– Дах ильхавин, хайе!
– Таэ дахе алар, – пожал плечами Рикард и вернулся на свой стул.
Сейд вышел из-за стола, передернув плечами, и удалился, высоко вздернув подбородок, а игра продолжилась, но уже с меньшим накалом.
– Что он тебе сказал? – спросил Тибальд, присаживаясь рядом.
– То, что всегда говорят в таких случаях, – Рикард снова взялся за деревянную лошадь.
– А именно?
– Что я пожалею об этом.
– Почему?
– Он рассчитывал на братскую солидарность.
– Братскую? Разве он тебе брат? Что это значит? – Тибальд придвинулся ближе.
– Это ничего не значит, – тихо ответил Рикард, – я сам по себе, он сам по себе. Я сказал, что он мне не брат. А значит, я ему ничего не должен.
– И откуда ты знаешь ашума́н?
– Тибальд, я много чего знаю, и мало что из этого тебя касается. Он всё понял и ушел, ты же за это мне платишь?
Тибальд отодвинулся, видно было, что ему не понравился ответ.
– К слову об оплате… Человек, которого ты искал…
Рикард посмотрел исподлобья.
– Да?
– А ты знаешь, что он ирдионский алади́р?
– Я знаю, кто он. Так ты его нашел?
– Он не так давно переехал в дом на улице Мечников, комнаты над аптекой Фило. Но я бы хотел предупредить тебя – не стоит связываться с рыцарями Ирдиона, чем бы они тебе не насолили.
– Я знаю, – Рикард прищурился и скупо кивнул головой.
Плата принята.
Турнир закончился вечером, и Рикард поспешил на скотобойни. Солнце висело на ладонь над горизонтом, и он торопился – не стоит заставлять Кадора Аркимбала ждать. Нужно побыстрее закончить с этой глупой дуэлью, ведь сегодня у него более важная встреча. Встреча, к которой он шел очень долго. С того самого дня, наверное, как проклятый дым поселился в его кошмарах.
Рокнийские бари́тты Рикард не любил. Так называемый городской меч – новомодное и бестолковое оружие позёров. Тонкое короткое лезвие, богато украшенная ручка, и гарда с серебром, золотом и гербами. Каждый юнец на Побережье, да теперь и в центральной Коринтии, предпочитал его. А чаще просто норовил похвастать богатым убранством перед соперником и дамами, нацепив баритту на такую же богатую перевязь. Впрочем, Рику было без разницы на чем драться, хоть на айяаррских яргах, хоть на кулаках.
Когда он подъехал к скотобойням, солнце уже пряталось в облака над горизонтом, окрасив их густым багрянцем, и сумерки вот-вот обещали смыть все краски, превращая день в ночь.
Он спешился, постоял немного, прислушиваясь, и потянул носом воздух. Нюх у него, как у собаки. Впрочем, у него всегда был очень чувствительный нос, как и у его матери. Но с той поры, как он попал в Ашуман и начал тренироваться, то стал слышать запахи не так, как обычный человек. И иногда это сильно мешало. Но помогало чаще.
Вот и сейчас он услышал их раньше, чем увидел. За густыми кустами жимолости стояли четыре человека. Один нервничал и потел, видимо, Ка́дор. Кто-то был облит одеколоном сверх всякой меры, и это точно Ви́льро – его секундант. От секунданта Кадора разило сапожной мазью. А четвёртым был лекарь. Запах химикалий из его саквояжа господствовал над всеми остальными: запахами скошенной травы, конского помета и пыли. Поодаль лошади. Никого больше и ничего подозрительного. Никаких ловушек нос Рикарда не уловил.
Он набросил поводья на сук и, перемахнув легко через остатки каменной стены, оказался прямо посреди моря крапивы. Жирная земля, когда-то досыта напоенная кровью убитого скота, была покрыта ею сплошь.
Все в сборе.
Кадор был здесь же, расхаживал широкими шагами, сражаясь с крапивой – делал выпады в воображаемого противника. И стебли вздрагивали, подрубленные острым лезвием, и медленно падали ему под ноги.
Нервничает. Это хорошо.
Видимо, новость о том, что ответчиком выступит Рикард, а не безусый юнец, сопернику не нравилась. И он разминался о траву зло и тщательно.
Рядом расположились секунданты, Вильро, которому доверял Рикард, и ещё один со стороны соперника. И лекарь.
Надо же.
Лекарем был сам Лира́нд Фуке́, парифик университета, и стоили его услуги очень дорого. А значит, щенок Кадор боялся за свою жизнь всерьез.
И это тоже хорошо.
Приветствие вышло холодным.
Рикард кивнув сдержанно, бросил Вильро куртку и шляпу, натянул шипастую крагу на запястье и тыльную сторону левой руки и, отсалютовав сопернику бариттой, стал в позицию. На его оружии не было позолоты и гербов. Его баритта вообще принадлежала случайному попутчику, тот проиграл её в карты. Но это не имело большого значения значения, драться можно любым оружием.
Рикард посмотрел на соперника. Кадор стоял, пружиня на ногах и вращая туда-сюда запястьем – готовился.
Боится.
У страха свой собственный, особенный запах, чем-то похожий на уксус, и Рикард почувствовал его, как только Кадор пересёк границу поля.
Если противник незнаком, то атака должна быть не просто быстрой, а очень быстрой. Нужно попытаться использовать эффект неожиданности и выиграть преимущество, пока никто не знает приёмов друг друга.
И он бы сделал выпад сразу, минуя все этапы церемониального салюта, как только Кадор стал в ангард[1], но сегодня у него не было задачи убивать противника. А значит, драться он будет лишь до первой крови – просто отработает уплаченные десять тысяч. Большего дуэльный кодекс не требовал.
Но проклятый дым, который преследовал его с самого утра, не давал расслабиться. И рука сжимала рукоять баритты сильнее, чем нужно. Он чувствовал себя натянутой тетивой и ничего не мог с этим поделать.
Границы поля боя секунданты выкосили и стали по обе стороны.
Начали.
Сблизились до средней дистанции, встали в меру[2]. Лицо у Кадора было бледным, чёрные глаза следили сосредоточенно. И, как и следовало ожидать, он напал первым. Зло, внезапно, быстро. Хотел получить преимущество.
Три скачка: два назад, один вперед.
Обменялись тройкой батманов, но Рикард не раскрылся ни разу. И Кадор понял, что в маневренном бою он уже преимущества не получит.
Отступил.
Рикард видел, как он следил за ним внимательно. Наблюдал, оценивал, прощупывал. Противник сплюнул через локоть, вздернул подбородок, и взметнул левую руку вверх, будто выбрасывая перчатку.
Позёр.
И снова атака на открывание. Внезапная. Резкая. В два подскока.
А он смелый.
Баритта просвистела совсем рядом. Вывод вправо. Финт и отбив. И снова атака. Баритты сцепились и завязались. Два, три, четыре оборота, лезвия зазвенели и заскользили, жалобно взвизгивая, а лица приближались, и какое-то мгновенье было глаза в глаза. Горящие чёрные против ледяных синих.
Но Кадор вовремя сделал перевод и ушел в оборону. Видно, что прощупывал силовой метод, хотел продавить противника, но у Рикарда крепкая рука, хоть и за черным шёлком рубашки этого не видно.
Отскочили и снова стали в меру. И опять стремительная атака, столкновение и удар крагой по лезвию. Ремиз и отскок.
Пора заканчивать.
Кадор пробовал все приёмы по очереди. И это было слишком очевидно. Рикард понял, каким будет его следующий удар, и пошел в обоюдную атаку с соперником, перебросив за мгновенье до этого баритту в левую руку. Ушел от выпада вольтом, прогнувшись в спине. А соперник не успел выйти из атаки, сбитый с толку финтом с левой рукой, и замешкался лишь на миг, но и этого было достаточно.
Он летел на Рикарда – одно мгновенье, и вот он уже ушел в пустоту. Провалился навстречу ускользнувшему противнику, нарвался на мощный левый кварт Рикарда и молниеносную завязку. И через мгновенье его баритта, выбитая из рук, описала дугу и исчезла где-то в зарослях крапивы за спиной Вильро, а сам Кадор получил удар эфесом прямо лицо.
Удар был такой силы, что он сделал пару взмахов руками, словно птица, отлетел и упал в траву на границе поля, схватившись за разбитый нос. Кровь мгновенно залила белую рубашку, и было её столько, что Рикард тут же отсалютовал секундантам. Сомнений нет, первая кровь пролилась – бой можно считать оконченным.