Джеральд Рейтлингер
Цена предательства
Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР. 1941—1945
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2011
© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2011
Введение
Грабительская война или политический крестовый поход?
В те дни, когда историю ХХ в. появилась возможность писать целиком, может оказаться, что в ней доминировало одно-единственное событие – гитлеровское вторжение в Россию. Этот громадный план и его провал трансформировали Российское государство из скромной азиатской страны, все еще зализывавшей раны гражданской войны двадцатилетней давности, в военную державу, господствующую в Европе вплоть до Эльбы и Адриатики. Косвенно это низвело к бессилию и позору старый баланс сил на Ближнем и Дальнем Востоке. Вероятно, также будет сделан вывод о том, что военный провал человека, отвергавшего цивилизацию, вызвал уничтожение самой цивилизации. И тем не менее, когда занимаешься изучением причин этого исключительного акта сумасшествия, так и не находишь никаких вразумительных объяснений. (Как показывает история, многие «акты сумасшествия» удавались (Александр Македонский, создание Халифата, завоевания Чингисхана и его потомков и т. д.). – Ред.)
Гитлер часто высказывался об этой войне как о войне колониальной. Он вынашивал несколько планов раздела завоеванной России, изгнания населения с огромнейших частей ее территории посредством голода и экономического давления и дальнейшей замены его на немцев или североевропейцев. Этот вздор возник не из-за опьянения военными успехами. Эти сумасбродные идеи были выведены уже в знаменитой четырнадцатой главе гитлеровской «Майн кампф» (книга Адольфа Гитлера, сочетающая элементы автобиографии с изложением идей национал-социализма, где он подробно осветил свою политическую программу. Заметна юдофобия автора. Гитлер использовал основные тезисы популярной в то время идеологии «еврейской угрозы», говорящие о монопольном захвате мировой власти евреями. Например, утверждается, что международный язык эсперанто является частью еврейского заговора. Также из книги можно узнать подробности детства Гитлера и то, как сформировались его юдофобские и милитаристские взгляды. «Майн кампф» четко выражает расистское мировоззрение Гитлера, разделяющее людей по происхождению. Гитлер утверждал, что арийская раса – люди со светлыми волосами, голубыми и серыми глазами – стоит на вершине человеческого развития. Негры, евреи и цыгане относились к «низшей расе». Призывал к борьбе за чистоту арийской расы и дискриминации остальных. – Пер.), опубликованной в 1926 г. Хотя и трудно утверждать, что в течение последующих пятнадцати лет Гитлер действовал сугубо в соответствии со своими взглядами, которые он продекларировал в «Майн кампф», по одному пункту, по крайней мере, он никогда не отступал от своей первоначальной позиции. Экономическое развитие Германии, как он всегда доказывал, лежит не в возврате своих утраченных африканских колоний, а в ее традиционной исторической области экспансии – в степях и лесостепях Восточной Европы.
В прошлом поселения немецких колонистов, причем некоторые из них были разбросаны даже до Урала и Кавказа, являлись одним из источников силы Российской империи. По плану Гитлера 1941 г. они должны быть расширены, для того чтобы образовать конструктивный пояс вокруг ядра «российского империализма». Но хоть это и было его целью при вторжении в Россию, даже Гитлер не верил, что эти огромные земельные просторы Советского Союза можно будет навсегда удержать руками чужестранцев. В марте 1941 г., еще до начала войны, он признал перед своими командующими армиями, что после разгрома России на территории бывшего Советского Союза придется терпеть самостоятельные государства. Германская политика будет поддерживать их разъединенность и слабость в военном отношении. И германские колонии будут эти государства в определенной степени разделять и разъединять.
Такова была очень схематичная картина, которую Гитлер нарисовал перед своими генералами. Уже через несколько дней он разрешил Альфреду Розенбергу, своему эксперту по России, набросать, а позднее и изменить сложный план для германских административных районов, которые должны представлять собой матрицу будущих сепаратистских государств. И после первого тура захватов, в результате которых гитлеровские армии оказались на окраинах Ленинграда, Москвы и Кавказа, Гитлер поддержал несколько программ германской и североевропейской колонизации. Но возникает вопрос: действительно ли Гитлер верил в свои «сепаратистские социалистические государства», искусственно ограниченные злокозненным германским официозом? Мог ли хоть один человек поверить в них? Важно обратить внимание на порядок гитлеровского планирования. Между июлем 1940 и мартом 1941 г. оно было исключительно военным. До мая 1941 г. вопросы экономического планирования учитывались редко, а гражданское управление – не ранее апреля 1941 г., а потом прошло уже более двух месяцев после начала кампании, когда были приняты решения о форме и характере гражданских правительств. Отсюда можно сделать предположение, что, приберегая в уме свой план колонизации еще со времени опубликования «Майн кампф», Гитлер подходил к этому вопросу эмпирически. До самых последних недель войны Гитлер не был одержимым безумцем. За вспышками ограниченного и прямолинейного мышления иногда проглядывали проблески трезвого крестьянского ума и торговца лошадьми. Этот был разум, ясно видевший существующие альтернативы, но не способный разглядеть ничего дальше успешных достижений следующего хода. Так что колониализм, с которым был связан Гитлер и от которого ему пришлось отказаться перед лицом разгрома и оппозиции своих собственных главарей, никогда вообще не продумывался, потому что Гитлер ничего не видел за пределами Германии, ставшей господствующей державой в Западной Европе благодаря разгрому почти всех своих противников.
В ноябре 1941 г. Гитлеру уже должно было быть ясно, что впервые в его военной карьере последующая акция не завершилась успехом. Будучи пока еще далек от того, чтобы отказаться от своей первоначальной грубой колониальной пропаганды в пользу более конкретных планов, он был вынужден сохранять ее в неизменной форме как стимул для еще одной военной кампании. По собственному очевидному мнению Гитлера, антибольшевистского крестового похода было недостаточно, чтобы оправдать жертвы, которые требовались от германского солдата. Гитлер никогда не предлагал немцам национал-социалистических программ, которые не содержали бы материальной приманки. И теперь, даже больше, чем ранее, этот крестовый поход против большевизма должен был выглядеть привлекательным за счет обещаний повысить жизненный уровень нации, причем повысить его за счет побежденных; при помощи обещаний земли и трофеев, захваченных у славян и евреев. Гитлер так и не смог отказаться от этой политики. Это была паутина, в плен которой он попал окончательно. Примечательно то, что даже в 1945 г. лидеры партии не могли предложить обществу перспективу какого-нибудь почетного мира на Востоке, а только ту же, что и раньше, смесь германского Lebensraum (жизненное пространство. – Пер.), простирающегося до Буга (Западного или Южного), до Днепра или до Волги – в зависимости от вкуса.
Позади этого ухода от реалий, который должен был стоить – по самым сдержанным оценкам – от пятнадцати до семнадцати миллионов жизней (далее редакция будет приводить новейшие (на 2010 г.) сведения о потерях сторон из источника: Россия и СССР в войнах ХХ века. Книга потерь / Г.Ф. Кривошеев, П.Д. Буриков и др. В данном случае цифра, приведенная автором, чрезвычайно занижена. – Ред.), таится загадка не одного человека, а целой нации. Все исторические исследования, которые оценивают эту катастрофу в рамках одной политики силы или, что еще хуже, партийной политики внутри политики силы, – это самообман. Во многом здесь вина диктатуры и демагогии (жизни по двойным стандартам), которая ведется под ней, но одни лишь они не могли породить всех зол. Никто не может объяснить самоуверенностью одной личности величайшую из всех войн, войну, спланированную для политического уничтожения самого многочисленного народа в Европе и сведения его лучших территорий до уровня колоний, населяемых другим народом. Как же так случилось, что германские генералы, а генералы – это обычно те люди, которые меньше всего желают войны, – вместе с германским кабинетом министров, государственной службой, капитанами индустрии, партийными лидерами и экономическими экспертами – не подали ни одного голоса открытого протеста? (Протестов не было и в 1914 г. – тогда у Вильгельма II были очень похожие планы. – Ред.)