Первая мысль при пробуждении была - моя голова! Этери проживала тяжкое похмелье, еще не открыв глаза. В ответ на шевеление в попытке уложить ноющий мозг поудобнее она заворочалась. И тут же поняла, что в кровати не одна. Тяжелая ладонь по-хозяйски сжалась на ягодице. Пришлось открыть глаза, чтобы вспомнить, кто же так беспардонно мнет ее в самых неожиданных местах. Взглянула, увидела отвратительно знакомые черты и застонала:
- Я тебе волосы придавил что ли?- сонно раздалось за спиной.
И вот тут-то сон и закончился: “Блять!”,- чуть не сорвалось с губ. Память отматывалась со страшной скоростью в прошедший вечер.
Тому, кто подарил бутылку дорогого французского коньяка блондинка была признательна как никогда. Она планировала надраться в своем кабинете до состояния нестояния, потом вызвать такси, потом уехать домой и завалиться спать. До нестояния оставалось еще не меньше половины бутылки. А если подумать, то в тренерской была еще водка. Это если коньяка не хватит для достижения кондиции.
Дверь оставалась полуоткрытой, но в десять вечера некому было поймать главного тренера на глубоко неподобающем занятии. Спортсмены давно ушли отдыхать. Подчиненные тоже расползлись по домам. Разве что охрана, но и та лишний раз в это крыло не заходила. Так что проскользнувшего в двери мужчину Этери даже не заметил сразу. Ей было о чем подумать: во-первых, олимпиада пошла по всем известному женскому половому органу, во-вторых, война добила остальной спорт, в-третьих, личная жизнь, кажется, идет следом за олимпиадой.
- Колдыришь?- констатировал Дудаков увиденное.
Покрутил в руках бутылку и отпил из горла, присоединяясь к давней знакомой.
- Серега, помянем нашу работу, будь она проклята!- Тутберидзе приподняла стакан и отдернула, когда Дуд попытался с ней чокнуться бутылкой.- На поминках не чокаются, дебил!
Молча выпили.
- Не грусти,- подбодрил Дудаков.- Жизнь продолжается!
- Да где она продолжается?!- женщина протянула пустой бокал.- Плесни.
Ее руку обхватили мужские пальцы и крепко сжали, удерживая стакан. Темная жидкость ударилась о стекло с внутренней стороны.
- По-моему, она везде продолжается,- хотя лить уже было некуда Дудаков не отпускал женскую руку.
Обогнул стол, вынул из пальцев стакан и поставил рядом:
- Обольешь еще,- заметил, склоняясь к сидящей блондинке.
- Почему?- удивилась Этери.
- Потому что женщины не умют целоваться и не проливать водку,- сообщил Дуд.
- Это коньяк,- поправила Тутберидзе.
- Это неважно,- приблизился губами к губам Сергей.
Он прикоснулся сначала коротко и быстро, потом плотнее и дольше, потом прикусил нижнюю губу, предлагая пустить его дальше, ближе, интимнее. Руки забрались под черную кофту, задирая ее, ища застежку бюстгальтера. В итоге просто вытащил обе груди из чашек и нырнул головой вниз, облизывая кожу.
Вообще, он был готов, что получит по шее и пойдет побитый туда, откуда пришел, но, как ни странно, после первого испуга и замирания Этери подалась вперед, отвечая, допуская к себе, давая возможность его рукам и губам прокладывать путь по ее телу. Теперь-то он точно не остановится. Ни за что.
- Поехали к тебе,- не отпуская, пойманную в объятия, сказал Дудаков.
- А у нее ключей нет,- раздалось от дверей.
Сколько Глейхенгауз успел увидеть - непонятно, но достаточно и того, что видел сейчас: руки своей женщины на плечах другого мужчины, его пальцы, перебирающие острые соски ее груди и начинающий зацветать бордово-фиолетовым засос у правой груди.
- А ты откуда знаешь?- удивился появлению младшего в их троице Дуд.
- А я про нее много что знаю,- усмехнулся Даня,- в том числе и то, с чем ты хочешь познакомиться.
- Дань!.. Сереж!..- женщина в кресле смутилась и попыталась поправить одежду.- Не надо!
В первую очередь она боялась, что эти двое затеют драку.
- Поехали!- коротко проговорил Даня и отпил из поставленной на стол бутылки.
- Куда?- хором спросили Дудаков и Тутберидзе.
- Ко мне, конечно. У меня есть еще,- он кивнул на бутылку,- а разговор будет долгим.
Вот так все и началось. И привело к тому, что утром, со страшным похмельем разумный человек, руководитель и просто порядочная женщина очнулась между двумя голыми мужчинами. В голове гудело от всего выпитого, в теле от всего пережитого. Хотелось забыть прошлую ночь, как сладкий, но постыдный сон. И точно не смотреть утром в глаза тем, с кем ночью было так хорошо. Может, их обоих постигнет похмельная амнезия? Это было бы самым лучшим. Лучше было бы только, если бы амнезия постигла ее саму.
Случись такое, она бы забыла начисто, как после долгих и нудных взаимных разборок, пока ей предлагалось молчать и пить, наливали оба, следя, чтобы рюмки не пустовали, мужчины обернулись к ней и задали самый дурацкий вопрос:
- Кого из нас ты выбираешь?
- Кого она могла выбрать? Она выбрать не могла. И не стала. И они не стали. Сережа был уверенный и спокойный, Даня нежный и изобретательный. И чем быстрее она свалит от обоих, тем больше шансов сделать вид, что всем троим это приснилось.
Этери за запястье подняла руку Дудакова, что-то проворчавшего во сне и пытавшегося водрузить ладонь туда, где она была, но в итоге подложившего ее под щеку и продолжившего мирно сопеть в подушку. Вторым пунктом было и правда вытянуть волосы из-под плеча Дани, спавшего на животе, прижавшись к ее телу. Выскользнула в итоге из середины гамбургера из их непротрезвевших до конца организмов и на цыпочках пошагала в коридор, собирая попутно свои вещи.
В голове бил набатом недопереработанный несчастным телом алкоголь, стыд и ощущение, что было как-то неприлично хорошо. До полного расслабления даже в кончиках пальцев. “В первую очередь - в голове”,- пробормотала себе под нос женщина, натягивая джинсы, которые (и это она тоже зачем-то помнила) снимали с нее в четыре руки, не прерывая поцелуев двух пар губ).
Натянула на голое тело кофту, потому что лифчик исчез безвозвратно в бермудском треугольнике вчерашней попойки и широкого жеста, которым Данечка отправил его невесть куда, избавив грудь от того, что мешало целовать, сжимать, прикусывать, облизывать, возбуждая до крика. Тем более в это же время несколько ниже доводили до оргазма тоже губами и руками. И губы были настойчивые, и руки знающие тайны женского естества.
В общем, внукам, конечно, о таком опыте не расскажешь. Подругам тоже постесняется. Но было-то хорошо. “Блять!”- схватила ключи от собственной квартиры с гвоздя в прихожей и ринулась за двери. Она забудет. Обязательно!
Забвение шло каким-то не тем путем. Под мерное покачивание заднего сиденья такси вспоминалось совсем другое качание, направляемое бедрами, вжимающимися в ягодицы, пока твои губы скользят по соленой от пота и ожидания коже, замирают выдохом ниже пупка. Пальцы играют, щекочут, будоражат. И тем выше возбуждение и тем больнее ожидание пика.
Дома под душем тоже забывалось странно. Памятью пальцев от ребер со спины на грудь, мягкими движениями внутри, одновременными поцелуями. Как вода - сразу и везде. Умиротворением под защитой двух сильных мужчин рядом. Спрятанной ими от всего внешнего.
“Вашу ж Машу!”- под таблетку аспирина и черный кофе резюмировала Этери. И впервые за все время тренерской работы подумала, а не прикинуться ли больной. Через пару недель актуальность вопроса может и сама собой отпасть.
========== Часть 2 ==========
Дудаков открыл один глаз и тут же закрыл, потому что даже в единственный открытый солнце засветило так, будто это лазер. Лежал, смежив веки, пытаясь вернуть реальность. Последняя возвращаться никак не хотела. Повернулся с боку на бок и почувствовал, что под вторым боком что-то колет. Мягкие кружева в пальцах заставили презреть всю боль и открыть оба глаза. Просто, чтобы убедиться. Убедился. Женский бюстгальтер.
И сон тут же как рукой сняло. Он помнил, как тянул вниз бретельки, с чьих плечей, как расстегивал этот самый крючок, которым укололо только что. И еще вспомнил, как не его руки стащили лифчик окончательно и закинули на кровать. И не ее. Снова зажмурился. Это приснилось ему. Точно приснилось! И сейчас он еще спит! Надо срочно проснуться. Сейчас развернется, откроет глаза… и все закончится.
