В “Хрустальном” Этери предельно точна, аккуратна, держит все вещи на определенных местах, убирает, как заканчивает работу. Даже несколько нудновата, хотя Дудакову нравится такой педантизм и любовь к порядку. Но кое-что он все же приметил. Переодеваясь на ночь, она небрежно скинула джинсы, перебросив поперек стула, так же поверх бросила кофту, на нее бюстгальтер, влезая в футболку потянулась тонкой кошкой, глянула на вещи и махнула рукой, встав у окна.
- Сереж, как думаешь, мы переползем через все это?
Наверное, она не о них. Не о нем. Наверное, жизни, о девчонках на катке, о той самой любви к фигурному катанию. Подошел и погладил по руке от плеча до ладони.
- Ну, я всегда с тобой.
- А если я уеду?- это был вопрос в лоб, бескомпромиссный, как и сама блондинка у окна.
Ответить честно было сложно. Уехать с ней - нет лучшей мечты. Но ведь тут все: сын, дочь, жена. Все его самоопределение. Молчал, продолжая держать женские пальцы в своей руке.
- Не майся, Сереж, я понимаю. И ты прав,- сжала в ответ его ладонь.
- Это трудно,- признался мужчина,- но я попытаюсь.
- Не будь идиотом,- внезапно ощерилась дикой кошкой.- Не думай даже!
Обвила шею руками, дождалась ответных объятий.
- Даже не думай! В этом нет счастья! Понял?!- стояли тесные, как одно целое, притертые створками душ шкафа с общими и личными скелетами.
- Без тебя его тоже нет,- пробормотал в шею и сжал женскую талию крепче.
- Значит я тоже не буду думать,- с тем и замолчали на двоих общим решением.
- Там все-таки Диана,- как-то вяло попытался спугнуть общность.
- У нее своя взрослая жизнь. Семья,- уточнять и развивать не стала.- У нее все хорошо. Я там лишняя.
И он принял. И только утром понял весь масштаб решений, и ее, и его. Теперь, что бы ни произошло, что бы она ни сказала и ни сделала, он не оставит ее. Даже если она оставит его. Он и до этого не собирался, но и не обязался. А теперь - только так. С ней навсегда.
Откинулся на подушку, ощущая ту самую невероятную легкость бытия, прижимающую всей тяжестью. И улыбался. Это было его счастье.
Аккуратно выбрался из кровати, натянул тренировочные штаны, футболку, вытащил ключ из кармана джинсов Этери и покинул номер.
В комнате у женщины забрал со стола косметичку. С улыбкой заметил так же, как и у него, брошенную поперек стула футболку. Заглянул в ванную, собрав щетку, пасту, прочую гигиену и спокойно вышел. Ему хотелось семейного утра. И чтобы ей было привычно.
Единственное, что его озадачило, это приглушенные голоса из-за стенки, где был номер Дани. Показалось, что парочка ругается. Слов не расслышал, но скандал с самого утра - это прямо бодряще.
Было неинтересно, как развлекается коллега в семь утра.
Дане, надо признать, ругаться тоже было неинтересно, но Оля требовала и настаивала, а он то увещевал, то возмущался.
- Глейхенгауз, я приличная женщина!- журналистка сверкала глазами.- Я не хочу детей и замуж по залету. Если тебе это важно, то есть человеческий порядок!
- Оль!- он отчасти искренне не понимал, чего она боится, а отчасти и не хотел понять.- Ну, что ты усложняешь?! Сколько пар сейчас живут вместе, рожают детей. И все без оповещения государства о статусе мужа и жены. Ты думаешь, я могу оставить своего ребенка?!
Это даже возмутило. Он многое успел пересоображать, пока день боялся беременности Этери, понимал, что не готов, но понимал и то, что есть на нем ответственность, если он отец. Нет, своего ребенка он бы не бросил.
Честно говоря, он и сейчас совсем готов не был. И продавливал эту мысль лишь потому, что привык, что часть движения - это насилие. Сделал шаг, прыжок, поворот через свое “не хочу” или даже “не могу” и получил больше, чем если не сделаешь. Он шел через это “не могу и не хочу”, чтобы куда-то сдвинуться с мертвой точки.
- То есть, даже с моей беременностью ты жениться на мне не планируешь?- уточнила Ольга.
- Да ну зачем?!- снова хотел стечь мужчина.
- Дань, да за тем, что это нормально! Нормально хотеть жениться на той, кого ты видишь матерью своих детей. Понимаешь? Есть правильное и неправильное в жизни!
- Я думал, ты за свободу,- надавил на обычно работающий крючок Глейхенгауз.
- И какая у меня будет свобода, когда я погрязну в пеленках и бутылках? Никакой! и статус приживалки в твоей квартире, где ты даже ремонта нормального делать не хочешь!
Они друг друга не понимали. Совсем.
- Все, закрыли тему!- не выдержал мужчина.
Вынул телефон.
- Сколько твои таблетки стоят, которые от беременности?
- Понятия не имею,- окрысилась Ольга.
- Я переведу пять тысяч, должно, поди, хватить,- почему-то мысль, что не надо ей ребенка от него оказалась, хоть болезненной, но радостной.
Такое чувство Глейхенгауз видел в глазах Алены, когда они ругались, а потом он говорил: “Закончили, иди отсюда!” И она, именно с этим ощущением, отраженном во взгляде, назло ему, заходила в тройной аксель раз за разом. Билась. В глазах появлялись слезы от боли и обиды, но выражение не менялось.
Он внутри был сейчас Аленой, которая испытывала облегчение от того, что ее отпустили и злость, что ее отпускают. И шла убиваться, чтобы он тоже взбесился. Даня хотел убиться: об аксель, о что угодно, чтобы телу тоже было больно, как душе от невозможности желаемого.
До утренней тренировки оставалось еще три часа. И эмоция будет только накаляться. он это чувствовал внутри горьким пламенем.
Оля собиралась на работу.
========== Часть 37 ==========
Звук душа мягко прополз в сон, в котором воспоминания перекрашивались в более мягкие и нежные краски. Снилось лето, теплое море, дочь плещущаяся в мокрой оживляющей соли. У моря вкус слез, только сильнее. Вкус обновления и начала жизни. И это море, шумя тянуло в утро, перетекало в звук душа. Казалось, что там за стенкой Дишка готовится на тренировку. Запел будильник телефона. привычно подняла руку, чтобы взять трубку, но пролетела мимо и неприятно зацепилась пальцем за край тумбочки.
Глаза открыла с резким выдохом боли. И поняла, что не дома. За стеной в душе не Диана. Вокруг чужой мир. Проморгавшись, увидела на тумбочке косметичку, которую, уж конечно, не брала вчера. Невольно улыбнулась и снова зарылась лицом в подушку. Все же, как ни крути, а приятно, когда тебя любят. Особенно вот так - заботливо. В частностях.
Шум воды стих, а через минуту в полотенце и каплях на плечах и кончиках седеющих волос появился Дудаков.
- А я рассчитывал на сонный поцелуй,- огорчился мужчина.
- А я еще сплю,- и послушно закрыла глаза.
Мятно, нежно и мокро от падающих капелек на его же футболку, надетую на ней. День может быть вполне хорошим, не смотря на странный вечер исчезания.
- Собирайся, да время выдвигаться на завтрак, потом на тренировку,- Сережа провел по спутанным локонам на лбу.
- А, может, я заболею, а они снимут свой Кубок без меня? И хорошо же будет,- женщина открыла один глаз и посмотрела на изогнувшиеся в ехидненькой усмешки губы Дудакова.
- Симулировать собралась?- Взял ее за обе руки и поднял в кровати.- Давай - в душ, в душ. Наводить красоту и делать этот мир лучше.
Поставили на ноги, развернул к ванной и легонько, но звноко шлепнул по круглой ягодице.
- Эй! Это запрещенный прием!- возмутилась Этери.- Все знают, что у нас никого не бьют!
- Это касается только спортсменов!- невозмутимо возразил Сергей.- Бить тренеров не запрещается!
- Я всегда чувствовала в тебе садистские наклонности!- выдала блондинка и тут же спряталась за дверями ванной, потому что вслед полетела с внушительной силой и скоростью подушка с кровати.
Во влажном воздухе маленькой комнатки, прижавшись спиной к двери, оглядывала набор того, что ей заботливо принес из ее номера Дуд. Казалось, что просто сгреб все, что увидел. И теперь ведь это придется тащить назад. Тут были и щетка,и паста, и кремы, из которых был нужен только один. И шампунь, и уход для волос. Но одной важной детали не хватало.
