Через час я сяду в электричку и убегу из этого душного городишки куда глядят глаза. Навстречу новой жизни. Где буду наконец счастлива. Нащупываю пальцами в кармане заранее купленные билеты и пачку денег.

– Наследство все ей достанется. Богатая невеста, – шепчет кто-то за моей спиной. Черт, это же они обо мне. Да, я богатая. Папа скопил приличную мошну, видимо на честности заработав состояние. Снова ухмыляюсь. Самое главное его больше нет. Подхожу к гробу. Чтобы убедиться в этом. Умираю от страха. Все боюсь, что он откроет глаза, схватит меня за руку и рассмеется. Такие шутки в его стиле. Даже число выбрано для похорон, словно в насмешку над самим дьяволом. Тринадцатого мая тринадцатого года.

Нет, он не играет сейчас. Не похож на себя. Словно сдулся. Обычный обрюзгший старик, нет в нем ничего страшного. Сейчас нет. Я оседаю на землю, больше не сдерживая душащий меня хохот.

– Уведите. Истерика. Воды, – слышатся вокруг бесплотные голоса. Они думают, что я скорблю. Нет, я зализываю раны, нанесенные мне моим отцом. Монстром, подарившим мне жизнь.

У моей свободы запах пыли, вонючих вокзальных чебуреков и выхлопных газов. Моя новая жизнь звучит перестуком вагонных колес, плачем чужого ребенка и песней «Uma2rman» в наушниках.

– Эй, красавица. Дай погадаю. Всю правду расскажу. Ничего не возьму, – грязная цыганка возникает передо мной из ниоткуда, хватает меня за руку заскорузлыми пальцами. И мне не противно. Простое прикосновение, такое человеческое. – Счастье свое сегодня встретишь. Судьбу.

– Я – знаю. – улыбаясь, шепчу я протягивая ей тысячную купюру.

Она не разрешала мне спрашивать о ее жизни. Словно закрывалась на сто замков, когда я пытался узнать что было с ней до меня. Кривила губы в ухмылке и уходила в свои картины. Моя Лера. Ее словно не было в этой жизни до двадцати лет. Единственное воспоминание – бабушка и рогалики. Лерка с упорством маньяка пекла их по воскресениям – маленькие слоеные завитушки с изюмом, густо посыпанные сахаром. А я и не стремился узнать, что же такого страшного было в жизни моей женщины. Глупец.

– Жень, идем есть, – зовет меня мама, заставив отложить в строну тетрадь. Она появляется в дверях, проверить слышал ли я зов. Улыбается, расслабляется видя, как я поднимаюсь из кресла. – Мой руки и к столу. Папа ждет. И Лилька почти приехала.

– Как Лилька? – задыхаюсь. Это же невозможно. Лилька, моя сестра-погодка. Она же погибла два года назад. Разбилась на своем байке. – Мам, Лильки же нет больше. Ты что?

– Господи, какие страшные фантазии, – выдыхает мама, хватаясь за грудь. – Женечка, ты таблетки пил сегодня? Лиля жива и здорова. Через пятнадцать минут будет. Жень, отец скорее сюда, – кричит мама, не в силах до меня достучаться.

Я не слышу ее. Смотрю на стол, где всего минуту назад оставил дневник моей жены. Тетради там нет.

– Мама, где тетрадь? – помертвев спрашиваю я, едва ворочая губами.

– Какая, милый? – в глазах матери страх. Неприкрытый, животный ужас. Черт, неужели она меня боится? Они не знают чего можно ожидать от ненормального сына. Я и вправду видимо схожу с ума.

– Где тетрадь? – уже ору я, вцепившись в тоненькие мамины предплечья, сведенными судорогой пальцами. – Расписанная птицами тетрадь, мама. Куда она делась?

– Я не брала, не брала. – всхлипывает в моих руках женщина, произведшая меня на свет. – Я же не была даже возле стола. Женечка, милый…

– Отпусти мать, сын.

Отец все же пришел. Нет, скорее прибежал, судя по тому, как ходит ходуном его грудь. Как у старого коня, которого взнуздали для нетрудной, но для него уже непосильной работы. Он постарел. Господи, как много я упустил. Что я творил все эти годы, если не видел ничего вокруг себя? Кем я был?

– Простите, – шепчу, разжимая руки. Опускаюсь на пол, обхватывая свою бритую голову ладонями, пальцами чувствую шов на затылке. Так и сижу, раскачиваясь из стороны в сторону, как болванчик, пока по квартире вихрем не проносится птичья трель дверного звонка. Он до сих пор тот же самый, что и был в моем детстве, висящий над входом маленький птичий домик, светящийся одиноким окошком, когда кто-то жмёт снаружи кнопку. Лилька всегда специально долго-долго давила на пимпочку, чтобы я мог попытаться увидеть разливающуюся пением птичку, спрятавшуюся в недрах волшебного скворечника.

Я поднимаю глаза на родителей, не знающих, что делать. Боятся выпускать меня из вида, даже не спешат впускать гостью, ждущую в коридоре. А ведь там моя сестра. Лилька. Ее я тоже даже не проводил в последний путь. Был занят, не помню даже чем. Блин, почему я вспоминаю, чего не было? Но эти чувства, рвут мне грудь.

– Все в порядке, – шепчу, и понимаю, что мне не верят. Только мне все равно. Я смотрю на тетрадь, лежащую на столе. Расписанную райскими птицами, тонкую книжицу. Она призрачно мерцает в свете настольной лампы, или это просто обман зрения? После черепно-мозговых травм, зрительные иллюзии не редки, так сказал доктор. – Все хорошо, правда. Мам прости. Прости меня, пожалуйста.

Я хочу чтобы они быстрее ушли. Оставили меня наедине с чужими воспоминаниями. Разрываюсь между желанием обнять сестру, и прочесть хотя бы несколько строк. Я недолго. Всего минуту, и снова стану сыном и братом. Буду сидеть в кухне, есть голубцы и притворяться нормальным. Ведь именно этого от меня все ждут.

13.05.2013. 20:00

Еще не лето. Обычный пахнущий свежей зеленью май, гремящий далекой грозой, мерцающий всполохами в прозрачно-сиреневом небе. Всего лишь май. Бабушка говорила, что в мае все мается. Я больше не буду, обещаю себе и всему миру. И эти скрипучие качели в ухоженном парке звучат как музыка, словно напевают при каждом движении. Поют о возможностях открывающихся передо мной. И даже противное мороженое, купленное в порыве нервного сумасшествия, не кажется такой уж гадостью. Я не люблю это холодное лакомство, ненавижу. Хотя раньше, когда-то давно, мечтала наесться его от пуза. А потом…

Не хочу. Не вспоминать. Не думать. Я жду счастья, обещанного мне вокзальной гадалкой.

Он идет по парковой аллее и громко смеется, над шуткой своего друга. И я уже знаю – это моя судьба. Есть категория мужчин, на которых едва взглянув, понимаешь – он лучшее, что мог произвести создатель. Таким парням нужно ехидно улыбаться с обложек модных журналов. Цинично, с презрительным прищуром смотреть на расцветающую природу и на глупую дуру, болтающую в воздухе ногами, раскачивая старые качели. А он просто смеется, и похоже уже надо мной. Потому что взгляд синих глаз уперся мне куда-то в лоб, как прицел наемного убийцы в лоб своей жертвы. И сейчас в этом месте появится маленькая дырочка, как у моего…

– Не думать. Не вспоминать. Быть счастливой – напоминаю я себе, как мантру. – Я ведь могу, правда? Богатая невеста…

Улыбаюсь своим мыслям, посылая мистеру совершенство волну своего веселого безумия. Это он. Он. Я знаю.

– Девушка, вашей маме зять не нужен?

Господи, какая банальность. Если он думает меня покорить этой глупой шуткой, то… У него получилось.

– У меня нет мамы, и папы нет, – отвечаю я совершенно спокойно, наблюдая, как дергается покрытая аккуратной щетиной щека. Ты не попал в точку, милый.

– Прости, – хрипит «мой», наблюдая, как липкий шарик мороженного, выпавший из рожка, пикирует в изумрудную, еще не успевшую набрать соков, траву.