Эпоха горбачевской гласности открыла новый этап в историографии военного плена, а 1995 г. значительно расширил возможности для издания целого ряда мемуарных повествований. Усилиями исследователей и публикаторов, по инициативе самих мемуаристов или их родственников многое из того, что лежало на архивных полках, хранилось в музейных собраниях и домашних архивах, пришло, наконец, к читателю (см. Приложение на с. 373–374). Правда, как правило, без подробных вводных статей, источниковедческих и археографических комментариев. С уходом из жизни многих лиц, побывавших в плену, поток мемуаров на эту тему постепенно ослабевал и почти иссяк. Рассчитывать можно только на счастливые случайные находки и издание в полном объеме текстов, ранее опубликованных лишь во фрагментах или сильно искаженных правкой, купюрами и проч. в процессе редакторской работы.
Одна из «привилегий» профессии историка заключается в том, что она порой дает возможность ее обладателю испытать чувство удовлетворения от возвращения к жизни того, что, казалось бы, навсегда выброшено на помойку Истории. И это относится отнюдь не только к археологам, для которых мусорная яма древнего поселения – желанная находка, но и к историкам Новейшего времени, способным обнаружить любопытные письменные свидетельства, судьба которых, казалось бы, обрекала их на полное забвение. Историк-исследователь зачастую отнюдь не пассивно пользуется предоставленными в его распоряжение историческими источниками, формируя источниковую базу, но иногда самостоятельно, нередко неожиданно открывает их для себя, делая доступными как для специалистов, так и для широкой публики.
Характеризуя богатство фондов Государственного исторического музея (ГИМ), его руководители в свое время не случайно придумали для издаваемых сборников «Забелинских научных чтений» подзаголовок: «Исторический музей – энциклопедия (!) отечественной истории и культуры» (курсив и восклицательный знак мои). В разговорах же между собой музейные сотрудники иногда выражают ту же мысль, но не столь академично. Работая над новой выставкой в отделах хранения и неожиданно в своих поисках обнаруживая ранее не известный никому из коллег экспонат, они с удивлением, смешанным с гордостью, восклицают: «В ГИМе есть всё!» Так случилось и с темой, связанной с судьбами советских военнопленных, которая до середины 1990‐х гг. не являлась предметом специального изучения и не включалась в планы комплектования музейных коллекций. Но сегодня в собраниях Отдела письменных источников ГИМ (ОПИ ГИМ) хранятся два обширных, информативно ценных мемуарных повествования, написанных бывшими советскими военнопленными. Воспоминания одного из них – Ф. И. Чумакова, военврача, путь которого в немецкую неволю начался в августе 1942 г., готовятся к изданию. Здесь же мы дадим слово второму свидетелю печальных событий минувшей войны…
Мемуары Георгия Николаевича Сатирова (1904–1981) были переданы на хранение в ГИМ его племянницей Элеонорой Сергеевной Никольской в декабре 1994 г. при посредничестве ведущего сотрудника отдела картографии кандидата исторических наук А. К. Зайцева. К тексту приложена составленная ею биографическая справка об авторе на трех машинописных листах, датированная 6 апреля 1993 г.51 В музейные фонды поступили и некоторые личные документы Г. Н. Сатирова (военный билет офицера запаса и др.). Позднее, в 2005 г. этот небольшой архивный комплекс был дополнен еще 40 предметами (часть которых была принята в научно-вспомогательный фонд). Все материалы сегодня находятся в необработанной части фонда 459 ОПИ ГИМ.
Согласно имеющимся документальным сведениям (включая автобиографические детали, которые содержатся в воспоминаниях) можно восстановить основные вехи биографии мемуариста.
Георгий Николаевич Сатиров родился 2 мая 1904 г. в семье священника в г. Геокчае (Азербайджан)52. По национальности он грек-цалкинец. Его предки были когда-то вывезены из завоеванной Греции в Турцию, где стали заниматься медеплавильным ремеслом. Со временем они забыли родной язык, но сохранили православную веру. Во время Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. потомки греков помогали русским войскам, за что впоследствии Николай I предоставил им для жительства земли в высокогорной части Грузии. Так образовалось греческое поселение Цалка. Любопытно, что фамилия, доставшаяся мемуаристу от отца, писалась через о – Сотиров (от Сотириди – Спаситель). Но при выписке каких-то документов была допущена ошибка. Так вместо о в фамилии появилась буква а. Молодому человеку эта забавная ошибка понравилась, и он не стал настаивать на ее исправлении.
Отец мемуариста окончил Тифлисскую семинарию и получил приход в г. Геокчае. Во время Первой мировой войны его направили на фронт. Опасаясь межэтнических конфликтов, жена и шестеро детей переехали на Северный Кавказ, в г. Георгиевск. В 14-летнем возрасте Георгий остался без матери, которая во время Гражданской войны умерла от холеры.
Окончив реальное училище, он мечтал о профессии горного инженера, однако социальное происхождение помешало этому. «С ранних лет, – утверждает Э. С. Никольская, – самым дорогим для Г. Н. была книга»53. Он занимался самообразованием, много читал, изучал древние и новые языки, штудировал книги древнегреческих и немецких философов. В одном из писем отцу 12 декабря 1938 г. Георгий Николаевич писал: «Я не нахожу никакого удовлетворения в сытой, обеспеченной, но безынтеллектуальной, растительной жизни. Поэтому меня нисколько не страшит смерть под забором, только бы с книгой в руках»54.
Вместе с тем он совершенствовал себя и физически: закалял тело, вырабатывал выносливость. В тексте воспоминаний есть такой пассаж: «Помню, во дни юности мне приходилось часто голодать. Моя студенческая жизнь была перенасыщена голодовками. В те годы я ел три, а иногда два раза в неделю. Голодал я и позже, но уже, правда, с целью закаливания. Однажды, это было в Свердловске в 1932 году, я в течение 10 суток ничего не ел и не пил. Перенес голодовку легко, на ногах, не бросая работы на Верх-Исетском заводе, куда каждый день ходил пешком из центра города» (с. 74)55.
В 1922 г. Сатиров переехал в Москву и поступил в Институт физической культуры, который и окончил в 1926 г. Но постоянно пополняемые знания в области литературы, истории, философии позволили ему одновременно экстерном сдать госэкзамены на педфаке 2‐го МГУ (очевидно, по программе литературно-лингвистического отделения). В конце 1926 г. он был призван на военную службу, проходил курсы одногодичников при 82‐м стрелковом полку 28‐й Горской дивизии, с 1927 по 1929 г. преподавал литературу в школах Москвы и подмосковного Воскресенска, с 1929 по 1931 г. – на рабфаке Дальневосточного университета. До 1934 г. он успел поработать методистом культотдела, инструктором физкультуры и проч. В 1934 г. Сатиров переехал в Крым. До 1938 г. он занимался экскурсионно-туристической работой в Гурзуфском санатории РККА56, много путешествовал, исследуя природу и памятники истории полуострова, затем увлекся пушкинской темой. Ему представлялось интересным все, что было связано с пребыванием поэта на Крымской земле. По его инициативе в Гурзуфе был открыт дом-музей А. С. Пушкина, в котором мемуарист с 8 апреля 1939 г. работал научным руководителем. В № 7 журнала «Крокодил» за 1938 г. (с. 14) опубликовано письмо Сатирова по поводу происходившей ведомственной борьбы, связанной с открытием музея. В альбоме «Артек» (М.: Медгиз, 1940), вышедшем к 15-летию детского лагеря, можно увидеть фотографию «Экскурсанты в Пушкинском музее», на которой Георгий Николаевич запечатлен со школьной группой.
