Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я прокручивал в голове сегодняшний день, перематывая его мысленно туда-сюда, словно кассету в видеомагнитофоне, и думал о том, что не всегда тайга бывает приветливой, ласковой и щедрой. Нельзя сказать, что тайга обошлась с нами сегодня жестоко. Она была всего лишь холодной, равнодушной и беспристрастной. Она не виновата в том, что я забыл привязать лодку.

– Если бы не пенопласт, не грелись бы мы сейчас возле печки, – сказал Макс.

Я понял, что он думал о том же.

– Ага, – подтвердил я, – зимовьё деда Ильи уже под водой, наверное.

– Я мог сегодня до берега не доплыть из-за лиственницы, которая плот задела. Тогда бы нам обоим хана.

– И меня бы унесла река. – ответил я. – А потом бы прошёл слух, что двое подростков пропали при загадочных обстоятельствах.

– В тайге всяко бывает, слыс какое дело, – вступил в разговор Санька Мохов. – Мы с соседом Вовкой Потапенко в прослом годе три дня гудели. Утром он надел горбовик[33], бутерброды взял, четуску[34]… Я, говорит, за брусникой. И всё.

Над зимовьём гулко треснул гром. Бах-бах! Ба-ах! Пламя свечи на столике испуганно заметалось…

Мы ждали продолжения рассказа, но Санька молчал. Он поднялся с нар, зевнул, хрустнув скулами, прикурил сигарету и подсел к печке.

– А дальше-то что было? – недоуменно спросил Макс.

– Когда было? – не понял Санька.

– Ну, когда этот Вовка Потапенко взял горбовик и ушёл. Ты же историю хотел рассказать.

– А я и рассказал, это вся история, – ответил Санька, невозмутимо стряхивая пепел на жестянку. – Усол – и всё. По сих пор не вернулся, скоро год будет. Искали его до самой зимы, пока снег не выпал.

– Интересно, что могло с ним случиться? – поинтересовался я.

– Да многое чего, – ответил Мохов, – медведь заломал, или сердце прихватило, гудели-то с ним три дня до этого.

Санька досмолил сигарету, бросил окурок в поддувало и продолжил:

– Была у нас одна старуха. Всё по грибы ходила. И, слыс какое дело, как ни пойдёт, обязательно заблукает. Посла она в первый год и пропала. Искали-искали, еле насли. Пролетел год, она снова в тайгу намылилась. Ей грят: сиди дома, опять несчастье будет. А она не слусает. Снова пропала. Искали её три недели. Насли худую-худую. Кое-как в больнице вылечили. Ей бы успокоиться, а она купила собаку мелкую, порода такая, словно чихает кто…

– Чихуахуа, – подсказал Макс.

– Ага, блин, она и есь! Придумают зе! И на третий год снова в тайгу по грибы. Её просят: «Тёть Кать, не ходи, устали искать тебя». А она улыбается, грит: «Я узе не пропаду, у меня собака породистая, с бумагами. Собака к дому выведет». Ну а против бумаги не попрёс. Так ведь? Бумага – дело серьёзное. Ты вот дазе человека возьми, с бумагою-то…

Санька, потеряв нить повествования, замолчал.

В этот момент за окном снова сверкнула молния, озарив причудливо-кривые узоры мокрых деревьев за маленьким окошком. И вслед за этим запоздало сотряс избушку долгий раскатистый взрыв грома. Бах! Бах-бах-бабах! Погромыхал с переливами, пугая дичь, забившуюся в норы, и полетел, покатился по тайге, затухая.

– И что, перестала она теряться? – спросил Макс, когда затих гром.

– Кто? – недоуменно переспросил Санька.

– Женщина эта, тёть Катя.

– Куда там! – махнул рукой Мохов. – Забрала её тайга с третьей попытки. В этот раз её не насли. Совсем пропала.

– Вот и бери после этого собак с документами, – грустно произнёс я.

– А собака-то тут при чём? – удивился и даже немного обиделся Санька. – Собака вернулась. Не сразу, слыс какое дело, недельки через три, но присла. Умнее своей хозяйки оказалась, несмотря, что порода некудысная.

От этих историй спать расхотелось. Мы поставили чайник на печку, и разговор зашёл о четырёх рыбаках, отправившихся прошлой осенью на реку Сутáм за тайменем. Уехали рыбаки далеко за водораздел с Якутией на «Ниве» по старому геологическому зимнику и по неопытности утопили машину при переправе через быструю горную речку. Пришлось пешком возвращаться назад. Продукты вместе с машиной унесла река. Были ружья, но северная тайга в гольцах Станового скудна на дичь. Встретится иногда след сокжоя[35] или медведя, но попробуй добудь зверя без сноровки и охотничьего опыта. Шли они голодные, нервные, злые. Зима была ранняя, и уже в октябре тайгу завалило метровым снегом и заморозило стужей. Иногда скитальцы натыкались на пустующие охотничьи избушки, подъедали скудные запасы, найденные в них, брали тёплые вещи и отправлялись дальше. Самый пожилой вскоре ослаб, высох, растерял силы и на одной из стоянок умер. Оставшиеся в живых, вместо того чтобы похоронить друга, набросились на труп, обезумев от голода, словно подлые росомахи, и неделю питались им. Мертвечина помогла выжить. Но не все из них смогли простить себе этот поступок и жить с ним дальше. Один вскоре сошёл с ума. Когда до города оставалось несколько дневных переходов, отстал и тихо ушёл обратно на Сутам, в заснеженные дали, без ружья, без спичек и без еды. Навсегда пропал. Лишь два самых сильных и живучих, как дикие звери, компаньона через пару месяцев скитаний вышли к людям – чёрные, истощённые, обмороженные и озлобленно-угрюмые.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

вернуться

33

Горбови́к – заплечный берестяной, фанерный или жестяной короб для сбора ягод, грибов, кедровых шишек.

вернуться

34

Четýшка, чекýшка – русская единица измерения объёма жидкости, равная 246 мл.

вернуться

35

Сокжóй – дикий северный олень (эвенк.).

15
{"b":"800187","o":1}