Через пятнадцать минут Дудаков проснулся, еще раз поцеловал женщину лежащую скорее под ним, чем рядом, обнял покрепче, погладил, как гладят кошек, по всей длине тела, до которой доставала рука и с сожалением произнес:
- Однако, пора вставать.
С тем и пошел в душ. В кровати стало сразу одиноко, пусто, тоскливо. Залеживаться в ней не было никакого желания. Этери поднялась, надела халат, насыпала еды собаке, которая так и быть, под это дело готова была простить двуногим кувырки по ее спальному месту в неподобающее время. И вообще, их можно и нужно иногда прощать, благо это, кажется, последний безумный перелет в ближайшее время, наконец, они перестанут скакать по континенту как блохи по бездомной таксе. Мишель никогда не была знакома с блохастыми таксами, но почему-то была уверена, что перелеты хозяйки по миру можно сравнить только с этим, а ее по стране - и подавно.
Видела, как женщина прочитала все, что налетело в ее телефон с вечера, небрежно сдвинула мужской и, будто не желая соблазниться, перевернула его экраном вниз. Этого собачка тоже не понимала, она с удовольствием исследовала все интересные места, а ее кудрявая мать стеснялась обнюхивать любопытный закоулок. Странные, в общем, существа люди. Шоколадная кудряшка захрустела едой. Ее хозяйка зашла в помещение, где шумел душ. Тянуло. Хотя бы рядом постоять.
Не хотелось самой себе признаваться, но она прикипела, приплавилась к чужому мужу, чужому мужчине. Позволила себе то, чего не позволяла ни с кем после Дишиного отца: поверить в то, что все по-настоящему, всерьез, надолго. Это был морок, из которого не хотела выбираться.
- О чем задумалась?- спросил Дудаков, выбравшись из душа.
- Последнее шоу 29, потом у тебя отпуск до пятого,- развязывая узел халата проговорила Этери.- Потом у меня до первого.
Включила воду и не закончила мысль. А что тут скажешь? Что это слишком долго? И дальше что? Смывала утро вдвоем, готовилась смывать эти полтора месяца вместе
========== Часть 82 ==========
Видимо, этот день дан Сергею Викторовичу, чтобы точно понимать, где заканчивается мир иллюзий и начинается реальность. Гостиница - иллюзии, трансферный автобус - тоже. И самолет, и московский аэропорт. И даже “Хрустальный” во время вечерней тренировки, куда Этери согнала всех, не взирая на джетлаги и возмущения.
Реальность начинается с поворота ключа, тихой прихожей, вообще, тишины. Дудаков даже удивился, что на пороге привычно не встретила супруга. Разделся и зашел в гостиную. На диване сидел сын, явно готовящийся на выход.
- Привет!- улыбнулся Сергей.- А мама где?
Егор поднялся, молча протянул отцу какой-то конверт и заговорил:
- Мама на даче. Она просит тебе напомнить, что это ее квартира. И разобраться со своими вещами и переездом до следующей командировки.
Глаза у его мальчика ледяные, презрительные. И очень похожие на отцовские. Дудаков искренне считает, что у него со всех сторон славный мальчик: вроде и похожий на Дуда, но лучшая версия. Со всех сторон. И вот эта улучшенная модель Дудаковых глядит на своего создателя и устаревшую версию и светит льдом и ненавистью.
- Егор, что происходит?- в голове стучит кровь, понимания никакого.
- Откроешь конверт, думаю, догадаешься,- кривит губы парень.
Сергей Викторович, не глядя, забирается пальцами под клапан конверта и втягивает плотный прямоугольник. Фотография. И вправду, как не понять: вечер, парочка, светлые женские кудри, его собственный профиль. У дома Этери. Вынимает следующее фото: Минск, двое под фонарем, целующиеся так, будто им по пятнадцать. Даже красиво. Но что толку в этой красоте, когда из-за нее все рушится?
Отбрасывает конверт на диван, вылетело еще несколько фото. Одна переворачивается: никаких поцелуев, но так, как мужчина смотрит на женщину, на постороннего человека не смотрят. Только Сережа этого кадра не замечает. Он идет к двери с намерением мчаться на дачу, просить прощения, разговаривать.
- Мама сказала,- холодно останавливает сын,- чтобы ты не приезжал. Говорить ей с тобой не о чем.
- Сами разберемся,- отмахивается от Егора Дуд.
- Ты уже разобрался,- и в первые в ледяном голосе его ребенка проскакивает настоящая злость, такая же, как в глазах.
С этой секунды парня не остановить:
- Она же тебя раз простила! Неужели ты не мог быть хотя бы не такой скотиной?! Хотя бы скрываться?!
В том, как срывается голос, слышен ребенок. Почти мальчик. Его хочется прижать и пожалеть, но не дастся.
- Егор!- кладет руку на плечо сына.
Его ладонь смахивают, будто муху, парень яростно натягивает ботинки, хватает куртку и несется на выход, не оборачиваясь. Уже в закрывающуюся выкрикивает:
- Мы с мамой для тебя кончились! И ты для нас!
Хлопок, гудение лифта, пустота. В голове только одна мысль - ехать на дачу, разговаривать. Надо попросить прощения. Обязательно. Он так не хотел. Такой боли - не хотел.
Телефон разгоняется знакомой мелодией. Ничего более несвоевременного, чем эти звуки сейчас нет. И все же снимает трубку:
- Слушаю тебя, Ксюш.
Получает по полной за вчерашний недозвон, за сегодняшнюю суету и молчание и на десерт опять ревущую Катьку. А ему, признаться,и не до Кати. Ему бы сдохнуть, впасть в кому, взять и прекратиться.
- Да, маленькая, я тебя люблю. Нет, малышка, сегодня не приеду. У папы дела.
У папы пиздец, как он есть. В полный рост. Но такого ребенку не говорят. С грехом пополам уговаривает дочь. В ответ на недовольный тон Ксении рявкает так, что Тутберидзе на плохой тренировке позавидовала бы этому “гав”, что уж говорить о Ксюше, которая, кажется, даже дар речи потеряла. Извиняется, конечно, после, но просит, даже требует разобраться с ребенком самостоятельно. Он не может. Вообще. Совсем. Да, это очень важно. Да, у него неотложные дела.
На дачу срывается в ночь. Но даже в ворота не попадает. Все заперто. Его номер в телефоне жены заблочен. Зато охрана на редкость бдительна. Появляется в срок и интересуется, кто это ломится во вверенные им владения. Объясняется с грехом пополам. Мужики его даже пожалели. Ну, ясно, накосячил хозяин, хозяйка и отомстила, замки сменила, сиди под дверьми и кукуй. Дядька солидный, да и вся семья нормальная. Повоюют и забудут. Не стоит разгонять проблемы.
Вернулся назад уже под утро, собрал рассыпавшиеся фото в конверт. Как же все было красиво, а стало дерьмово. Сколько раз говорил себе и Этери так нежно смотрящей на него с одной из фото, что разведется хоть завтра. И верил. А сейчас сидит и мечтает взвыть от горя по почившей семье. Он не сомневался: второй раз его не простят. Этери ему жена не простит точно. Справедливо, но тошно.
Достал из холодильника водку, налил полный стакан и выпил, не чувствуя, как воду. Потихоньку забрал хмель, с ним отупение. Ни идти никуда, ни жить нигде, кроме этой квартиры, не хотелось. Ну, может быть, он бы к Этери пришел, да только та его не звала. Ксюша звала, но к ней он не пойдет даже если это останется последнее место в Москве, где можно приткнуться. Теперь уж точно.
В общем-то, у него был день, чтобы решить проблему. Его устраивает любой клоповник, куда можно поставить чемодан с вещами и зубную щетку с бритвенным станком. С этим решением и провалился в тяжелый хмельной сон.
На первую тренировку Дуд опоздал. Отправил Этери сообщение, что сегодня берет отгул по семейным обстоятельствам. На звонок в ответ отреагировал скомканным объяснением ни о чем. Показалось совсем не по-мужски жаловаться. И еще на относительно протрезвевшую голову закралась мысль: кто же мог караулить их в разных городах, чтобы наделать этих фоточек и устроить подобное представление в стиле 90-х с фотографиями неверного супруга?
Вот и поэтому тоже решил не посвящать пока Этери в свои проблемы. Хотелось понимания. И разобраться, кто же в команде, а тут он не сомневался, чужие одновременно в Москве и Минске никак быть не могли. Значит крыса из “Хрустального”. Кто-то, кому ты руку пожимаешь и здороваешься. Кто-то, кому Этери может верить, доверять свои тайны. Так что не надо ее огорчать. И без того сложно все у человека. У любимого человека, а это даже важнее.
