Мой дорогой читатель! Эта сказка написана под сильным впечатлением от песен Ермена Анти и группы «Адаптация». Тебе вовсе не обязательно знать, а тем более любить казахский панк-рок, а мне (я так решила) вовсе не обязательно помечать звëздочкой каждую отсылку и цитату, и писать в конце ещё страницу пояснений. При должном интересе всë это ты сможешь легко загуглить в Яндексе, или же спросить у меня. Я буду счастлива, если прочитанное и/или услышанное найдëт отклик в твоëм сердце. Искренне желаю оставаться целым в актуальном для тебя смысле.

Нет войне!

Путник шëл по Лесу. Лес неумолимо превращался в болото: травы под ногами сменялись мхами, ботинки с каждым шагом проваливались в топь всë глубже и хлюпали всë громче. Надвигалась ночь. Небо хоть и спряталось за сомкнутыми кронами вековых деревьев, ощущалось, как стремительно оно темнеет. Путнику не было страшно: он примерно сто шестнадцать раз ночевал один в лесу, из них раз пятьдесят – с промокшими ногами. Крупная дрожь, из-за которой у молодого человека тряслись руки и стучали зубы, объяснялась тем, что он со вчерашнего вечера не принимал зелье забвения – стеклянный пузырëк в кармане у сердца был безнадёжно пуст. Это обстоятельство печалило Путника куда больше, чем голод, холод, мокрые ботинки и то, что он заблудился.

Чтобы не проваливаться в болото, молодой человек ступал по корням деревьев. Вдруг деревья закончились, и перед ним появилась широкая Река. На другом берегу, на холме, стоял одинокий дом, в котором светились окна. Вдобавок чуть левее, на хилом кустике, Путник различил красную ленту – она означала брод. «Вот это везение!» – решил он, входя в зловонные воды. Откровенно говоря, брод был так себе: вода доходила молодому человеку до ушей, рюкзак с вещами пришлось нести, вытянув руки над головой. Когда он, поднявшись на холм, постучался в двери одинокого дома, с него стекали ручейки, пахнувшие болотом.

Из-за двери громко залаяла Собака. Затем послышались шаги. Дверь приоткрылась, выглянула Хозяйка – женщина с оранжевыми волосами, из тех, что остаются молодыми, сколько бы им ни было лет.

– Да вы надоели! – воскликнула она, стараясь, чтобы еë голос звучал сердито, но было слышно, что она не сердится, – Город в другой стороне!

– Кто это? – послышался голос Хозяина из глубины Дома.

Женщина открыла дверь, впуская Путника в тепло и свет. Собака перестала лаять, обнюхала гостя, села и посмотрела на Хозяйку, как бы говоря: «Он хороший человек». Хозяин – высокий и бледноглазый, вышел и протянул руку в приветствии. На ладони у него был ровный синий овал – Путник помнил, что у одной из редких народностей это знак мудрецов.

– А ну-ка раздевайся! – скомандовала Хозяйка.

Гость смотрел на неë растерянно.

– Раздевайся, я сказала! Ты же околеешь!

– Прошу вас, не смотрите, – взмолился Путник, с трудом стягивая с себя мокрую ткань.

– Можно подумать, я чего-то там не видела! – расхохоталась женщина.

Скоро перед нею стоял абсолютно голый человек, очень худой, весь в глубоких порезах разной формы. Вот этот, на груди, был нанесëн боевым ножом, вон тот, на бедре, скорее всего, бутылкой с отбитым горлышком, руки от запястий до подмышек были исполосованы лезвием для бритья. Каким-то порезам было много лет, другим – пара недель. Хозяйке стало больно смотреть и она опустила взгляд.

– Сходи вымойся во-он туда, – произнесла она вполголоса, показывая на дверцу, – полотенце и халат найдëшь там же.

Лëжа в ванне с тëплой водой (в Доме была газовая колонка), Путник услышал разговор Хозяев.

– Любовь моя, этот человек очень болен, – сказал обеспокоенный женский голос.

– Он тебя пугает? – спросил ласковый мужской.

– Нет, мне его жалко.

– Видал я таких. Они излечивались.

– Как?

– Они хотели излечиться.

– Добрые люди, – неловко заговорил Путник, выйдя из ванной в мягком розовом халате, с торчащими во все стороны мокрыми волосами, – скажите, нет ли в вашем доме хоть капельки зелья забвения? Я бы его купил.

Хозяева переглянулись. В их глазах была печаль, но не осуждение.

– Увы, – ответил мужчина, – ничего такого у нас нет.

– Тогда можно мне воды, ополоснуть пузырëк?

– Непременно, – сказала женщина, – но сначала ужин. Лекарства натощак нельзя.

Путнику стоило больших усилий есть за столом как приличный человек, а не как голодный зверь, ведь последние дней пять он питался только тем, что находил в Лесу, а местный Лес был беден. После двух тарелок мясного супа и двух кусков свежего хлеба Путник достал из кармана свитера, уже подсыхавшего над газовым огнëм, стеклянный пузырëк, и опустил в кружку со сладким чаем. Зелья там было прискорбно мало, гость с тоской понимал, что не уснëт спокойно этой ночью. Хозяева тоже это понимали и жалели, что ничем не могут ему помочь.

– Я постелю тебе у девочек, – сказала женщина, убирая посуду со стола, – они только завтра вечером придут из Города.

Путник переступил порог комнаты хозяйских дочерей и сделался бледным, как мертвец.

– Прости, – спохватилась Хозяйка, поймав его взгляд, устремлëнный на иглы, спицы, ножницы и прочие инструменты для рукоделия, – совсем не сообразила, что тебя нужно беречь от этого.

– Я могу лечь на полу в прихожей, – тихо сказал гость.

– Тогда ты будешь спать вместе с Собакой.

– Так это же замечательно, – улыбнулся Путник, – я так люблю зверей!

Собака сторожила беспокойный сон гостя, которому явно грезилось что-то ужасное. Рано утром он облачился в высохшую одежду, оставил на столе две золотые монеты и хотел тихо уйти, но тут проснулись хозяева и не пожелали отпускать его без завтрака. За горячим кофе с медовыми оладьями они поведали молодому человеку о том, как добраться до Города и что это вообще за место.

Город был с трёх сторон окружëн Лесом, а с четвëртой – Бывшим Морем: солëной пустыней, в которой попадались ржавые корабли и обветренные скелеты. В этих местах не существовало времëн года, всегда было ровно тринадцать градусов и пасмурно. Времена суток различались весьма условно: день – чуть светлее, ночь – чуть темнее. Небо – очень серое, очень низкое, горожане опасались, что оно однажды упадëт и их всех раздавит. Иногда из него начинал капать мелкий дождь. По всему Городу стояли заброшенные дома, храмы, магазины, полицейские участки, бензоколонки. На Площади, в некогда богатом здании Городского Совета, сидели Бургомистр и два Помощника. Они целыми днями складывали из приказов и указов бумажных птиц, покрывая ими полы и столы бесконечных коридоров и кабинетов. У крыльца с утра до ночи стоял местный сумасшедший и кричал хриплым голосом: «Базар! Вокзал! Автовокзал!» На Базаре, расположенном неподалёку, беспрерывно шла торговля, а Вокзал и Автовокзал давно были разрушены, как и дороги, ведущие к ним – и железная, и асфальтовая. Напротив здания Совета стоял насквозь проржавевший Трамвай. От него тянулись рельсы и провода в сторону Моря. Самые старые горожане помнили времена, когда Трамвай был новым и ездил по Городу. Они помнили, как кипела Прошлая Жизнь, сколько разных людей варились в еë котле, помнили волны в Море, другие цвета неба, щедрые урожаи и даже снег. Их рассказы звучали для молодых потомков как древние легенды. Одну из легенд написал человек по имени Неавторитетный Источник, некоторые также называли его Иностранным Агентом. Рукопись по сей день хранилась в Городском Совете, почему-то еë никто не сжëг и не сделал из неë птицу. Легенда гласила: Город заколдован. Чтобы снять чары, нужно, чтобы в Трамвай попала искра. Ни один человек не воспринимал это пророчество всерьëз, и не понимал, что за искру имел в виду этот Неавторитетный Агент и в какое именно место Трамвая она должна попасть.