Ни одного лишнего вдоха. Ни одного движения.

Множественностью рядов иглы закрылись в кольцо вокруг шеи, не позволяя вобрать воздух без сопровождающих тут же болевых ощущений.

В момент, когда стало нестерпимо больно, а слюна засобиралась во рту от невозможности сглотнуть, она остановилась.

Всё прекратилось, но боль не исчезала. Ничего не исчезало.

Секунды казались бесконечными.

И что теперь?

И сладко, и гадко — вот оно.

— Это сдерживающее кольцо. Не напрягайтесь, дышите и слушайте.

Проговаривая разъяснения, она как будто невзначай проводила ногтями по оголённому торсу, но даже это не отвлекало его. Не могло.

— Каждая игла в вашей шее — это сдерживающие ваш потенциал люди или обстоятельства. Они делают больно. Они пленяют и они же постепенно убивают. Но есть способ от них избавиться. Я могу их вытащить и подарить свободу от преград извне. Вся грязь, что сдерживает, останется в этом железе. Мысленно осознавайте, что происходит освобождение, и у нас всё получится.

Прозвучавшее казалось пугающим.

Нежно проведя костяшками по его щеке, она добавила:

— Всё очень хорошо. Расслабьтесь и думайте.

Слова закончились, а боль не прекращалась. Каждая игла, покидающая кольцо на его шее, доставляла режущую боль, но он думал о том, что начисто очищался, воля к свободе возвращалась к нему, а все сакральные желания исполнялись. Желания, состоящие из покорности, которой так не хватало ему в жизни, из заботы, без которой он заживо гнил, и из собственной нужности, когда он был волен дарить любимой удовольствие.

Этого было достаточно, чтобы вытерпеть грязь проникающих в самое нутро крошечных лезвий.

Когда последнее остриё покинуло его прорезанную плоть, он позволил себе отдышаться. Голова закружилась от недостатка кислорода, но ясность мыслей больше не возвращалась.

Он потерялся…

Предвкушение давно переполнило, и теперь он ждал.

Ждал того, что будет дальше. Ждал её. Ждал…

Она резко распахнула рубашку, разрывая оставшиеся пуговицы, и губами прислонилась к его животу, точно разжигая в нём огонь ещё ярче. Её поцелуи были дикими и нестерпимыми — так, что хотелось рычать, он уже не справлялся с охватывающим напряжением. Слишком долго. Нельзя больше ждать.

Дерзко и влажно она спустилась ниже и, уже не церемонясь, губами крепко сжала головку члена. Он запрокинул голову и крепко зажмурил глаза.

Да…

Лизнула влажно. И ещё раз, по всей площади, обильно смазывая слюной.

Её рот был такой тёплый.

Тут же добавились её пальцы, начиная надрачивать от самого основания вместе с губами. В идеальном темпе. Именно так, как он хотел.

Глубоко. Да, она брала почти всю длину. Драко был уверен, что в её глазах скапливались слёзы и кривыми каплями стекали по щекам.

Её губы слишком плотно обхватывали его, и он подумал, каково было бы резко собрать буйные кудри в кулак и начать собственноручно управлять ею, как покорной игрушкой.

Он бы трахнул её рот. За всё, что она с ним сделала.

Но сейчас игрушкой был он. И это было ничем не хуже.

Она с упоением двигала головой, меняя темп. Сжимала пальцы сильнее или касалась совсем невесомо. А он измученно привставал, пытаясь проталкивать член ещё глубже… в глотку.

И да…

Ещё.

Блять.

Она языком подразнила головку, и он не выдержал.

Горловой стон смешался с влажными звуками, когда он крепко сжал кулаки и кончил ей в рот. Идеально. Она послушно всё проглотила, продолжая проводить ладонью по всей длине.

Какая же она…

Зажимы на руках и ногах щёлкнули.

Вот и свобода.

Её тихий вскрик заглушил лязг металла, когда он всё с той же повязкой на глазах оттолкнул её за плечи и с напором потянул к себе. Губы к губам. Ненасытно.

Они встали и стали пятиться куда-то назад. Сидеть уже было невозможно.

В каком-то неудержимом бреду они врезались в… стол? Недолго думая, он усадил её перед собой, начиная стягивать халат с плеч. Она сама развела колени ещё шире и ногами прижала его к себе, отчаянно зацеловывая и зализывая оставленные ранее царапины на шее.

Не выдерживая, он отодвинул кромку белья и резко вошёл.

С её губ сорвался вдох, больше похожий на стон, и она с особой силой втянула его кожу над ключицей. Такая узкая… Он положил ладони ей на бёдра и сжал до такой степени, что под пальцами точно останутся синяки. Её ноги дрожали.

Рваные поцелуи и невольные крики — всё, что ему было нужно. Он и не хотел открывать глаза, просто утопая в моменте и удовольствии. Под зажатыми веками плясали вспышки цветов, а голову разрывали самые яркие образы: ему до глубины души нравилось представлять её дикий взгляд, капельки пота на зацелованной коже и растрёпанные кудри, так восхитительно распадающиеся по плечам. Она вся сотрясалась в его руках, пока он входил глубже, быстрее… чёрт.

Какие же приятные звуки она издавала… Вся мокрая и горячая.

Вдруг она выгнулась дугой, и волна оргазма сотрясла её тело. Мышцы влагалища крепко сжали его внутри, и он сдался.

В голове стало панически пусто.

Он сделал ещё несколько резких толчков и крепко вцепился в неё пальцами. Как в последний раз. И… кончил.

Да, блять…

Вот и всё.

Они вместе.

И…

…ничего не разлучит его, её и объединяющую их ложь.

Она навсегда его драгоценность, подаренная за жизнь в вечном мучении.

***

— Пациент сто сорок восемь, на выход! — кричал голос в коридоре.

— Мисс Лестрейндж, что происходит? — спросил подоспевший на крики другой нежный голос.

Это был новый врач в больнице.

— Мисс Грейнджер, он заперся и не реагирует на меня весь день. Уже ужин, ему нужно есть!

Возмущение в голосе старухи было устрашающим.

— Прошу прощения, а кто у нас в сто сорок восьмой?.. — чуть неуверенно спросила мисс Грейнджер.

Она здесь совсем недавно и ещё не успела в должной мере запомнить всех пациентов.

— Малфоевский отпрыск. Всей семейкой сюда заселяются и живут. Мисс Грейнджер, это возмутительно!

— Мистер Малфой… — она перевела взгляд на дверь с цифрами, пытаясь припомнить, о ком идёт речь. — Да, я поняла, кто это… Но простите мне моё любопытство, почему «всей семейкой»? Я ничего не слышала о его родных.

— Конечно, не слышали! Его папаша — такой же сумасшедший — недавно сдох в этой тюрьме для чокнутых нелюдей! А его сынишка унаследовал отцовский дар и последовал к нам в клетки. Убил собственную мать, которая, поверь, деточка, была нормальной и здоровой, а этот её зарезал из-за не снятого с пальца обручального кольца. Умер отец и, видите ли, не подобает. Сорок пять ножевых ранений.

— Поверить не могу! — она вздрогнула и чуть попятилась назад.

По её спине пробежались мурашки, а следом возникли опасения от того, что сегодня ей и пациенту, о котором шла речь, предстояла совместная консультация — уже вторая по счёту с момента её прибытия на новое рабочее место.

— Он казался мне почти здоровым… — произнесла чуть неуверенно.

Она отвела взгляд, пытаясь припомнить и проанализировать их первую встречу.

В тот раз они провели ознакомительную беседу, обсуждая методы лечения и настраивая дружеский контакт. Они просто разговаривали. Как-то по-дружески. Разговор завёл он, когда приметил её пристрастие к хаосу вокруг себя, ведь бланк, что она принесла к нему в камеру, был перепутан с бланком другого пациента. Их встреча была наполнена улыбками, и показалась мисс Грейнджер самой лёгкой и приятной из всех проведённых бесед с предложенными ей пациентами.

Добрый, отзывчивый и милый молодой человек… и он зарезал собственную мать из-за кольца.

— Казался?! Милочка, что за вздор! Это психушка, а не больничка с ромашками и здоровыми мальчиками. У каждого здесь проблемы, особенно в отделении прогрессивной шизофрении. Помни, куда попала, Грейнджер. Или вылетишь отсюда так же быстро, как и прилетела. А сейчас вытащи его из этой проклятой комнаты, — наказала смотрительница, которую из-за опыта и возраста она безмерно уважала. Не успев уйти, она сунула ей в руки пациентские документы. — Это его. На ужин тоже ты веди. Мне эти мозгоеды уже надоели. Пусть подыхают и всё!