Ладонь ползёт вверх по ноге, в глазах скачут шалые бесенята. Краснею, дыханье сбивается, прикрываю глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Они поднимаются жаром вместе с его рукой…

Мои губы приоткрываются, выдавая на выдохе:

— Да.

Одновременно — и отвечая на его вопрос, и давая согласие на дальнейшие действия.

Покрыв мою шею жаркими поцелуями, от которых, наверное, оставались следы на чувствительной тонкой коже, он чуть отстраняется и, тяжело дыша, шепчет:

— Ника… не так… — прикрывает глаза, целует меня в лоб. — Это — твой первый раз. Я хочу, чтобы ты запомнила его.

Наверное, каждая девушка мечтает услышать такие слова от своего возлюбленного. Вот только Ресовский — совсем не мой возлюбленный. Я не знаю, что чувствую к нему. Но приятно всё равно.

— Что я должна сделать? — отзываюсь так же шёпотом.

— Сейчас ты пойдёшь в соседнюю комнату, — он кивает на дверь, за которой находится обширная гардеробная, — и найдёшь мой подарок, приведёшь себя в порядок, облачишься в него. И выходи сюда, буду ждать… Тебе хватит часа?

Я киваю. Мне уже не терпится увидеть тот самый подарок.

Вскакиваю с колен и получаю лёгкий хлопок по ягодице.

— Это — аванс, — лукаво сверкая глазами, говорит Аристарх, заставляя меня мучительно краснеть и глупо улыбаться.

В гардеробной — помимо шкафов и полок — изящная оттоманка. На ней сразу же привлекает внимание большой пакет с логотипом «Versace». Ничего себе! Ныряю в него и извлекаю на свет просто волшебный гарнитурчик — светло-зелёный шёлк, чёрные кружевные вставки. Боже, даже эти две ажурные вещички стоят целое состояние. К ним прилагается длинный летящий полупрозрачный пеньюар. Всё это так прекрасно и восхитительно, что хочется примерять немедленно. Но…

Сначала нужно добавить соблазна. К гардеробной прилегает душевая кабинка. Поскольку мы занимаем целый этаж, то ванных комнат здесь пять. Одна из них — рядом со спальней. Там огромная джакузи. А здесь, возле гардеробной, только душ. Чтобы освежиться, собираясь куда-либо. Я ведь тоже собираюсь на важное для меня действо. Поэтому становлюсь под упругие струи и вооружаюсь гелем с экстрактом иланг-иланга. И вот через полчаса я уже свежа, гладка и душиста. Смотрю на себя в огромное, до пола, зеркало и ловлю безуменку в собственном взгляде.

Я полна предвкушения. Так, должно быть, чувствует себя бабочка за мгновение до того, как по кокону пойдут трещины, и она гордо расправит крылья.

Шелковое бельё приятно холодит разгорячённую душем кожу. А лёгчайший шифон пеньюара окружает меня колдовской дымкой… И мне кажется, я даже ощущаю её в себе — первозданную магию соблазна, тёмную, глубинную силу женского обольщения…

Улыбаюсь рыжей ведьме в зеркале, подмигиваю ей и выхожу из гардеробной…

Чтобы тут же быть пойманной хищником. Меня подхватывают, прижимают к себе и тащат, как желанную добычу.

На Аристархе сейчас только полотенце вокруг бёдер. И я могу любоваться идеальным совершенным телом — он мускулистый, но при этом поджарый, стройный. Гладкая кожа отливает бронзой. По ней скользит капля воды — он тоже только после душа.

Не выдерживаю, слизываю.

Глаза мужа вспыхивают адским пламенем.

— Дразнишься, Сахарок? — я лишь лукаво улыбаюсь и закусываю нижнюю губу.

Он заносит меня в спальню — постель снова усыпана лепестками алых роз. Горят свечи. Играет негромкая музыка.

Это всё для меня.

Только в глазах мужчины, который опускает меня на кровать, нежности нет.

А мне и не надо. Сегодня я хочу сгореть. В нашей страсти. Рассыпаться пеплом и родиться вновь. Как феникс.

Только его.

Только для него.

Аристарх

Я хочу, чтобы все было идеально в ее первый раз!

Дело не в долбанных стереотипах, а во мне самом — мне это нужно, чтобы она впервые почувствовала меня, и это стало ее лучшим воспоминанием.

Сахарок заслужила!

Поэтому я тщательно готовлюсь заранее: свечи, музыка, лепестки роз, клубника. Моя девочка любит эти красные ягодки. На свадьбе она почти ничего, кроме них, не ела. Отчего бы не побаловать мою сахарную?

Знаю, что в ресторане моего отеля всегда полно этого добра. Заодно заказываю и шоколадный фонтан.

Я же мажор, я знаю толк в развлечениях. Ведь мажоры бывшими не бывают.

Пусть у моей малышки будут самые обычные девчачьи радости.

Опускаю её на кровать, на эти дурацкие липучие лепестки. Потом она меня убьёт, но сейчас — сейчас личико полно предвкушения.

— Сахарок-Сахарок, я тебя съем, — шепчу на ушко, нависая над ней.

И то ли голос у меня маньячный, то взгляд, но малышка пугается — сжалась вся и смотрит с таким подозрением.

Блядь…

Срочно надо менять тактику. Рррр… Как же сложно с невинными девочками. Каждый шаг — как по тонкому льду.

С трудом отрываюсь от желанного тела, включаю шоколадный фонтан и подаю пример его использования: подцепляю сочную ягодку, обмакиваю ее в жидкий, струящийся шоколад и подношу к губам Ники.

То, как она откусывает от ягодки политый шоколадом кусочек — чистый секс!

У меня яйца звенят и рушатся все установки, что нужно быть осторожным и нежным. Наружу рвётся животное желание повалить, подмять, сорвать ненужные тряпки, засадить и трахать! Трахать до пустоты в голове.

С трудом сажаю внутренних демонов на цепь и продолжаю любоваться своим рыжим солнцем.

А она, зараза, словно специально вознамерилась меня пытать!

Ника с удовольствием ест клубнику, кажется, ей понравился шоколадный фонтан — глаза светятся восторгом, как у ребенка.

— У меня еще аппарат для попкорна есть и для приготовления сахарной ваты! — тоном искусителя шепчу ей, голос хрипит неимоверно, потому что в этот момент она томно облизывает от шоколада нижнюю губу.

Рычу от вожделения и надвигаюсь на нее, но в мой рот упирается сладкая ягода в шоколаде. Прикусываю и удерживаю лакомство зубами, неотвратимо наползаю на Нику, как грозовая туча — на весеннее солнце.

Когда мое лицо уже лишь в нескольких миллиметрах от ее, она сама приникает ко мне и жадно откусывает свободную половину клубники, поспешно проглатываю, не жуя, свою половину и захватываю ее губы… Ммм…

Поцелуй Ники со вкусом клубники и шоколада пьянит не хуже шампанского и даже убойной дозы вискаря!

Срываюсь, рычу в ее податливый рот и тут же вламываюсь в него языком. Властно.

Моя!

Ника даже не трепыхается под моим навалившимся на нее телом, вцепливается пальцами в плечи и только тихонько постанывает.

Открываю глаза и натыкаюсь на ее испуганный взгляд.

Что же я творю, твою мать?

Снижаю напор с огромным трудом. Но это нужно сделать, иначе девочка навсегда захлопнется от меня, спрячется в свою раковину, и я ее оттуда никогда не выколупаю, останусь на голодном пайке.

И это понимание отрезвляет. Отстраняюсь, с ликованием замечаю тень разочарования в прекрасных, чуть затуманенных глазах. Она неохотно выпускает меня из своих рук. Но только для того, чтобы в следующий миг снова ухватить меня за шею и притянуть к себе.

Так она не боится. Чувствует, ведьма рыжая, свою власть надо мной. Как плавлюсь, как с ума схожу, как скоро рехнусь…

Свечи, расставленные по комнате, источают тонкий аромат корицы.

И мне дико нравится сочетание ароматов моей жены — клубнично-шоколадного и воздуха — коричного!

Даже заводит, хотя куда — уж дальше! Дубина и так уже топорщит полотенце, в паху судорогой скручивает все мышцы, но я сосредотачиваюсь на Нике, смотрю в нереально огромные зеленые озера ее глаз, такие доверчивые сейчас.

Не испорти все, Аристарх! — мысленно приказываю себе.

Отрываясь от меня, Ника томно потягивается, словно кошка и напряженно смотрит мне в глаза.

— Что же ты со мной делаешь, маленькая? — хрипло шепчу я и нависаю сверху, опираясь на локти, чтобы не придавить хрупкую фигурку своим телом.

Умом понимаю: я слишком большой для нее, по всем параметрам, но сейчас мной руководит не разум — инстинкты.