– Вы совсем продрогли… Я скоро вернусь. Вы ведь дождетесь меня?
И в глубине глаз бесстрашного пирата Мила вновь увидела это щемящее, тоскливое, спрятанное ото всех, но так знакомое ей. Растерявшись, не зная, что ответить и боясь звучанием своего голоса все испортить, поспешно кивнула.
Киллиан поднялся стремительно и легко, одним гибким плавным движением, взбежал по лесенке, и в распахнувшиеся дверцы ворвались капли дождя и порыв ветра, вметнувший разбросанные на бюро листы бумаги.
Он вернулся быстро, прижимая к себе сверток, смущенно протянул его ей:
– Женской одежды у нас нет, но вы можете переодеться в это, здесь штаны и рубашка. Размер наверняка не подойдет, но эти вещи хотя бы чистые, теплые и сухие.
– Спасибо…
Он улыбнулся ободряюще, отступил к бюро, деликатно повернувшись к ней спиной и перебирая рассыпавшиеся записи.
Его плеча робко коснулись.
– Вы совсем промокли, – тихо заметила Мила.
Его блуза была мокрой, облегая гибкое поджарое тело мужчины словно вторая кожа. Он склонил голову, потираясь щекой о лежащую на его плече узкую ладонь.
– Ничего страшного.
Она шевельнула рукой, переворачивая, погладила его щеку, ощущая колкость щетины подушечками пальцев.
– Киллиан, – тихо позвала она.
Он накрыл ладонью руку женщины, прижался к ней губами, развернулся, не в силах противиться этому зовущему тону. Резко выдохнул, когда увидел ее рядом с собой, босую, облаченную лишь в длинную, до середины бедра рубашку, которую он принес для нее. Свет от лампы за ее спиной очерчивал фигуру сияющим ореолом, позволяя проследить все изгибы, в не до конца застегнутом вороте виднелись полукружия грудей, а несколько прядей рассыпавшихся по плечам волос прилипло к шее. Мила переступила с ноги на ногу, все еще боясь услышать отказ.
Как он может хотеть быть с ней? Молодой красивый мужчина, отчаянный дерзкий пират…
Киллиан развеял ее сомнения, шагнув вперед и прижимаясь к ее губам в жарком, почти на грани отчаяния, поцелуе. Сильные руки притянули, почти вдавливая ее в себя, ладони скользнули по обнаженной коже, забираясь под подол рубашки, скользя по бедрам, к пояснице, а потом выше, и они одновременно задохнулись от острого возбуждения, что пронзило их тела. Женщина отвечала на его поцелуй, чувствуя потребность в этих нежных, таких пьянящих губах, в этих умелых руках, и ей пришлось вцепиться в его плечи, пытаясь устоять, хотя колени уже дрожали от растекающейся по телу восхитительной слабости. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного со своим мужем, даже когда она была совсем молода и ей казалось, что она любит его. Сейчас, выгибаясь в объятиях Киллиана, зарываясь пальцами в его непослушные влажные волосы, чувствуя, как ее губы горят от его поцелуев, как дрожит ее тело, податливое его воле, как отчаянно бьется в груди непокорное сердце, Мила понимала, как была наивна и глупа.
Сейчас она действительно чувствовала себя живой.
Он отстранился, обхватив ладонями ее лицо и заглядывая в глаза, возбужденный, горячий, его приоткрытые губы чуть припухли от ЕЕ поцелуев, волосы взъерошены ЕЕ руками, его грудь тяжело вздымалась от того, как он хотел ЕЕ, и для нее не было во всем мире ничего более прекрасного, чем он. Набравшись смелости, женщина спустила его подтяжки с плеч, оставив свободно свисать у бедер, потянула полы мокрой блузы, вытягивая из-за пояса штанов, и он с готовностью склонил голову, выгнул спину, позволяя ей раздеть его.
Он был прекрасен. Гибкий, стройный, худощавый, отлично сложенный, под гладкой светлой кожей перекатывались упругие мышцы, и Мила с восхищением коснулась его, подушечками пальцев прослеживая тянущуюся от груди и ниже дорожку темных волос.
Его ладони скользнули по ее шее к плечам, ловкие пальцы расстегнули пуговицы одну за другой, распахнули рубашку, и она невольно сжалась, отшатнулась, прикрываясь руками, отчаянно стыдясь своего тела, так разительно отличающегося от ослепительного тела молодого мужчины – своей груди, потерявшей упругость после кормления сына, своего живота, исчерченного серебристыми растяжками, оставшимися после беременности… Сейчас она особенно остро почувствовала их разницу в возрасте. Насколько он был ее моложе? На восемь лет? На десять?
Киллиан покачал головой, точно считывая ее мысли, снова шагнул ближе, мягко отнял ее руки, провел ладонями по коже женщины, касаясь шеи, груди, лаская моментально отвердевшие соски, гладя живот, скользнул к своду бедер… Он коснулся ее внизу, чуть надавливая, сжимая, поглаживая, и Мила потрясенно выдохнула, покачнулась на потерявших вдруг силу ногах. Его пальцы проникли внутрь, в ее тугую, впервые настолько влажную глубину – один, затем второй, третий… Ей пришлось схватиться за его плечи, и он привлек ее к себе, удерживая, продолжая двигать пальцами и снова целуя, заглушая рвущиеся из груди стоны, которые она сама была не в силах сдержать.
– Пожалуйста… Киллиан… Киллиан…
Она шептала в его губы, но едва ли сознавала это, жмурилась, теряясь в ощущениях, терлась об него, двигала бедрами, подчиняясь навязанному ритму и чувствуя подступающее наслаждение. Его движения стали настойчивее, сильнее, еще одно проникновение, поглаживание – и женщина вскрикнула в его приоткрытый рот, вцепилась до боли в крепкие плечи, когда ее скрутило столь ярким, чистым, острым удовольствием, от которого рассыпались звезды перед закрытыми глазами.
Он легко удержал ее на ногах, осторожно отнял руку, поцеловал лоб, покрытый бисеринками пота, и она выдохнула, заморгала, постепенно приходя в себя. Кожаные штаны не скрывали, а лишь подчеркивали силу его возбуждения, и Мила уже смело коснулась его, обхватила рукой, сжала, потерла, лаская через материал, наслаждаясь его размером, его невероятной твердостью. Прикрывшиеся на мгновение глаза мужчины и его короткий хриплый стон были для нее наградой. Скользнув ладонью по ее предплечью, он переплел их пальцы, сделал шаг назад, легонько потянув, и она с готовностью последовала за ним.
Его постель была достаточно широкой, чтобы разместиться двоим, и отчего-то ей стало совершенно неважно, сколько женщин побывало здесь прежде, ведь сейчас, в этот миг он с ней, рядом, смотрел на нее с таким восхищением, что она впервые почувствовала себя такой желанной. Киллиан поцеловал ее медленно и сладко, его руки снова легли на ее плечи, стягивая вниз ставшую окончательно ненужной рубашку, так, что она легко упала к их ногам. Чуть шершавые ладони ласкали, гладили, исследовали ее тело, и жар, лишь недавно утихший, снова наполнил ее, разбегаясь по венам, заставляя пылать до самых кончиков пальцев и невольно сжимать бедра. Мужчина провел языком по ее губам, заставляя раскрыться, углубляя поцелуй, и уже не было сил сдерживать это безумное, дикое, испепеляющее желание. Мила прижалась к нему, скользнула руками по спине, ниже, к крепким ягодицам, притягивая, потерлась всем телом, чувствуя, как волосы на его груди щекочут и покалывают ставшие такими чувствительными соски, и Киллиан с хриплым стоном отозвался на ее страсть, обнимая, до боли вжимая ее в себя, но эта боль была такой сладкой и желанной. Она всхлипнула, сама потянулась меж сплетенными телами к застежке его штанов, завозилась там, неловко пытаясь справиться с ней дрожащими пальцами. Его выдох прозвучал, как рычание, сильные руки притиснули ее к крепкой груди, а поцелуи стали такими голодными, что женщину затрясло, но не от страха, а от невыносимого возбуждения и жажды ощутить его еще ближе.
Жестче.
Глубже.
– Хочу тебя… так сильно… хочу…
И сердце рвалось из груди, и кровь кипела в жилах, и, казалось, еще немного, и ее тело просто вспыхнет, не выдержав собственного внутреннего жара. Она опустилась на кровать, потянув его за собой, и Киллиан трудом удержался на ногах, быстро расстегивая брюки и высвобождая напряженный член, склонился над ней, с жадностью лаская ее губы, шею, грудь, так, что совсем скоро Мила жалобно захныкала, выгибаясь на простынях:
– Пожалуйста… пожалуйста…
