Стремительно направляется ко мне и наносит удар ногой в грудь, от которого в глазах темнеет и перехватывает дыхание. За ним следует еще один в область спины.

– Это все ты, сука! – не успев произнести фразу до конца, падает на колени и хватается за горло. Начинает кашлять. Заметно, что затруднено дыхание.

Пользуясь моментом, из последних сил подползаю к нему и вцепаюсь руками в шею. Мне не хватает сил, чтобы задушить его, но стоящие рядом люди, видя происходящее, присоединяются ко мне! Вместе нам удается придушить подонка. Он замирает. Наступает тишина. Вермон с ужасом смотрит на происходящее, не смея произнести ни слова. Несколько человек ринулись к нему. Несчастный даже не успел закричать.

Правильно мне рассказывали монашки, ничего нет тупее и опаснее толпы…

Моя хамоватая соседка командует погрузить тела охранников, люди слушаются ее, словно чувствуют силу… Спустя десять минут тележка, заполненная трупами под завязку, стоит возле входа, а я ожидаю своей участи рядом со своей влиятельной соседкой.

– Кто ты такая? – тишину разрезает ее грубый прокуренный голос.

– Зовут Ирина! Являюсь результатом лабораторного эксперимента, который позволяет являться переносчиком вируса без последствий для организма, – прокашлявшись, продолжаю, – Особых последствий!

Женщина тут же отодвинулась на метр в сторону.

– Не переживай! Пока я в маске, тебе нечего бояться.

– Я и не боюсь, – грубо отвечает она, – Успела переболеть. Сказали, что выработался иммунитет. Тем не менее стараюсь не рисковать.

– А остальные здесь, – задаю болезненный для меня вопрос, – Тоже болели?

– Где-то пятьдесят на пятьдесят! Большинство переболевших, на особом счету у этих подонков. – она кивнула в сторону мертвых солдат. – Используют, как рабов. Говорят, что мы более выносливые. Кто-то справляется, а остальные – сама видела!

–Ну да… Я слышала…

– Гвен! Меня так зовут.

– Довольно необычное имя… Ты не русская?

– Русская… Раньше звали Галей, но это было в прошлой жизни! А теперь я – Гвен!

– Очень приятно, Гвен! – стараюсь улыбнуться, хотя это получается с трудом.

– Как ты попала сюда? Говорят, что в радиусе пятидесяти километров от порта в живых никого не осталось.

– Все так. Сама пришла. Я умею выживать в трудных условиях, умею прятаться и умею убивать. Жизнь научила… – пожимаю плечами.

– Ты такая молодая, чтобы так хладнокровно рассуждать, что с тобой приключилось? – тон собеседницы становится явно теплее.

– Много лет назад ублюдки, подобные тем, что заправляют здесь, только в белых халатах и с более умным видом, ставили опыты на мне и моей сестре. Гуманисты чертовы! Мы думали, что они нам помогают!

Ощущаю, как гнев переполняет меня! Мне приходится взять себя в руки и выдохнуть, чтобы привести свои эмоции в порядок.

– Понятно, – коротко произносит Гвен, – А сестра где?

– Долгая история… Мы были вместе, выживали… Я выжила, а она… – прерываюсь на слезы, – Не хватило сил. Она умерла.

– Соболезную. Однако, что привело тебя сюда? Да еще и одну…

– Господь приютил и спас меня. Позволил понять предназначение. – вспомнив о своей миссии, слезы сразу же перестают течь из глаз и в сердце появляется четкая уверенность, что я все делаю правильно. Я мщу за сестру! Я спасаю мир! Я выполняю волю моего Господа!

– И какое же оно? – с интересом спрашивает Гвен.

– Спасти как можно больше невинных людей. Вывести их отсюда, предварительно заразив вирусом побольше подонков.

– Грандиозно, – смеется собеседница, приводя меня в замешательство, – Только как собираешься осуществлять задуманное? Их десятки!

– Видела этих двоих, – гордо спрашиваю Гвен, – Моих рук дело. Причем двое остальных продолжают заражать снаружи. Еще немного и нас будет некому удерживать здесь!

– Как бы ни так… – парирует Гвен, – Ты уже встречала Смитта? Мистера Смитта. Одного из шишек.

– Да. Он тоже сидел в машине, которая везла меня сюда. И он находился со мной в близости… Ну ты понимаешь, о чем я… А это значит, что дни его жизни сочтены!

– Самоуверенность никого до добра не доводила, – продолжает Гвен, – У него в крови антидот, препятствующий распространению вируса, поступившего в организм воздушно-капельным путем. Только прямое попадание в кровь: укус, порез, вливание крови в конце концов. Остальных скорее всего ликвидировали при появлении первых признаков. Как-то так!

Распахивается дверь, и входит человек в костюме радиохимической защиты с двумя емкостями за спиной. В руках огнемет. Это ясно по языкам пламени, вырывающимся из ствола.

Не успеваю ничего сообразить, как Гвен хватает меня за руку и тащит в толпу, раскидывая стоящих людей в сторону. Я не успеваю пробиваться за ней, но стараюсь, меня тоже охватывает паника.

Вошедший мужчина осматривает лежащие в тележке трупы, а затем приказывает толпе велено на безопасное расстояние от тележки, которую даже не выкатывают на улицу. По команде: «Огонь» мощная струя пламени окутала тела. От жара у впереди стоящих лопается кожа, и загораются волосы. Спустя двадцать минут все кончено. Запах обугленной плоти вызывает обмороки у некоторых из присутствующих. Тележку с остатками пепла выкатывают на улицу и закрывают дверь. Жуткий запах паленой свинины и едкий дым заставляют задыхаться почти всех присутствующих. Мне повезло, я в маске… Хотя запах паленого мяса я ощущаю.

– Спасибо тебе… – смотрю на Гвен и даже не знаю, как отблагодарить ее, ведь я стояла в непосредственной близости к тележке, а через такую толпу не смогла бы пробиться без ее помощи.

– Да ладно, – отшучивается она, – Должна будешь.

– Нас выпустят отсюда? – спрашиваю Гвен.

– Да. Дня через три. Будут разводить на работы, – отвечает собеседница, пристально рассматривая меня с ног до головы, – Судя по внешности, работенка у тебя будет не из приятных!

На второй день признаки вируса появились сразу у пятерых в нашем загоне. Всех пятерых изолировали и заставили замотаться тряпками. Все остальные последовали этому же примеру и повязали кто-что может на лицо.

Нарастает паника – кто следующий? Большинство из них смотрят с презрением, предполагая, что засевший внутри вирус рано или поздно даст о себе знать. Маску не снимаю. Но по косым взглядам понимаю, все догадываются, кто здесь нулевой пациент… Внезапно из толпы раздается возглас:

– Сколько можно терпеть? Лучше сейчас убьем, чем потом она всех инфицирует! – следом доносятся одобрительные возгласы.

Толпа закипает и становится похожа на пчелиный улей. Наиболее радикально настроенные направляются ко мне. Старик где-то раздобыл камень и замахивается в мою сторону. Гвен моментально подскакивает и наносит удар в область печени. Первым падает камень, за ним – старик. Наносит ему еще удар – контрольный. Потеря сознания и спад градуса недовольства у окружающих.

– В себя поверили? – кричит Гвен, – разбежались по своим углам, быстро!

Толпа стихает, возвращаясь к монотонной возне. Гвен присаживается рядом и утыкается лицом в колени. Поведением она старалась показать жесткость, оставаясь женщиной внутри.

Третий день прошел по аналогичному сценарию, добавив пять зараженных. Предыдущим пятерым стало совсем плохо. Никогда не видела, чтобы болезнь прогрессировала так быстро! Может быть, в последней лаборатории, где я жила до монастыря, каким-то образом усилили мою способность заражать… Но у кого мне узнать? Остается лишь догадываться…

Я безудержно плачу и молюсь. На все воля Господа. Значит так надо! Успокаиваю себя, но от этого мне не легче! Пришла заражать мародеров и спасти людей, в итоге, сижу в изоляторе, импровизированной тюрьме и заражаю тех, кого хотела освободить! А эти подонки продолжают ходить и наслаждаться жизнью!

Но я должна быть сильной. Я должна быть твердой в своей вере. У Господа на все есть свой план! Если он допускает это, значит так тому и быть!