался вперёд, да так, что со всего маху стукнулся лбом о стекло. Удар привёл его в чувство. Дыша через раз, он облизался, поймав себя на мысли, что со стороны похож на старого блудливого кобеля, вытер о рубашку вспотевшие ладони, которыми несколько минут назад чуть было не гладил упругие женские бёдра, взглянул обратно в окно – никого. Разочарованно потёр кулаками слезящиеся глаза, посмотрел ещё раз на улицу и снова не увидел ровным счётом никого – незнакомку будто корова языком слизала.