========== Часть 1 ==========
Капитан Киллиан Джонс.
Киллиан.
Его голос звучит в памяти, его имя так сладко на языке, и она произносит его вновь и вновь, порой беззвучно, порой, если никого нет рядом, в полный голос, наслаждаясь каждым звуком.
Киллиан.
Кил-ли-ан…
Долгими бессонными ночами, чутко прислушиваясь к мерному дыханию сына, Мила вспоминает упавшие на лоб мужчины непокорные пряди волос, напоминающие небрежные карандашные штрихи, и прикосновение обжигающе горячих губ к тыльной стороне ладони, что задержались там несколько дольше, чем того требовали правила приличия. Она вспоминает взгляд, что обжег ее так, будто она посмотрела на солнце, его глубокий бархатный голос с едва уловимым акцентом и слова: «Надеюсь, этот счастливчик достоин вас?».
«Нет!» – хотелось тогда крикнуть ей, но она могла лишь смотреть в эти синие-синие, словно бездонное море, глаза.
Глаза, в которых она утонула. Стремительно ушла на дно, не в силах даже сопротивляться.
Она пытается быть прежней. Правда пытается. Но чем дальше, тем яснее понимает, что как раньше уже не получится. Бэй – поздний ребенок, нежный, робкий, хворый мальчик, и это всегда заставляло ее быть сильной. Она не любила Румпеля, но он был не самым плохим мужем – не пил, не бил ее, как это очень часто случалось в других семьях, и пусть она не могла назвать себя идеальной, но она никогда не была неверной женой. Даже не любя Румпеля, даже после его позорного побега с поля боя она оставалась верна ему так, как и должна быть верна хорошая жена. Но тот день… тот безумный день изменил все, и ее жизнь полетела под откос быстрее, чем летит вниз сброшенный со скалы камень. День, когда она едва не потеряла своего ребенка. День, когда муж дал ей понять, что ее желания ничего не значат.
День, когда она встретила ЕГО.
Она пробует убедить себя в том, что муж потупил верно, не взяв грех убийства на душу. Снадобье и впрямь оказалось чудесным. Слабый, болезненный Бэй с момента того злосчастного змеиного укуса ни разу даже не простудился. А второй ребенок… Прежде она часто задумывалась о том чтобы родить девочку когда сын немного подрастет и окрепнет, но после поступка Румпеля она не может позволить этому случится. И на следующий вечер, убедившись, что снадобье подействовало и болезнь отступила от сына, женщина отправляется в соседнюю деревню к знахарке, отдав несколько припрятанных на черный день медяков за горстку сушеных трав. Отвар получается сладковатым и Мила, дождавшись пока муж и сын уснут, в три глотка опустошает стакан. Нутро скручивает так, будто там извиваются и рвут ее на части с полдюжины живых угрей, и женщина, кое-как добравшись до постели, сворачивается там клубком, кусая губы, чтобы не заорать от душевной боли, рядом с которой меркнет даже боль ее отныне бесплодного тела. И, проваливаясь в беспамятство, она отчаянно вымаливает прощения у той чудесной темноволосой кудрявой малышки, дочери, которой так и не суждено появиться на свет.
С тех пор, все чаще не в силах заснуть, она уходит ночью к причалу и там часами вглядывается вдаль, отчаянно желая увидеть, как серебрящуюся на морской глади дорожку лунного света разбивает форштевень того самого корабля.
Она заглядывает в трактир чаще, чем прежде, как только выпадает такая возможность, и каждый раз сердце болезненно сжимается, когда она не находит в толпе ЕГО стройную фигуру, не видит непослушные пряди ЕГО темных волос, не слышит ЕГО голос.
Это чувство рвет, терзает ее изнутри, выматывает душу, разбивает сердце, раскаленной иглой сидит в мозгу, доводя до отчаяния. И, пытаясь хоть как-то выплеснуть свои эмоции, она рисует. Рисует. Вновь и вновь набрасывает овал его лица, эти выразительные и чуть-чуть грустные глаза, причудливый изгиб бровей, смешливые морщинки в уголках глаз, чувственные губы, растянувшиеся в озорной дразнящей улыбке… Рисует – и уничтожает рисунки, сжигая в очаге, чтобы на следующий день снова, испытывая непреодолимый зуд, потянуться за карандашом и листом дешевой серой бумаги.
***
Она покупала рыбу у причала, торгуясь за каждый медяк, когда увидела паруса на горизонте. Рожденная и выросшая у моря, Мила хорошо разбиралась в кораблях, и, однажды увидев «Веселого Роджера», уже не спутала бы его ни с каким другим бригом. Она забыла обо всем, не знала, сколько в итоге отдала денег ушлому торговцу, опомнившись лишь на полпути домой с корзиной рыбы в руках. Она просто сбежала, боясь… чего? Женщина сама не знала и лишь ускоряла шаг, едва не срываясь в бег, подгоняемая бешено бьющимся сердцем.
Румпель снова забыл про хворост, отправившись вместе с Бэем к дальнему роднику, где они уже около двух недель наблюдали за выводком лисят, и ей в очередной раз пришлось самой идти в лес, но впервые за долгое время она не чувствовала привычное раздражение за беззаботную небрежность мужа. Она даже не заметила этого в обуревающем ее душу вихре противоречивых чувств. Весь остаток дня Мила была непривычно рассеяна, ее руки дрожали так, что она порезалась, разделывая рыбу, и дважды обожглась, готовя ужин.
Вечер прошел как в тумане. Утомленный Бэй уснул быстро. Румпель попытался завязать разговор, но мысли женщины были где-то далеко, она отвечала невпопад, замечая тоскливый взгляд мужа, но не в силах справиться с собой, и, в конце концов, он тоже задремал.
Мила лежала в постели, борясь с собой, но так и не уснула той ночью.
И следующей.
Спустя четыре дня и три бессонные ночи она сдалась. Выскользнула из постели, тихонько прикрыв за собой скрипнувшую дверь, и быстро, не давая себе передумать, направилась к трактиру.
Гвалт, шум и хохот едва не оглушили ее, стоило только войти. Женщина проскользнула внутрь незаметно, усевшись в дальнем темном углу, заказала кружку теплого разбавленного вина. Нося позорное звание жены труса, она научилась не привлекать к себе лишнее внимание.
ОН был здесь. Не занимая центральный стол, мужчина все же притягивал к себе внимание. Искренний громкий смех то и дело раздавался оттуда, и Мила все смотрела и смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, впитывая каждое его движение, каждую черточку его прекрасного лица. Ее непокорное сердце ныло от боли, когда она, не в силах справиться с собой, мечтала очутиться рядом, хотя бы раз прикоснуться… Две местные шлюхи сидели на скамье по обе стороны от него, прижимались, собственнически касались его волос, его тела, но даже с этими шлюхами мужчина вел себя учтиво, в отличие от других моряков, что тискали, сжимали и откровенно лапали других женщин. Он очень мало пил, лишь время от времени делая глотки из своей кружки, в то время как остальные пираты глотали алкоголь из здоровенных стаканов… а то и прямо из бутылок.
Мила жадно ловила его голос, слушала его рассказы и воспоминания о заморских странах, а воображение рисовало перед ней чудесные картины. Она не помнила, сколько просидела вот так, и ушла так же незаметно, оставив деньги и полупустую кружку вина.
Весь следующий день женщина с нетерпением ждала наступление вечера и выбежала из дома, едва муж и сын уснули.
Она снова наблюдала за ним из своего угла, скользя карандашом по листу бумаги, набрасывая его лицо, его эмоции, позы, взмахи рук…
На третью ночь, собрав листы с рисунками в небольшую сумку на поясе, Мила снова попыталась незаметно выбраться из таверны, но, слишком спеша, столкнулась в дверях с подвыпившим моряком.
– Оп-па! – тот покачнулся, обдавая ее сильным запахом дешевого алкоголя. – Прости, красавица…
Женщина втянула голову в плечи, понимая, что громкий голос моряка привлек к ним слишком много внимания, ее взгляд невольно метнулся туда, где сидел ОН…
И замерла, потому что ОН смотрел на нее, а на его губах играла недоверчивая улыбка.
– Вы… – шепнул мужчина почти беззвучно, но Мила поняла, не в силах пошевелиться, завороженная радостью, искрящейся в синих глазах.
Он легко поднялся из-за стола, двигаясь с непринужденной грацией дикого зверя, оказался рядом, встречаясь с ней взглядом, и она потянулась к нему всем своим существом, точно металлическая стружка, которую неумолимо притягивает магнит. Мужчина бережно коснулся рукой ее руки, точно боясь, что она растает в воздухе словно призрак, видение, его пальцы были обжигающе горячими, чуть шершавыми, и женщина судорожно вздохнула, неожиданно осознав, что это – правда.
