Из Венеции мы поехали во Флоренцию, бывшую тогда столицей Итальянского королевства, где нас ожидало целое общество близких друзей. Сестра моей belle-mère567 (дочери знаменитого графа Федора Васильевича Ростопчина) вышла замуж за французского графа де Сегюр568. Ее старшая дочь Natalie была замужем за французским посланником при итальянском дворе бароном Malaret. Я с ними впервые познакомилась, и они приняли нас как самых близких родных. Дом их был очень приятен. Положение представителя Франции было выдающееся посреди дипломатов, так как Франция в такой сильной мере способствовала объединению Италии. Мы часто у них обедали при больших, равно как и семейных, обедах со всем персоналом посольства разговорчивых остроумных французов, с которыми мне было приятно и весело. Сам посланник был очень умен и интересовался новыми учреждениями России, особенно отменой крепостного права. У них были две дочери: Camille и Madeleine, которым их бабушка, графиня Сегюр, посвятила свои первые детские книги569. Camille была в полном смысле красавица, с правильными тонкими чертами лица, очень похожая на отца, который ее сильно любил. Судьба ее была несчастлива. Выйдя замуж за негодяя – маркиза де Бло, она принуждена была разъехаться с ним и возвратиться к своим родителям с маленьким сыном Павликом570, по смерти которого и она зачахла и умерла в цвете лет и с разбитым сердцем. Сестра ее Madeleine живет при матери, доканчивающей свою жизнь в своем замке на юге Франции, и посвящает себя всецело делам христианской благотворительности. Natalie была для меня родственно сердечно добра. Высокого роста, с великолепным станом, она была очень эффектна, хотя черты лица ее, носившие русский тип, не были правильны. До назначения ее мужа посланником во Флоренцию она состояла в числе придворных дам при Императрице Евгении и сопровождала императорскую чету, когда было совершено покушение Орсини. Они все уехали в итальянскую оперу, и бомба разорвалась между их каретами, не причинив им никакого вреда, но, к несчастью, поразив много окружающих лиц. Русским представителем был еще раз Николай Дмитриевич Киселев, знавший меня с моего раннего детства в Париже. С тех пор, как мы встретились с ним в Риме в 59-м году, он женился на великолепной донне Франческе, по первому мужу Торлония. Ее классические черты и высокий прямой стан так и просились под резец скульптора, чтобы запечатлеться в мраморе; при ней был ее сын от первого брака, десятилетний мальчик Clemente. Но ближе всех к нам стояла очаровательная графиня Остен-Сакен, муж которой был советником нашего посольства. Я ее знала с тех пор, как себя помню, когда вскоре после нашего переселения в Париж она приехала туда со своим первым мужем князем Михаилом Александровичем Голицыным, дальним родственником моего отца. Только что женившись на прелестной 16-летней княжне Марии Ильинишне Долгорукой, он тотчас привез ее к моей матери, много ее старшей, прося покровительства ввиду ее молодости. С тех пор дружба соединила этих двух дам, и так как Голицыны поселились в Париже, то мы виделись с ними постоянно. Князь был племянником известного московского магната князя Сергея Михайловича и владел огромным состоянием, еще увеличившимся от получения впоследствии наследства от своего дяди. Он воспитывался за границей вместе с братом князем Федором, и они оба были католики. Очень образованный, культурный, артистичный, он не служил и не появлялся ко двору во время царствования Государя Николая Павловича, но на коронации 56-го года, когда князь Сергей Михайлович, будучи тогда московским предводителем дворянства, дал в своем доме на Пречистенке великолепный праздник, участвовал вместе со своей женой в приеме высоких гостей. После сего он был сразу назначен посланником в Испанию, где после трехлетнего пребывания он скончался. Он был много старше своей жены. Она любила и уважала его скорее как отца. Полное счастье она испытала в своем втором браке с графом Остен-Сакен, нынешним нашим послом в Берлине. Сакены занимали красивый Palazzo Lung’Arno571 в нескольких шагах от нашей гостиницы. Они много принимали. Красота, общительность и приветливость графини способствовали тому, что дом их сделался центром не только дипломатического замкнутого кружка, но вместе с сим местом слияния аристократического общества с новыми элементами, от которых они в то время еще отстранялись. На вечерах у Сакенов я видела всех деятелей великого переворота, совершающегося в Италии: Rikasoli, La Marmora, Minghetti и других. Было очень интересно и приятно, и хозяйка дома со своей пленительной добротой и удивительной печатью grande Dame572, ей присущей, умела соединять отдельные политические группы и сглаживать шероховатости новых сближений. Ее доброе влияние в этом отношении было признано итальянским обществом, и когда они покинули Францию, то оставили после себя длинный след дружеских и признательных воспоминаний. Она так горячо любила мою мать, что относилась ко мне как старшая заботливая сестра, и не было предела ее радушному гостеприимству и нежному участию ко всему, что меня касалось. Графиня Сакен была для меня живым воспоминанием о моем далеком милом прошлом, образ которого не затмила масса испытанных мной с тех пор новых впечатлений. Она знала с давних лет всю нашу семейную жизнь, и мне было отрадно слышать ее восторженную оценку благородного характера моей матери. Между прочим, перебирая имена их общих знакомых, она вспоминала о старой герцогине d’Albuféra, которая говорила: «Si la vertu avait un nom, on l’appellerait – Kourakine»573.
Великая княгиня Мария Николаевна вместе с Евгенией Максимилиановной находились также во Флоренции. На другой день нашего приезда мы поехали к обедне в Сан-Донато574, где тогда была наша церковь, и мы там встретились, при большом удивлении с их стороны и большой радости с моей. Посыпались вопросы, приветствия. Я была обрадована чрезвычайно нашей встречей среди дивных картин флорентийских пейзажей весны. Великая княгиня проживала в своей прекрасной вилле Quarto575, купленной ею и украшенной с тем артистическим вкусом, который составлял отличительное свойство ее художественной натуры. Король Виктор Эммануил часто бывал у ее высочества запросто, не любя больших приемов, и подарил ей великолепные гобелены, украшавшие стены с картинами старинной прерафаэлитской школы, приобретенные великой княгиней. Известный Липгардт576, знаток живописи, бывал постоянно в Quarto, где советы его очень ценились. При Евгении Максимилиановне была добрая графиня Елизавета Андреевна Толстая. Мы присоединялись к ним иногда для артистических экскурсий, которым художественная Флоренция открывает такое широкое поле.
Потом мы поехали в Рим. Какое волнение, какое счастье я испытала, увидев во второй раз этот чудный город, пребывание в котором составляет эпоху в моей жизни. Мы поместились в том же Albergo Europa577 на Piazza di Spagna, как и в первый наш приезд, и так как у нас в Риме было мало знакомых и никаких обязанностей, то с утра до вечера ездили по известным уже и излюбленным местам. Компания была дивная, поездки по окрестностям города восхитительны. Из прежних знакомых мы видели только князя Гогенлоэ и Пальмера. Мы были у первого в его помещении в Ватикане на самом верху дворца, откуда вид простирается на весь Рим. Кроме воспоминаний о прежней встрече его заинтересовало то обстоятельство, что двоюродный брат моего мужа был monseigneur de Ségur578, проведший в Риме лет двадцать в тесном дружеском сближении с ним. Отношения нашего правительства с Ватиканом были прерваны в этом году, наш посланник барон Мейендорф отозван579, а архимандрита Гурия, настоятеля нашей церкви, мы увидели в Неаполе, куда отправились из Рима, несмотря на начинающуюся жару.
