- Я скучаю по тебе.

И нет, она, конечно, понимает, что он не скажет: “А я по тебе не скучаю”,- но это страшно. Быть слабой - страшно. Быть зависимой - страшно. Даже быть собой страшно.

И хорошо, что Дудаков молчит, обнимает и молчит. Она жалуется даже не мужчине, его куртке, в которую упирается подбородком на плече:

- Ты мне не звонишь даже вечером. Я жду, а ты не звонишь.

- Душа моя, Катька же… Мне тебя жалко беспокоить после полуночи, а раньше она меня не отпускает. Совсем размотало девчонку.

Поглаживает по спине, по дутой куртке. В этой одежде и тела-то не чувствуется, а все же оно где-то там, под пухом, непромокаемой тканью, внутри.

- Я все равно не сплю,- признается женщина.- Не жалей.

Ей хочется позвать к себе вечером, после шоу, после всех официальных и неофициальных программ. Но это бессмысленно. Сегодня в своем роде семейный выход. Ее родственники. Конечно, придет и семья Дудакова. Даже Данька и тот заказал два пропуска для Оли и Олиной сестры.

Вот ведь интересно. Прошлый год Даня тоже брал такие пропуска, но Этери и внимания не обратила. Слишком была занята подготовкой. Ну, позвал какую-то приятельницу и позвал. Наверное, Глейхенгауз по-своему в чем-то прав, слишком эгоистичной и безразличной к нему была. Ну, и хорошо, что теперь есть Оля, которая уж точно не забывает и обращает внимание на все.

Дудаков уже и сам выступил со льда, и руку подал, чтобы помочь выйти женщине, а предложить не решается. Неудобно все-таки, такой тяжелый день будет. И все же:

- Давай я приеду после всех гулянок?

Этери лишь отрицательно качает головой:

- Совсем ночь будет. Да и как?

Не договаривает, потому что в этом “да и как” - его несвобода.

- Ну, это я решу, если мы решим,- обещает Сергей.

- Я скучаю по тебе,- ответ в духе ни да, ни нет.

Но что еще она ему может сказать? Любая конкретика либо обяжет его, либо обидит. Да и ее тоже.

- Тогда тем более,- у Дудакова нет проблем с определенностями.

И снова их разносит силой Москвы, гудящей едва вползающей через систему безопасности толпой любителей фигурного катания, мандражом детей.

В невидимости полумрака закулисья, ближе к середине шоу, не поворачивая головы, находит Сережину руку своей. Чувствует, как ее ладонь тут же обхватывают сильные пальцы. Вкладывает ключ:

- Просто приходи,- замолкает,- если сможешь.

Ключ исчезает в кармане мужских джинсов. Еще один шаг, может, и от безысходности, неуловимости их близости.

И как всегда бывает, когда меньше всего нужны внимательные наблюдатели, они находятся. Оля с понимающей улыбкой смотрит со спины на парочку, на минуту взявшуюся за руки и снова ставшую отдельностями: он прячет ладони за спиной, следя за коньками фигуристки на льду, она складывает в крест на груди.

Девушку откровенно радует происходящее. Она устала ревновать Даню, толком даже не зная к кому. Сначала подозревала Загитову: красивая же девчоночка. Но, пообщавшись с самой Алиной, посмотрев, как хихикает она с Даней, а Даня с ней, разуверилась. Очаровательный и непосредственный ребенок, который телом уже вырос в женщину, но головой продолжал оставаться где-то в том возрасте, в котором выиграла свою олимпиаду. И шутил и баловался с ней Даня не больше,чем с любым из детей-спортсменов. Сам превращался рядом с ними в ребенка. И ровно никаких мужских флюидов не источал. Да и Алина на него смотрела исключительно с уважением и преданностью спортсменки. Не то, чтобы подозрения полностью оставили голову Оли, но задвинула она в рейтинге бывших Загитову далеко. Тут любовью, тем более по которой бухаешь до потери себя, и не пахло. Этери в этом смысле почему-то выглядела опаснее, хотя на взгляд любой женщины, дама постбальзаковского возраста уж точно для молодого мужчины - кто угодно, но не предмет неугасаемой страсти.

Однако Тутберидзе беспокоила. И тем, как вел себя рядом с ней хореограф, и тем, как она реагировала, и тем, как на нее реагировали все вокруг. Оля видела разворачивающиеся мужские головы вслед худой кудрявой блондинке, так что все могло быть. Хотя, если бы что-то было, наверное Дудаков знал бы об этом и не отнесся тогда так спокойно к ее словам, что ночь Даня и Этери провели вместе. Или не реагировал бы? Мало ли, вдруг он адепт свободных отношений? Вдруг они все тут друг с другом, а Данька еще и влип со своей любовью?

Фантазии одна краше другой роились в Олиной голове. “Чем только ты их берешь?”- невольно огрызнулась про себя на блондинку, глядя, как бегло, почти небрежно Сергей Викторович проскользил по позвоночнику ладонью, лишь на миг дольше положенного задержавшись на пояснице и опять спрятав руки за спину.

Знай девушка волшебную кнопку, нажала бы на нее. На Данечку потрачено много времени. Да и любовь, никуда не деться. В постели Оля могла многое, если не все. В ее жизни были изобретательные любовники, а сама она девушка податливая на эксперименты, так что попробовала все, в том числе и тот самый анальный секс, который как-то предлагал ей Глейх. В восторге, мягко говоря, не осталась. Извращение, как ни поверни, да и неприятно просто физически. Хотя, как нас учит биология, половой акт - это всегда отчасти агрессия, так что боль неизбежная спутница этих утех.

И, в общем, она бы и так не отказывала, но хотелось чего-то взамен. Хотелось определенности, эксклюзивности, прав и признания реальности своего существования. Даня же, которому все это не сдалось ни разу, как минимум с Олей, зачем-то хотел от нее ребенка. Тут из чистого самосохранения перейдешь на альтернативные формы любви. И с тех пор, как у ее мужчины прорезалась эта иде-фикс, у Оли проснулась прямо противоположная: не залететь ни при каких условиях. Таблетки она начала пить после первых же попыток втянуть ее тело в материнство без спроса. Нет, убежденной чайлдфри девушка не была. Допускала, что дети появятся, но потом… Годам к сорока. Как вариант - в прочном законном браке. Сейчас с ее неопределенным статусом - не дай бог! Кому это надо?!

Предметы ее размышлений уже давно сидели на скамейке. Тутберидзе похлопывала по бедру Женю Тарасову, беседуя о чем-то с Трусовой. Перегнулась через Дудакова., чтобы задать вопрос Морису и улеглась грудью на Сергея Викторовича. Внимания на подобное никто даже не обратил. Понятно. что такие прижимки всем наблюдать не впервой.

Перевела взгляд, ища Даню. Там тоже была картина маслом: хореограф притянул к себе Алину, похлопывая рукой чуть ниже талии. Вроде и не по попе, а выглядело запредельно лично и близко.

- Не хочешь напомнить, кто тут его девушка?- зашептала сестра.

- Не хочу,- нахмурилась Ольга.- У них у всех тут так.

Кивнула в сторону скамеек, где Этери ласково трепала по бедру у самой ягодицы Аделию.

- Однажды их всех привлекут за домогательства их же спортсмены,- хихикнула Катя.

Но Оля погрузилась в свои мысли настолько, что сестру не услышала.

========== Часть 69 ==========

И все-таки, он это очень классно придумал: стоит во тьме на льду и глядит на кружащуюся в воздухе как белая маленькая птица Женьку.

- Класс,- выдыхает Алина.

И из благодарности к симметрии его восхищения нежно прижимает девушку. В ответ его обнимают за пояс. Ничего особенного. Он гордится своей первой чемпионкой, восхищается второй. Но вкус его восторгов разный: Алина была сладостью полной победы, когда ты выиграл и коня, и полцарства, и руку и сердце красивой снежной королевы. Аня - только золотой конь, вознесший его еще выше по отвесной скале на вершину успеха. Полцарства накрылись медным тазом и хейтом, снежная королева теперь стоит плечом к плечу с другим.

Ему оставили только это короткое объятие финала, но даже оно ненастоящее, потому что Этери доверчиво сразу же берется за руку Дудакова и снимает с его пуловера невидимую глазу соринку. Прикосновение нежности, прикосновение близости. Ничего особенного, а ранит больше созерцания поцелуев.

Даниил Маркович стоял в центре сердца и вспоминал под его стук, как совсем недавно застал этих двоих, тогда ведь еще посторонних друг другу, за откровенной прелюдией. Что он чувствовал? Обиду, злость, ревность, конечно. Но не болело. Нет.