Катька не звонила. Но периодически писала мне сообщения, интересуясь как мои дела и информируя о своих успехах. Помимо коньков фигурных она внезапно увлеклась конями настоящими, скаковыми, и все свободное время теперь проводила на ипподроме, учась ездить верхом. На мои прямые и недвусмысленные предложения приехать как-нибудь в гости она не реагировала, и только раз неопределенно ответила: «Посмотрим…»
В общем, можно сказать, что мое восстановление шло по плану. Но мне очень хотелось на лед. Куда меня пока не пускали…
- Ну что, Серж, отдохнул?
Артур возвращается в кадр, посвежевший, с влажными волосами, явно только из душа.
- Да, Артур Маркович, я готов, - четко рапортую, выпрямляясь на своем каримате.
- Ну, отлично… Поехали тогда с разминки и дальше по нашему списку. Давай.
Он включает музыку, и я снова погружаюсь в работу. Через боль, немощь и нежелание. Потому что пока мы отдыхаем – соперники разучивают новые, еще более сложные элементы…
========== Часть 14 ==========
Перебежками на полкруга разгоняюсь и тройками выезжаю в центр. Перетяжка, замах, удар зубцом о лед… Непередаваемое чувство полета… Докрут… Приземление. Ребро абсолютно ясное, выезд чистый, с дотянутым носком и красивыми руками… Но главное, правая нога - она моя, настоящая. Я ее чувствую. Я ею управляю. Она снова живет со мной в одном теле. Спустя два с половиной месяца после того проклятого падения я, наконец-то возвращаюсь к привычной жизни, в свое естественное состояние, в котором в коньках и на льду я себя чувствую намного уверенней, чем на сухой земле.
С разворота запрыгиваю во вращение и делаю либелу – летящего верблюда, а потом бильман – с прогибом тела и задранной к голове ногой. Вращаюсь-вращаюсь-вращаюсь…
Скрип льда, звон ударяющихся друг о дружку лезвий, влажный, холодный воздух и запах, тот самый непередаваемый запах, который присутствует только на искусственных катках. Как же я все это люблю. И как мне этого всего не хватало…
- Ланской, закончил упражнение, - дядя Ваня Мураков, не отрываясь от экрана компьютера, поднимает правую руку.
Расслабляюсь, упираю руки в бока и, не спеша, минуя стайку шумных мальков, еду в сторону тренерских мест. Из наших на тренировке только я. Остальные разъехались в отпуск, кто на моря, кто к бабушкам. Свой же отпуск я уже отгулял на больничной койке, так что без малейших возражений вкалываю в одиночестве. Так даже лучше. Все внимание тренеров посвящено мне.
На этой неделе со мной работают Мураков и Масяня. Нинель в Америке с Фионой, Артур в Дубаях с некоей неизвестной мне особой, фотографии которой то и дело мелькают в его инстаграмме. Одно знаю – барышня не из наших…
Ну а раз при мне Мураков, значит я весь в прыжках и вращениях. Накатываю элементы - шлифую старые, учу новые - которые потом, вместе с постановщиком мы расставим, как шахматные фигуры, в моих новых программах. Короткой и произвольной. Программах, разработанных Артуром и Нинель специально для следующего сезона, и нацеленных на однозначную и безоговорочную победу на олимпиаде. Мою победу…
И останется всего ничего – подсобрать целиковые программки, скатать, убрать заусенцы и шероховатости, отшлифовать, довести до ума и выдать безупречный прокат. Сначала контрольный, в Челябинске в сентябре. Затем – Гран-при где-нибудь в Канаде или в Штатах, или в Японии. Потом, в декабре на первенстве России здесь, в Москве, Дальше, сразу после Нового года, мне предстоит, с одной стороны, несложный, но с другой - очень ответственный чемпионат Европы в Стокгольме. Ну а там уже и Пусан…
Планов громадье, на самом деле. Хорошо бы все это потянуть и не надломится по дороге. И не свалиться где-нибудь по глупости, как в Париже. Оно, конечно, дело житейское, бывает… Но обидно, блин! Так все хорошо складывалось…
- Так, Сережа, вращения там хорошо были, - Мураков просматривает запись моего катания на компьютере. – Здесь нормально, крюки, выкрюки все… Кросс-роллы удачно так вписал, молодец…
Дядя Ваня добрый человек. Даже ругать старается потом, постфактум, сначала подсластив пилюлю.
- А вот с прыжками, что-то у нас с тобой…
- Иван Викторович, - с мольбой смотрю на него, - разрешите я прямо сейчас еще раз сделаю.
- Да сделаешь, сделаешь, - успокаивающе кивает он. – Я просто понять хочу, ты вот там вот, вправо когда идешь, и выход когда на две галки… У тебя просто не получается и мы, вот, сейчас доработаем и все, или ты просто не можешь пока?..
- Я все могу, честно, - быстро отвечаю я.
- Уверен?
- Ваня, да пускай сделает, ну что ты дергаешь его, - влезает в разговор Масяня, кивая в мою сторону. - В крайнем случае свалится, ну так не в первый раз…
- Макс, вы уже наделали нам делов, - сердито обрывает его Мураков. – Свалится… Если он свалится, а я его потом не соберу, что делать будем? Из нас же федерация потом душу вытрясет…
Максим хитро смотрит на меня, поводит бровью, подмигивает. Я понимаю, что он что-то задумал.
- Три квада подряд, на твой выбор, скажем, по три сотки за каждый. Тройняк не считается. За срыв – двести в обратку. Забьемся?
Он протягивает в мою сторону свою огромную лапу.
- Таранов, ну что ты творишь! – возмущенно взрывается Мураков.
- Заметано, - шлепаю ладонью по руке Максима.
Смотрю на дядю Ваню невинным взглядом.
- Даже не мечтай, - машет тот на меня рукой, - я в ваши дурацкие игры не играю…
Пожимаю плечами, разворачиваюсь и еду в центр льда.
Честно говоря, я бы очень удивился, если бы Мураков согласился. Играть на деньги, да еще со своим же спортсменом – это нужно совсем уже совести не иметь. Но иногда азарт побеждает разум. С Масяней у нас отношения здравствуй-до свидания, ни он, ни я мы друг от друга не зависим. А Мураков за меня отвечает. Но раз прямо не запретил мне прыгнуть на спор, значит верит в меня. И в моих силах доверие тренера оправдать…
Разгоняюсь, закручиваюсь тройками, Перебрасываю левую ногу, упираюсь, выезжаю на наружном ребре, резко толкаюсь, одновременно поднимая правым зубцом целую тучу ледяной пыли… Боли нет… Есть знакомое ощущение полета. И цветастая муть в глазах… Приземляюсь на полусогнутую в колене правую ногу. Простой выезд. О красивостях не думаем…
Теперь с другой стороны. Закатываюсь, проезжая почти весь лед наискосок. Несколько раз оглядываюсь, оценивая расстояние до бортика. Когда понимаю, что скорости и места мне достаточно, переношу вес на отведенную назад левую ногу, одновременно делая замах правой, раскручиваюсь и, выбросив руки над головой, взлетаю вверх. Чувствую, что меня немного несет в бок… Но это ерунда… С хрустом приземляюсь на правое лезвие, инстинктивно парируя снос в обратную сторону, завершая прыжок не очень чистым, но зачетным выездом. Зачетный – это без штрафных очков. Так называемых «галок»…
Хорошо… Спокойно… Два из трех. Что с ногой? Боли не чувствую. Двигаюсь свободно. Никуда не тянет, ничего не немеет, непроизвольно не подгибается и не отваливается. Ноет правый бок, там, где сломанные ребра. Плевать, это еще будет долго саднить. Голова… Тошнит?.. Это от усталости. В конце концов я здесь с утра. И не ел ничего со вчерашнего вечера… Сейчас отпрыгаемся – и обедать…
Снова разгон, но уже не длинно, не дальше центра. Правую ногу пригибаю в колене, выбрасываю левую, резкий, похожий на удар, упор левым зубцом в лед и вся энергия движения вкладывается в толчок и вращение… Группировка… Руки прижаты к груди… И цветная мазня перед глазами. Приземляюсь легко, скольжу на правой ноге, прогнувшись, раскинув руки и далеко выставив левый носок. Не отказываю себе в удовольствии, меняю позицию, выставляю ноги в кораблик и запрокидываю тело назад. Вытягиваю руки вдоль поверхности льда. Мне хватает скорости держать кантилевер почти полкруга. Выпрямляюсь. Обозначаю, что дальше возможен заход во вращение. Делаю два оборота и останавливаюсь. Взгляд прямо в сторону тренеров. Кто тут смел в меня не верить?
С видом победителя еду вдоль бортика. Ощущения, откровенно говоря, так себе. Запыхался, бок болит, легкий тремор в ногах, перед глазами круги и звезды…
