– Простите меня, ваше величество за столь бесцеремонное вторжение, – глядя на королеву снизу-вверх, начал король, – но мне просто не с кем поговорить. Морепа умер, Верженн умер…
– Вы явились сюда, ваше величество, чтобы обсудить покойных министров? – холодно осведомилась королева.
– Что вы, ваше величество?! Я… Если вам неприятно меня видеть, я уйду.
– Я вас слушаю, Луи, – смягчила голос ее величество.
– Уже несколько месяцев я не нахожу себе места. Казна пуста. Банкиры больше не дают денег. Собрание нотаблей отказалось взять часть расходов казны на себя…
– Как же высоко вы меня цените, ваше величество, что пришли за финансовым советом.
– Не смейтесь, Мари. Я подумал, может быть, нам продать это поместье и мой замок Рамбуйе. Это бы покрыло часть расходов казны.
– Продать?! Кому?! Вы знаете, у кого есть столько денег?
– Не знаю, но кто-нибудь да захочет пожить там, где жил король или королева. А мы с вами снова будем жить в Версале.
– А что вы будете продавать, когда и эти деньги закончатся, ваше величество? Меня или свои охотничьи ружья?
– Вы правы, Мари. Нужно искать новые источники доходов, но где? Я не имею ни малейшего представления.
– Вы и не должны, Луи. Это обязанность вашего министра финансов.
– Ах, эти министры… Вы же помните, что мне предложил Каллон? Созвать собрание нотаблей, чтобы оно отменило привилегии высших сословий. В итоге надо мной смеется весь Париж. Вот послушайте, что они пишут…
Король развернул принесенный с собой листок бумаги:
«Крестьянин, выглядящий как король Луи, вошел в овчарню, похожую на зал заседаний в Версале и объявил своим баранам, напоминающим собрание нотаблей:
– Сегодня мы обсудим, с каким соусом вы предпочитаете попасть ко мне на стол.
– Но мы вообще не собираемся к тебе на стол, – ответили бараны.
– Это не обсуждается.
– А почему такая привилегия только для нас, баранов, – заговорил самый умный баран, – неужели коровы и куры недостойны попасть на твой стол?
«А ведь верно, – подумал крестьянин, – так мой стол будет богаче и разнообразней»
На этом первая часть сказочки заканчивается. Ждем продолжения»
– Понимаете, что это значит, Мари? «Самый умный баран» – это некий маркиз де Лафайет. Это он предложил созвать Генеральные Штаты. Только что это нам даст? Если высокородные бароны и епископы отказались платить налоги, то почему третье сословие должно согласиться?
Людовик вопросительно посмотрел на королеву, но она, вдруг, разразилась веселым смехом.
– Что с вами, Мари? – опешил король
– Простите, ваше величество. Я просто представила епископов в виде коров. Или в вашей сказке духовенство – это куры?
– Вам это кажется смешным?
– Хорошо, я буду серьезна, как никогда! Почему бы вам, ваше величество, не приказать Ленуару закрыть все типографии, которые печатают эти грязные пасквили? Мне приносят по три памфлета в день. Вы даже представить не можете, какие гадости они про меня пишут.
– Почему не могу? Могу. Мне их тоже приносят. А Ленуар по моему приказу выискивает и закрывает типографии. Уже закрыто семь этих рассадников злословия. Все, кто был захвачен в помещениях типографий, брошены в тюрьму. Но поток памфлетов от этого не сократился.
– Про то, что несколько негодяев брошены в тюрьму, никто не знает, а вот если повесить двух-трех памфлетистов на Гревской площади, другие задумаются.
– Не знал, что вы такая кровожадная, Мари.
– Это не смешно, ваше величество. Власть, над которой все надсмехаются, люди перестают боятся. А если нет страха перед властью, то как вы удержите людей в повиновении?
– Французы меня любят, поэтому повинуются. И я не хочу нагонять на них страх.
– Вижу вам не нужны мои советы, ваше величество.
– Напротив, я хочу услышать ваше мнение: созывать мне Генеральные Штаты или нет.
– Если так, ваше величество, то вот вам мое мнение: я не знаю! Почему бы вам не поговорить об этом с более знающими людьми?
– Да, вы правы, только где их взять?
– Почему бы вам не вернуть Жака Неккера? Ведь при нем с финансами все было благополучно.
– Мои братья этого не одобрят. Они еще помнят, как он зажимал их расходы.
– Вы король, ваше величество!
Действительно, он король. Хорошо, что хоть кто-то напоминает ему об этом. Он должен собрать всю волю в кулак и проявить твердость. Парижский Парламент отказывается регистрировать указы о повышении налогов? Разогнать такой Парламент. Принцы крови защищают привилегии знати? Отлучить их от двора, запереть в Бастилии.
– Спасибо, ваше величество, – произнес король, поднимаясь с пуфа, – я обязательно воспользуюсь вашим советом.
Весь следующий месяц Людовик добросовестно пытался быть настоящим королем. Сначала он вызвал полицмейстера Парижа Ленуара и приказал арестовать главу парламентариев и нескольких самых ярых смутьянов. Однако их кто-то предупредил, и они успели укрыться в здании Парламента. Они еще верили в закон, который запрещал появляться в этом здании вооруженным людям. Ленуар не стал посылать полицейских внутрь здания. Он вошел туда сам, без оружия.
– Господа, сейчас я зачитаю вам список лиц, которые подлежат аресту по приказу его величества.
В гробовом молчании полицмейстер зачитал список из семи фамилий, затем свернул бумагу и вновь обратился к собранию:
– Всех названных прошу добровольно выйти через парадный вход. Даю вам три минуты. По истечении этого времени я прикажу стрелять по окнам из пушек. Я не могу запустить сюда вооруженных полицейских из-за дурацкого закона, но стрелять по окнам закон не запрещает.
Ровно через три минуты из здания Парламента начали выходить депутаты. Ленуар, стоявший у входа, считал: один, два, три…семь, восемь, девять… Они что все выходят?!
– Стойте, мне нужны только люди из списка! – закричал полицмейстер.
Но его никто не слушал, депутаты молча двигались сквозь строй полицейских. Тогда Ленуар приказал хватать всех подряд и тащить в участок, а уж там разбираться, кто есть кто.
В полицейском участке Ленуар приказал приводить депутатов по одному в кабинет начальника, где он будет лично их допрашивать. С первым же депутатом ему повезло: тот назвался именем д’Эпремесниля, главы Парламента. Но, когда и следующий парламентарий назвался тем же именем, Ленуар понял, что его водят за нос. Он распорядился запереть депутатов по камерам, а сам отправился на доклад к королю.
Людовик ожидал, что после ареста смутьянов Парламент станет более покладистым, но рассказ парижского полицмейстера развеял эти надежды. Другого способа преодолеть саботаж Парламента король не знал. Остается только одно: распустить Парламент, а регистрирующим указы органом объявить Пленарный суд, как это было при его прапрадеде Людовике XIV. Для принятия такого решения требуется лишь одобрение Государственного Совета.
Как же он раньше до этого не додумался? Воистину: самые простые решения оказываются самыми правильными.
Король созвал Совет и представил закон об изменении функций Парламента и Пленарного суда. Но члены Совета, подстрекаемые братом короля, графом Артуа и герцогом Орлеанским отказались его одобрить. Они прекрасно понимали: король все это затеял, чтобы обложить их и всю знать налогами. А это абсурд. Никогда знать не платила и не будет платить в казну. Пусть налоги платит третье сословие. Для того оно и существует.
Получив отказ, Людовик не сдался. Он отдал приказ взять под домашний арест герцога Орлеанского, еще недавно бывшего герцогом Шартрским. Луи-Филипп герцог Орлеанский появился в Государственном Совете недавно. Он получил эту привилегию по наследству после смерти своего отца и с этого момента невероятно раздражал Людовика. Король еще помнил, как будучи герцогом Шартрским, Луи-Филипп пытался принудить его отречься от престола, за что был отлучен от двора. Зато вернувшись из изгнания герцогом Орлеанским он наверстывал упущенное и открыто противостоял всем инициативам короля.