— Ну как бы то ни было. Я уважаю то, что ты не из того сорта людей, которые готовы ехать хрен знает куда лишь потому, что стесняются остановить поезд.
Я мысленно скривилась от картинки, где я дёргаю стоп-кран, а гигантские тормозящие колёса, искря и визжа, тормозят об рельсы. Потому что правда в том, что я проехала на этом поезде намного дольше, чем следовало. Грэйс была человеком целеустремлённым, а я не хотела стоять у неё на пути.
— Как твой лоб?
— Нормально, — я осторожно потрогала лоб.
— Определённо будет синяк.
— Знаю.
Мне было плевать на лоб, я хотела, чтобы Грэйс не меняла тему, хотя, наверное, это была правильная идея. Нам обеим нужно было вернуться к нормальным отношениям, насколько это возможно. Вернуться на базу!
Возвращаемся на базу! Я вытащила нас на эту холодную, пустынную залитую лунным светом пустошь… И тут мы в опасности. А поэтому отступление к привычной повседневности было бы для нас, наверное, самым безопасным вариантом.
— Не хочешь приложить лёд?
— Спасибо.
Она открыла дверцу холодильника, а я встала, закрыла блокнот и отложила его на другой конец стола, чтобы он не мозолил нам глаза. Слон в комнате.
Моё сердце ныло при каждом взгляде на него. Проведя два часа за попытками отменить всё, чего с таким трудом добилась Грэйс, я чувствовала эмоциональное онемение. Насыпав лёд на чистое кухонное полотенце, Грэйс подала холодный свёрток мне. Я приложила его ко лбу, который запульсировал, стоило лишь вспомнить о ссадине. Она вновь вернулась к созерцанию содержимого холодильника. Я вернулась к рассматриванию древесного узора на разделочном столе. Возможно ли, что то, что причиняет боль сейчас, в итоге принесёт исключительно добро? Была ли это трусость?
Паниковала ли я из-за пустяков? Ну, не совсем пустяков. А может быть, я позволила себе отвлечься и начала грузиться из-за ерунды? Ну… И где мои мелочные заботы? Типа той, что когда мы решили пожениться, я заявила, что хочу нечто вроде религиозной службы. Не обязательно венчание в церкви, но что-то вроде того. А Грэйс сказала, что не верит в Господа, но раз уж мне хочется венчаться, то она не против. Вот так “не против”. И если существует жизнь после смерти, то с кем она хочет быть на небесах, со мной или с Джессикой? Будем ли мы вместе в загробной жизни? В смысле, я понимала всю нелепость, но именно это мучило меня, когда вечером, лёжа в кровати, пыталась заснуть.
— Пивасика? — прервала Грэйс мои размышления.
— Спасибо.
Она открыла две бутылки и отдала одну мне.
— Будем здоровы.
Мы чокнулись донышками бутылок. За нас.
Сделав глоток, она бледно улыбнулась и спросила:
— Ну так что там с Нун и Фрэнкос?
— Отстранены.
— Летние каникулы начались раньше.
Пиво ослабило тиски, сжимающие горло, появившиеся после того, как я поведала Грэйс о своих тревогах по поводу поспешной свадьбы.
— Этот бардак длится с начала экзаменов, — это тоже от меня не зависело.
В то мгновение, когда кулачок Милы Фрэнкос соединился с моим лбом, обе их судьбы были решены. Единственная причина, почему Фрэнкос не обвинили в нападении и избиении — я настаивала на несчастном случае. Она пыталась врезать Ребекке. Так что, может, я и правда оказываю ей медвежью услугу, если она не усвоит урок и по-прежнему будет считать, что решать проблемы с помощью кулачков — это нормально.
— Что ж, расставаться тяжело, — как-то неопределённо сказала Грэйс.
Моё сердце пропустило удар.
Мне вновь захотелось сказать:
“Мы не расстаёмся”.
Грэйс отвернулась к холодильнику. Но большого разнообразия в нём не было, потому что мы не затаривались продуктами по выходным. Нет смысла запасаться скоропортящейся едой, если не собираешься появляться дома следующие две недели. Холодный, пахнущий сельдереем воздух донёсся из практически пустого холодильника.
— Выбор невелик, — проворчала Грэйс.
— Я могу сходить купить что-нибудь, — предложила я. — Чего бы ты хотела?
Она закрыла дверь из нержавеющей стали.
— Я схожу, — и бросила взгляд на блокнот на дальнем краю стола. — У тебя впереди тяжёлый вечер.
Чем я должна была заниматься — коротать вечер за проверкой экзаменационных работ. Ох. Если не считать того, что теперь мне ни к чему спешить с проверкой, поскольку после произошедшего, эти выходные мы не посвятим своему медовому месяцу. Вот блядь. Билеты на самолёт.
Огромные деньги, которые вряд ли можно вернуть.
— Индийскую еду? — спросила Грэйс. — Тайскую?
— Я не голодна, — ответила я. — Так что, какую захочешь.
— Хорошо. Тогда я скоро вернусь.
Лучше бы она ушла молча, но я всё равно испытала облегчение, услышав её слова.
ГЛАВА 4
Не совершила ли я непоправимую ошибку? Ощущение этого нарастало с каждым сделанным мной телефонным звонком.
— Просто откладываем! — настаивала я перед лицом повторяющихся соболезнований и сочувствий.
Если в итоге мы собирались пройти через это, то почему именно в выходные?
Если мы достигли точки понимания, что хотим посвятить себя друг другу, почему не сделали этого? Никто не хотел показаться невежливым и поэтому не спрашивали напрямую, но я начала задавать эти вопросы себе. Грэйс вернулась с пиццей и пивом. Мы немного поболтали за ужином. Будто незнакомки на первом свидании. А затем она опять ушла в свой кабинет. А у меня закончилось терпение и, отложив записную книжку, я взялась за проверку экзаменационных листов. В любом случае, я уже отменила церковь, торт, цветы, фотографа и поставщика еды. Это были самые крупные траты.
Теперь уже поздно что-либо менять. Но на душе легче не стало. Я чувствовала себя больной. У меня не было чувства, что я сделала нечто смелое. Нет. Было ощущение, что я поступила подло. Словно у меня сдали нервы. Струсила. Подвела Грэйс. И подвела себя. Но если меня одолевали сомнения, правильно ли было бы это делать? Разве я поступила неправильно? Или я перепутала предсвадебный мандраж с подлинными сомнениями? Я не знала. И если раньше я волновалась и боялась, то сейчас меня больше беспокоило и страшило время, когда придётся укладываться в кровать. В одиночестве. Грэйс ещё работала в кабинете, когда я улеглась в постель. И таращилась на звёзды через прозрачную крышу, минуты утекали, пока я прислушивалась к звукам из коридора. Я пролежала в кровати около двух часов, когда Грэйс открыла дверь кабинета и прошла по холлу, выключая светильники. Она прошлась по спальне, помылась в прилегающей ванной и наконец-то легла в постель. Я потянулась поцеловать её.
— Ты проснулась, — сказала она.
А что она думала? Что я буду мирно обниматься с подушкой после всего, что случилось сегодня вечером?
— Да, — сказала я.
Наши губы соприкоснулись, мятно-свежие и вежливые.
— Спокойной ночи, Ундина, — сказала Грэйс, падая на простыни.
Моё сердце упало вместе с ней.
— Спокойной ночи.
Мы лежали неподвижно и молча. Через прозрачный потолок я видела мерцающие вдалеке звёзды, вечные и равнодушные. Как нам выбраться? Я задумалась. Мы должны выбраться. Наверное, мне стоит сказать это вслух.
Что я и сделала:
— Что насчёт нашего медо… поездки?
Молчание.
— Может быть, нам надо поехать? Это лучше, чем билеты просто пропадут. Представим, что это отпуск?
— Может быть, — наконец отозвалась Грэйс. — Если ты этого хочешь, -— и опять умолкла. А затем сказала: — Я не знаю.
У меня в животе словно поселился калейдоскоп из бабочек. И все они стали трепетать.
— Ладно. Если ты так считаешь…
— Не вижу, чему тут радоваться, — тихо сказала Грэйс.
Тревожное трепетание? Нет, это больше похоже на пчелиный рой.
— Не радоваться. Но может, если нам уехать вдвоём подальше, то всё наладится.
— Разве проблема в том, что тебе кажется, что мы мало времени проводим вместе?
— Нет.
— Нет, — согласилась она.
Я спросила твёрдо, как только могла:
— Ты хочешь всё отменить?
— Так вот о чём речь, да?