На экскурсии нам рассказывали, что во времена второй фактории на этом месте стоял дом в традиционном флорицийском стиле. Узкая лицевая часть, высокий ступенчатый фронтон, переходящий в печную трубу — изображение сохранилось на старой ксилографии. Десять лет назад владелец участка решил воссоздать историческое здание и открыть в нём кафе. Обратился к приятелю-архитектору, чтобы подешевле. А тот, по неопытности, напутал: второй этаж получился шире первого (ой, разве в оригинале не так?), верхушка фронтона вместе с трубой вытянулась, как комнатный цветок при нехватке света.

На этом деньги у заказчика иссякли, и недострой выкупила молодая пара со смелыми идеями. Все выступы по бокам дома скруглили, фасад разрисовали под кота, а именно под его тыльную часть. Естественно, труба стала хвостом; слуховое окно и два близко расположенных эркера удачно совпадали с анатомическим особенностям взрослого половозрелого животного. На трубу прилепили сделанный на заказ дымник — снизу казалось, что кончик хвоста немного загнут в сторону.

Урна на краю тротуара, напротив, изображала кота анфас. Зверь был страшно голоден: отверстие для мусора являло собой широко распахнутую пасть, ведущую прямиком в бочкообразную утробу.

Спасаться от хищника предлагалось за дверью с зазывной надписью "Вас ещё не съели? Тогда вы идёте к нам".

"Мяу!" — возвестил колокольчик над входом.

Внутри было светло и пёстро, пахло мятой. Сквозь жизнерадостный гомон и позвякивание посуды пробивалась нежная мелодия "Маленькой мартовской серенады" надуйского гения Котцарта.

Мэта я увидела сразу. Он умудрился занять столик у окна, хотя кафе было набито битком. В джемпере и рубашке с расстёгнутым воротом он выглядел ещё интереснее и обаятельнее, чем я помнила. Облегающий трикотаж подчёркивал естественную линию плеч и отличную форму их обладателя, цвет терракоты гармонировал с живописной каштановой шевелюрой, улыбка могла осветить безлунную ночь.

Нет, господин инспектор, на этот раз ваш номер не пройдёт. Лучше обратите внимание на девушек за угловым столиком, вон как они вам глазки строят. А я задерживаться не собираюсь…

Но Мэт ловко вытряхнул меня из пальто и препроводил к креслу, которое имело вид упитанного чёрного кота, свернувшегося клубком. Когда я села, кресло сказало: "Мр-р-р".

Хитрый ход. Зазвать меня в место, где трудно поддерживать здоровый отрицательный настрой, потому что хочется улыбаться, умиляться, мурлыкать вместе с креслом, всё прощать и на всё соглашаться, самозабвенно любуясь изобилием котов — глиняных, деревянных, стеклянных, тряпичных, рисованных, плетёных, вязаных, кованых, каменных, самых разнообразных.

Коты сидели на подоконниках, лежали на ярко раскрашенных полках, свисали с карнизов, цеплялись за лоскутные шторы, лезли вверх по стенам, болтались на светильниках, обвивали собой цветочные горшки. Время показывал не обычный хронометр, а хитрющая морда с усами-стрелками, плитка на полу пестрела разноцветными кошачьими следами, плинтус тянулся вдоль стены хвостом в полоску, заканчивался котообразной кадкой для кактуса и… тянулся дальше. У салфеток обнаружились глазки, у солонки и перечницы — лапки. Не удивлюсь, если стол стоял на трёх котах — я просто не стала заглядывать под столешницу. На обложке меню тоже красовался кот, он шествовал по сужающейся к горизонту улочке, гордо задрав свой хвост трубой.

На первый взгляд, оформителю здорово изменило чувство меры. Но… котиков много не бывает, так ведь?

К удовольствию посетителей, по заведению вольно разгуливали живые кошки. Одна, пепельная-белая, с пышным хвостом и голубыми глазами, вспрыгнула ко мне на колени, улеглась, как хозяйка, и стала лизать лапу.

— Кажется, у тебя новая подружка, — в глазах Мэта проблеснуло солнце. — Что закажем? Рекомендую чай с морошкой, называется "Нос по ветру". И мороженое "Мячики". Шесть вкусов, шоколадные трубочки и фрукты. Ум отъешь.

Он искушающе улыбнулся.

— Кофе, — сказала я.

— Отлично, — не стал возражать Мэт и продиктовал подошедшей официантке: — Два "Носа по ветру", два мороженых "Мячики", один коктейль "Кошачья мята". И кофе… латте, тоже один.

— Капучино, — поправила я.

На официантке был красный ошейник с блестящей табличкой "Китти", на голове ушки, лицо разрисовано.

Едва она удалилась, я вскинула на Мэта взгляд. Надеюсь, убийственный.

— И зачем это?

— Не будешь, сам съем.

Ага, двойную порцию!

Я положила на стол значок. Маленький, но тяжёлый кружок из металла, похожего на чернёное серебро, с затейливым вензелем из двух букв "У". Университет Умсфорд, одно из трёх самых престижных учебных заведений Джеландии, а в области экономики и юриспруденции — самое престижное.

— Спасибо за помощь… Мэт.

Это было ошибкой. Назвать его по имени, так мягко, и не спрятать руку под стол.

Ладонь инспектора уверенно легла поверх моей — будто по праву.

Я сейчас же высвободилась.

Кошка, потревоженная резким движением, спросила: "Мррм?" А взгляд разумный-разумный. Животные сохранили отголоски природной магии — чутьё на опасность, дар эмпатии. Но анимами обладали только кошки. В душе моей синеглазки жил… ого, единорог!

По Лаврентиусу, увидеть единорога — к счастью.

"Мрр", — подтвердила кошка, довольно жмурясь.

Если бы…

— Симона, нам надо поговорить. — От напускной беспечности Мэта не осталось и тени.

— О чём, господин Даймер?

Он чуть помедлил.

— Скажи мне, будь добра, почему ты сбежала?

Десять панических секунд я убеждала себя, что он имеет в виду совсем не то, о чём я подумала. После всех оскорблений и насмешек, после всех обидных выводов, которые он сделал на мой счёт — какой смысл возвращаться к тому, что случилось месяц назад?

— Не понимаю, о чём вы, — выдавила наконец, отлично сознавая, как фальшиво это звучит.

Китти принесла заказ. С подноса на стол перекочевали дымящийся чайник, две чашки, две вазочки с мороженым, всё в котах-котах-котах, даже у ложечек усы. Разноцветные шарики мороженого напоминали джутовые мячики, сложенные горкой. Перед Мэтом девушка поставила янтарного цвета коктейль с кубиками льда и листиком мяты, передо мной — кофе. На пенке была нарисована смеющаяся кошачья мордочка.

— Как думаешь, тут часто просят чай и кофе одновременно? — шутливо осведомился Мэт.

Я подняла голову — и наткнулась на пронзительный "полицейский" взгляд.

— Бежен, гостиница, утро. Вспомнила?

Ещё бы! Лицо и шею залило мучительным жаром.

И удрать невозможно. В колени впились цепкие коготки, уведомляя, что встать я смогу только с Синеглазкой, повисшей на брюках.

— Симона?

— Это не я сбежала, это ты сбежал, — выпалила полушёпотом на одном дыхании. — Когда я… проснулась… — пришлось собрать все силы, чтобы выговорить это слово, — тебя уже не было. И я… ушла. Что мне было делать?

— Дождаться меня.

— Сидеть одной, в чужом номере, неизвестно сколько времени? Вы даже записки не оставили, — произнесла я совсем тихо, разглядывая серые кошкины ушки и тёмные полоски на мохнатом лбу.

— Допустим. Почему ты не связалась со мной, когда прилетела в Чуддвиль?

А должна была?

Это допрос, господин Даймер?!

По глазам поняла: да, допрос.

А дальше — обвинение и приговор?..

Нет, благодарю!

Я растянула губы в виноватой улыбке:

— Прости, Мэт, ты не мог бы на минутку…

Кресло протестующе сказало "Мяу!" — когда я поднялась, чтобы передать кошку удивлённому инспектору. Синеглазка, умница, вцепилась пушистыми лапками ему в плечо, обещая превратить гладкий джемпер в махровый, если её попытаются ссадить.

А я цапнула сумку, сорвала с вешалки пальто и стремительным шагом покинула кафе.

Сбежав с крыльца, едва не налетела на одного из местных профессиональных бродяг, который как раз плёлся мимо. На нём был потрёпанный бушлат без пуговиц и зелёная охотничья шляпа, мятая, в пятнах, но с пером. И конечно, от него разило всем плохим, на что способен человек — но не так сильно, как от татурских бездомных.