Женька смотрела на друзей и не понимала, какой момент она упустила из их жизни. Почему Космос – сын профессора астрофизики, уважаемого человека, в целом безобидный разгильдяй и балагур – связался с криминалом? А Пчёла? Да, он еще во времена школы подфарцовывал и перепродавал, но такую безобидную мелочь, что и не подумаешь. А теперь? Еще и Валеру хотят втянуть, а как Белов вернется – и его?

- Мелкая, успокойся. У страха глаза велики. Не вникай в это.

- Ну хорошо, – угрожающим тоном процедила Женька. – Я тоже сделаю то, во что вам вникать не надо будет.

- Так, пацаны, закрыли тему, ё моё, – вмешался Фил, – в конце концов, у Женьки день рождения, а вы о делах. Ей богу, в лесу о бабах, с бабами о лесе. Не портьте настроение.

На балконе показался Андрей.

- Господа, ни в коем разе не хочется нарушать ваш балконный променад, но остальные гости скучают, – он перевел взгляд на подрагивающие плечи Филатовой. – Жека, замерзла?

Да если бы. Женьку трясло от накатившей волны беспокойства, злости, да еще и слезы бессилия норовили вот-вот политься из глаз.

- Пойдемте, Инна наконец-то созрела сказать тост.

- А и правда, пошли бахнем, – Космос утянул за собой Фила и Женьку.

Пчёла снова закурил.

- А ты чего, особого приглашения ждешь? – усмехнулся Андрей.

- Дунаев, я же вижу как ты ее обхаживаешь.

Будущий медик понял, о ком идет речь, закрыл балконную дверь и подошел ближе. Созрел все-таки.

- Я тоже много чего вижу, и что?

- Интересно, что же…

- Что ты ревнуешь ее ко мне.

Пчёла чуть дымом не поперхнулся.

- Дурак ты, Дунаев. Она нам как сестра, и никому не хочется, чтобы рядом с ней был какой-нибудь мудак.

- Базара нет, Пчёл. Только отношение Фила и Космоса давно уже доказало, что они меня таковым не считают. Кроме тебя.

Витя смерил Андрея взглядом, сделав две затяжки подряд.

- Может, ты мне просто не нравишься.

- Может, это взаимно. А знаешь, почему? – вопрос был риторическим, Пчёлкин заинтересованно хмыкнул. – Потому что это свойственно тем, кто влюблен в одного и того же человека.

- О, ты так быстро поведал мне о своих чувствах… Я польщен.

- Ты упустил важную деталь…

- Нет, я все прекрасно слышал. Вопрос только – с чего ты так в этом убежден? Только потому, что мне не импонирует твоя рожа?

- Нет, потому что я вижу, как ты подсознательно считаешь меня соперником.

- Ну ты придурок, Дунаев.

- А если я тебе кое-что предложу, ну так, чисто ради эксперимента?

- Эксперименты будешь ставить у себя в институте над лягушками.

- Я сейчас без шуток. Ради тебя ж стараюсь.

- Как благородно с вашей стороны, сударь, – ехидно отметил Витя.

Дунаев пропустил его слова мимо ушей.

- Так вот, эксперимент – поцелуй ее. И если ты ничего не почувствуешь – я от тебя отстану.

- Ты хочешь, чтобы я на спор поцеловал почти сестру? А по роже ты получить не хочешь?

- Ты не Пчёла, Вить, ты баран.

Дверь снова распахнулась, являя друзьям Женьку.

- Не, ребят, это уже наглость. Ну в самом деле, пошли уже.

- Ну че, или зассал? – Женьке было видно, что Андрей нарочно задевает Пчёлкина.

- Дунаев, ты опять свою шарманку завел?!

Будь Витя трезвым, он бы даже не задумался над словами Андрея, но сейчас у него в голове крутилась эта навязчивая идея вкупе с подогреваемым интересом. Почему для нас так заманчиво то, что недоступно? В плане – буквально недоступно, например, вершина горы или недосягаемая глубина впадины. Но существует другой вид недоступности – между людьми, здесь все сложнее, или мы сами все усложняем. Вот вроде вы знаете друг друга тысячу лет, у вас прекрасные отношения, но они совсем не на том уровне, которого хотелось бы одному из вас. Некоторые функции по отношению друг к другу заблокированы, и приходится либо пытаться получить доступ, либо оставить все как есть. Это внутренняя упёртость при достижении цели, как раз часто встречающаяся черта характера завоевателей недоступности, она толкает человека на подвиги, которые иногда смахивают на испытание судьбы.

Пока Женька сверлила взглядом Дунаева, Витя избавился от сигареты, а потом, повинуясь секундному порыву, притянул Филатову к себе и поцеловал. Поцелуй был недолгим, но, волнующим, пробуждающим затуманенное алкоголем сознание. Оторвавшись от Женьки, Пчёла улыбнулся:

- Будь я трезвым, я бы наверняка не сделал этого. Но черт побери, я рад, что я пьян!

Женьке казалось, что ее голова сейчас взорвется. Мысли беспорядочным роем кружились, не давая возможности сосредоточиться. Она сфокусировала свой взгляд на кончике носа Пчёлкина, чтобы не смотреть ему в глаза. Хуже всего, что этот немыслимый поцелуй видел Андрей.

- А что я говорил, – подал голос он.

Дунаев тихо посмеялся и вернулся обратно к гостям. Женька судорожно вздыхала, Пчёла украдкой наблюдал за ней. За свои двадцать лет Витя целовал многих девушек, но эти поцелуи не находили отклика в его сердце. Сейчас же было что-то иное. Когда он поцеловал Женьку, он думать забыл, что все это происходит понарошку, на спор. Более того, ему действительно понравилось, но желание поцеловать Женьку еще раз казалось ему постыдным и даже каким-то жалким.

Чувство, которое непонятным, странным образом засело у него в груди и отдавалось щекоткой в желудке, в прямом смысле сводило Пчёлу с ума. Мысли быстро сменяли друг друга, разрывая парня напополам. Одна половина хотела тут же признаться Филатовой в симпатии, а вторая считала, что будет лучшим выйти с балкона и подавить это непонятное чувство в зародыше.

“О чем я вообще думаю?! – обозлился сам на себя Пчёлкин. – Идиот. Это все коньяк, это все коньяк. И Дунаев, скотина, точно ему нос сломаю!”.

- Что это сейчас было? – наконец, спросила Женька, уперев руки в боки. Нельзя подавать вид.

- Невинный поцелуй, – пожал плечами Витя.

- Ага, скорее, винно-водочный!

Женька ощущала себя странно. Она не хотела. Не хотела лезть в его жизнь в таком качестве, это неправильно. Он для нее друг, как и она для него. И не надо нарушать этого. Но к этой мысли прицепился жаркий, протестующий хвостик – ей понравилось, она поняла это по мурашкам, до боли сковавшим шею, когда его пальцы скользнули к волосам.

- Пошли, обговорим это позже, – Пчёла схватил Женьку за руку и толкнул балконную дверь. – Некрасиво виновнице торжества сбегать так рано.

====== 5. Два года – это большой срок ======

Лето 1989

- Ну что, кареглазая, любовь-морковь? – Дунаев уселся на свободную скамейку возле курилки и раскинул руки на спинке.

- С чего ты взял? – Женька присела рядом, задумчиво покрутила в пальцах сигарету. Она давно не курила, но эта сессия выжимала из нее все соки, нервы были ни к черту.

- Ну как, после твоего дня рождения не зовешь никуда, сразу после института убегаешь. Явный показатель.

- Дел много…

- А, ну да, само собой, – усмехнулся Андрей и чиркнул спичкой. – А я думал, папа Андрюша свел два одиноких сердца тем дождливым майским вечером…

- Слышь, лирик, ты с каких пор Купидоном заделался? – фыркнула Женька. – Подбил пьяного Пчёлу, а мне теперь страдать…

- Так уж и страдать? – прищурился Дунаев. – Так что у вас там?

А Женька и сама не знала, что у них там. О чувствах они не говорили, просто после женькиного дня рождения Пчёла пытался чаще появляться рядом с Филатовой. Она думала о том, как грань привязанности после ситуации на балконе перешла к какой-то новой грани, и ей было так смешно, и от того даже больно, что эта привязанность, которая была и к Космосу, и к Сашке, решила сменить курс именно на Пчёле. Как глупо, как нелепо, как предсказуемо. Мальчик-красавчик, бабник до мозга костей и – вдруг с ней. Об отношениях и речи не было, не то что о продолжении с уклоном на светлое будущее. А самое главное, Женька осознала, что это ей чертовски нравится. Ну какое будущее можно обсуждать в восемнадцать лет? В начале всегда думаешь: “Если ничего не получится, так хоть повеселюсь!”. А потом проходит время, и приходит осознание – если человек сейчас уйдет, ты просто сдохнешь. Но так ли это на самом деле?