Но и мы, несмотря на дождь, не засиживались в казармах. Вели усиленную разведку аскеранской дороги. Выяснили, что армяне установили посты на всех высотах вокруг крепости, в нескольких местах поставили пулеметы, однако артиллерии у них не было. Перед Аскераном, начиная от азербайджанского села Дашбашы до армянского населенного пункта Нахчиваник, Дели Казар успел построить укрепленную оборонительную линию длиною 14–15 верст. Генерал Салимов попросил министра обороны срочно послать в Агдам один из бронированных автомобилей, имеющихся в распоряжении армии. Если нет опасности, что бронированный автомобиль могут подбить пушечным выстрелом, то он в бою может обеспечить серьезное преимущество. А доктор Миргашимов спешно оборудовал рядом со штабом больницу на 50 коек, эвакуационный пункт, искал врачей, медсестер, собирал лекарства, перевязочные материалы. Сегодня во время обеда он со слезами на глазах рассказывал, что ученики 8-го класса гимназии в Гяндже создали санитарный отряд, собираются выехать в Агдам.
К вечеру мы получили еще одну, самую радостную за день весть: корнет Ханкендинского гарнизона тайно перешел линию фронта и принес письмо из Шуши от генерал-губернатора Карабаха Хосров бека Султанова. Я не знал, что было в письме, но оно означало, что в Шуше пока все спокойно, генерал-губернатор лично находится там. Значит, армянское войско, идущее со стороны Зангезура, до сих пор не прорвало оборону наших партизан и не смогло соединиться с карабахскими мятежниками. Если бы это произошло, их первой целью была бы Шуша.
Младшие офицеры собрались под широким навесом прямо перед двухэтажным зданием, где размещался штаб, и ждали, когда корнет выйдет от Салимова. Дождь, наконец-то, перестал лить, с крыш домов и веток деревьев стекала вода. Холод и влажность пронизывали до мозга костей. Соломон потер руки и подмигнул:
– Сейчас бы опустошил бочку «Хванчкари». Сразу в животе зажигается камин, и тепло начинает греть тебя изнутри…
Все сглотнули слюну, но никто не ответил.
Из здания вышел худой, кривоногий корнет среднего роста и, сразу же увидев перед собой около двадцати пар глаз, полных вопроса, жалобно заныл:
– Мужики, имейте совесть, сначала хотя бы угостите стаканом чая…
Мы подбежали к нему и буквально на руках внесли в столовую.
В тот вечер корнет рассказал много интересного. Самый запоминающийся, конечно, был бой за Ханкенди, непосредственным участником которого он оказался.
– В день праздника, как полагается, наелись плова с алыча-кавурмой, утрамбовали сверху шекер-бурой и пахлавой, затем, счастливые от мысли, что завтра можно будет все повторить, заснули. Среди ночи меня разбудил странный звук. Сначала подумал, что живот взбунтовался. Не смотрите, что я такой щупленький, когда подают еду, меня от стола силой не оторвешь, потом сам же страдаю. Но прислушался и понял, нет, это не мой живот, а кони во дворе ржут. Сон-то уже пропал. Решил выйти, прогуляться, может, полегчает. Дошел до дверей казармы и вдалеке услышал выстрелы. Подали сигнал тревоги. Армяне неожиданно напали на позицию наших артиллеристов на краю города. Говорю «неожиданно» потому, что всего несколько часов назад сидели рядом с нами за одним столом, вместе праздновали Новруз. Еще папаз ихний, хитрец, пожаловал вместе с уважаемыми армянами города, пришел поздравить начальника гарнизона Амануллу хана. Речь толкал о мире и дружбе. В общем… Нельзя было позволить противнику закрепиться на захваченной позиции и повернуть дула наших пушек в сторону казарм. С первого же наскока наша конница выбила оттуда армян. Они перебили наших артиллеристов, но и мы тут оставаться не могли. С одной стороны тьма, с другой густой туман не давали возможности следить за маневрами противника. Сняли замки с пушек, взяли с собой и отошли в часть. По приказу генерал-майора Гаджара заняли оборону, всадники прикрывали фланги пехотинцев. Не прошло и получаса, как началась мощная атака армян с четырех сторон. Противник имел явное численное преимущество, нас серьезно прижали. Постепенно светало, туман рассеивался, но в большой суматохе трудно было точно определить, где наши, а где армяне, иногда попадали под обстрел своих. Те, у кого кончились патроны, цепляли штыки, во многих местах шел рукопашный бой. В такой ситуации конница имеет превосходство. А их всадников было не меньше наших. Вдруг вижу, группа армянских солдат врывается в казарму, вытаскивает оттуда трех наших безоружных аскеров и ставит к стенке. Армянский командир слезает с коня, обнажает шашку и идет прямо на них. Не обращает даже внимания на своих товарищей, которые что-то говорят ему, видимо, пытаются остановить. Я был недалеко. Кровь залила глаза. Не подумав о том, чем это для меня может кончиться, повернул коня. Пока офицер не успел зарубить и третьего нашего аскера, я подоспел и на скаку опустил саблю на его голову. Услышал сзади крики растерявшихся армян: «Алексан спанум», «Командир спанум»…
– Что значит «спанум»? – перебил его коренной бакинец из старой крепости Джебраил бек.
За корнета ответил подпоручик Пармен Даушвили, который вырос в Джавахетии среди армян:
– «Убит», значит, отправлен в ад. Гагзавнили джоджохети[19], понял?
Корнет уважительно посмотрел на грузинского офицера, подтвердил его слова кивком головы и продолжил:
– Мне повезло, пули, посланные вдогонку, прошли мимо, над головой. Верный конь вывез меня из этой передряги, но самого ранили. Среди армян началась паника. Они погрузили тело Алексана на его лошадь и под натиском наших окрыленных аскеров стали отступать. Бой, который начался где-то в два часа ночи, закончился часам к половине седьмого. Когда стало совсем светло, мы увидели страшную картину. Половина гарнизона была перебита. Потери армян были еще больше.
– Так у кого сейчас Ханкенди? Здесь разные слухи ходят… – задал я интересующий всех вопрос, как только корнет закончил свой рассказ. Конечно, мы тут не каждому слуху верили, но за два дня столько всего наслышались…
– Ханкенди-то мы удержали, но ситуация в любой момент может измениться. Все зависит от того, кому первым подоспеет помощь: армянам со стороны Зангезура или нам из Агдама.
Адъютант командующего просунул голову в открытую дверь столовой и крикнул:
– Все офицеры, срочно к Салимову!
Зал на нижнем этаже штаба был полон людей. Салимов стоял в конце зала и ждал, пока соберутся все. Офицеры нашего отряда восхищались им: конечно, кто не захочет стать генералом в 38 лет? Однако Габиб бек был достоин всяческого уважения не только за свое звание и высокую должность, но и за блестящее образование. Офицеров, закончивших военную академию, в армии можно было сосчитать по пальцам одной руки. Он превосходно знал военную науку и технику боя. У генерал-майора были умные глаза и гордый, проникающий прямо в душу человека взгляд. Казалось, Салимов одним разом хотел определить, кто стоит перед ним и вообще, что от него можно ожидать. Но в этом взгляде не было холода, даже намека на иронию, наоборот, в нем чувствовались забота, какое-то беспокойство. Габиб бека интересовало не только то, как служат аскеры, но и то, как они одеваются, что едят, где спят. Он занимал один из самых высших постов в министерстве, тем не менее, никогда не был «кабинетным генералом». Я сам до этого момента никогда не участвовал в бою, которым он управлял, но более опытные офицеры хвалили его как решительного, отважного, требовательного и очень сообразительного командира. Я знал, что генерал Салимов в 1918 году сражался в рядах Кавказской Исламской Армии, в 1919 году добыл для молодой азербайджанской армии первую крупную военную победу во время Мугань-Ленкоранского похода. Второй такой победой считалась Дыгская операция под командованием генерал-майора Джавад бека Шихлинского. С гордостью хочу напомнить, я тоже участвовал в этой операции в звании подпрапорщика…
Салимов начал говорить, когда последний из приглашенных занял в зале свое место.
– Господа офицеры! Я хотел лично убедиться, что вы все понимаете ответственность стоящей перед нами задачи. Вот почему вас собрал. Это крайне важно, ибо вы должны привить такую же ответственность вашим аскерам. Я получил письмо от губернатора Султанова и начальника Шушинского отряда генерал-майора Новрузова. Они пишут, что после захвата сел в направлении Багирбейли объединению усилий зангезурских и нагорно-карабахских армян уже ничто не мешает. Если это произойдет, то Шуша и Ханкенди окажутся в критическом положении. Они каждую минуту ждут штурма, просят нас о помощи.
