Дорожка вела на открытый балкон. К нему я и направилась. Что сразу поразило – это три огромных, в два моих роста, светильника, которые свисали с высокого потолка в холл внизу. Кажется, они так близко – руку протяни, коснись подвесок на металлических кольцах… Делать этого я, конечно, не стала. Зато оценила размеры холла, панорамные окна и огромный телевизор напротив длинного широченного дивана. Слева в стене был незажжённый камин, под которым лежали настоящие поленья, а справа были стеклянные двери во всю стену. Надо спускаться и искать людей. А то пустыня какая-то, а не санаторий! Должны же быть внизу столовая, стойка администратора…

Лестницу я нашла чуть дальше. Деревянная со стеклянным ограждением, она полукругом спускалась на первый этаж, огибая причудливый столб, увитый каким-то густо растущим ползучим растением. Держась за перила, я добралась до самого низа и нашла там самый настоящий зимний садик – с маленьким приятно журчащим фонтанчиком из камней, с цветами и декоративными пальмочками. В холле тоже было пусто. Вымерший дом! Обычно в таком декоре начинаются фильмы ужасов…

Поёжившись, я направилась к стеклянной перегородке, в которой была открыта дверь. Снова панорамные окна – громадные, во всю стену! Нигде нет занавесок – как они так могут ходить по комнатам, зная, что их видно снаружи? А нет, вон жалюзи наверху собранные. Значит, их опускают, создавая иллюзию интимности… Я попала в столовую с длинным обеденным столом. Мраморная столешница и восемь строгих стульев с высокими спинками. На стене напротив окна – картина в духе Пикассо: странная баба с микроскопическими сиськами падает с кроваво-красного быка. Страсти какие… Лучше уж пейзажи наверху разглядывать, чем вот это вот буйство фантазии во время еды! Я двинулась дальше и попала – слава космическим ёжикам! – в кухню.

Вопреки моим представлениям об общепите эта кухня оказалась полный хай-тек. Лакированная, бело-чёрная, она была напичкана встроенными электроприборами и всевозможными машинками, облегчающими труд повара. А выглядело всё очень по-домашнему. У островка посередине кухни трудилась, нарезая сладкий перец, женщина – ещё молодая, очаровательно пухленькая и сосредоточенная. Подняв на меня взгляд, она не поздоровалась, а просто уставилась вопросительно. Я смутилась, но спросила:

– Скажите, а где тут можно получить кофе?

Молча она вытерла руки о фартук и повернулась к столешнице рабочего стола. В несколько ловких движений включила кофемашину, поставила чашку, понажимала на кнопочки и практически молниеносно сервировала изящный завтрак на чистой стороне кухонного острова. Я расценила это как приглашение присесть и присела на высокий барный стул. Кофе появился передо мной в небольшой стеклянной чашке с двойным дном. Прикольно – как будто в ней вниз головой висел мультяшный котёнок! Я улыбнулась, а мне подвинули блюдо со сладостями – пирожными, маленькими пирожками, домашними макарунами. И всё без единого слова!

– Спасибо, – сказала я. Женщина кивнула и снова вернулась к своим овощам. Странная какая-то. Кофе оказалось вкусным – именно таким, как я люблю, пирожные таяли во рту, на кухне было тепло и витал ненавязчивый запах ванили. Но сидеть с молчаливой поварихой мне не хотелось. Я спросила её, доев последний кусочек пирожного:

– А где остальные?

Она указала рукой на окно. Я машинально оглянулась и увидела длинную террасу с деревянным настилом и грубыми перилами. Там стояли кресла, столики, незажжённые лампы, а чуть подальше ступеньки вели в лес. Отдыхающие гуляют по лесу? Нет, правильно, конечно, это же санаторий, надо дышать полезным сосновым воздухом. Но не в халате же!

Я снова обратилась к женщине:

– Может, вы подскажете, где мне взять одежду?

Она глянула на меня уж совсем странно, но бросила готовку и пошла к двери, поманив меня за собой. Глухонемая, что ли? Они тут создают рабочие места согласно нормативу для инвалидов? Мило. Я поспешила вслед за женщиной, чуть не потеряв тапки. Она привела меня обратно на второй этаж, в ту же комнату, где я спала. Прошла прямиком за кровать – оказывается, там была гардеробная! Офигеть можно! И не пустая гардеробная. Вещи были аккуратно сложены по полочкам и развешаны на плечиках.

Мои вещи!

Секунды две я стояла в опупении и смотрела на моё шмотьё, сложенное, как в бутике, а потом обернулась к женщине. Видимо, выражение моего лица насмешило её, но она не посмела открыто выразить эту эмоцию, потому что подавила улыбку и развела руками – мол, я тут ни при чём. Я наморщила лоб. Женщина пальцем показала себе на грудь. Там, прикреплённый к форменному белому переднику, висел бейдж. Я приблизилась – близорукая, как крот – и прочитала: «Варя, слабослышащая, я не смогу вам ответить».

– Хорошо, Варя, спасибо, – как можно чётче ответила я ей, и она снова кивнула, указав на дверь в немом вопросе. Я поняла её, сказала: – Да, вы можете идти.

Повариха всё же усмехнулась, думая, что я не слышу. А я пожала плечами, думая, что она меня не видит. Ладно, это не очень смешно, а с Андреем у меня будет очень серьёзный разговор. Очень! Но пока я оденусь и схожу на разведку. Надо же посмотреть, куда он меня привёз!

Натянув джинсы и тёплую кофточку, разыскав свои любимые кроссовки, я снова спустилась на первый этаж. Нога всё ещё беспокоила, если я забывала о вывихе и ставила её сикось-накось, но я рассчитывала на следующей неделе выйти на работу. Поэтому надо пользоваться подвернувшейся возможностью и отдохнуть в этом дивном лесу на полную катушку. Выход на террасу оказался в холле рядом с телевизором. Я взялась за ручку двери, потянула на себя, но дверь своенравно скользнула вбок. Да что ж такое, даже двери тут не простые, а раздвижные!

Мир окрасился в запах хвои. Он был таким знакомым и таким новым, таким приглушённо-доминантным, что все остальные запахи – близкой воды, прелых иголок и листвы, влажной земли, мокрого дерева – отступили на задний план. Ступив на террасу, я с наслаждением вдохнула полную грудь густого и чистого воздуха, улыбнулась самой себе и своей жизни. Боже, как хорошо!

Сбоку послышался цокот когтей – очень быстрый! Тяжёлое дыхание напугало. Я обернулась и успела заметить, как на меня несётся собака Баскервилей – огромный лохматый зверь с оскаленной пастью.

– А-а-а-а!

Мой истошный вопль был, наверное, слышен даже на Курилах! Собака налетела на меня, сбила с ног, и я, упав на жопу, закрыла руками лицо, приготовившись к нападению. Разорвёт, на кусочки, на тряпочки!

Кто-то ржал рядом – заливистым детским смехом, а кошмарный пёс дохнул жаркой пастью в лицо и принялся задорно вылизывать меня. Куда доставал! Особенно старательно он пытался вылизать уши. И уже напуганную меня это здорово оскорбило. Я мою уши, не надо их домывать!

– Фу, Филька, фу!

Чьи-то руки дёрнули собаку раз, другой, пёс заскулил и оставил меня в покое. Я выглянула из-за растопыренных пальцев и увидела симпатичного пацана в толстовке и измазанных землёй джинсах. На вид ему было лет десять, но он крепко держал собаку Баскервилей за ошейник. Ростом они были почти одинаковые, правда, пёс сидел, а мальчик стоял. Глянув на меня, он спросил, всё ещё икая от смеха:

– Испугались? Не бойтесь, он не кусается!

– Откуда ж мне знать, – пробормотала, поднимаясь. Отряхнулась, как смогла, и сердито спросила: – Это твоя собака?

– Не-е-е.

Он толкнул пса, и тот встал на ноги, отряхнулся всем телом и обиженно потрусил куда-то в лес. Мальчик солидно сказал:

– Стёпка, – и протянул мне руку. Я пожала маленькую, крепкую и грязную ладошку, ответила:

– Полина.

– Добро пожаловать в сказку.

– В смысле?

– Ну, усадьба так называется. «Сказка».

– А-а, я не знала.

– Так написано же над воротами, – он удивлённо посмотрел на меня яркими серыми глазами. Я смутилась:

– Мы вчера очень поздно приехали.

В разговоре наступила неловкая пауза, и я, памятуя о том, что у меня всегда отличные отношения с детьми, спросила: