Что должно было начаться, когда и почему расслышать не удалось – под дверью зашевелились тени. Я метнулась в свою комнату и забралась в постель.

Проснулась посреди ночи. За окном гремело и сверкало. По крышам и в стёкла отчаянно тарабанил дождь. Изредка за окном что-то шелестело. Стало так страшно!

«Неужели началось» – подумала тогда.

Потом резко всё стихло. И в этой тишине кто-то очень большой, слоняясь по двору, шуршал, царапал стёкла и надрывно завывал, пугая ещё сильнее. Вслушиваясь в странные звуки, я всё сильнее куталась в одеяло и незаметно уснула. А когда проснулась, на земле лежал снег.

Что должно было начаться, я так и не узнала, а спрашивать у родителей побоялась. Ещё отругают за то, что подслушивала. Но ощущение надвигающейся беды с той самой ночи меня не покидало.

Из детской коробки с секретами исчезли открытки, наклейки и ярлычки. Теперь в ней хранились спички, дезинфицирующие салфетки и подаренный дедом складной ножик.

Карманные деньги, которых и так мне давали немного, я тратила на предметы выживания, о которых читала в книгах. Любимым местом прогулки стала городская барахолка. Отправляясь туда, я всякий раз боялась, что меня увидит кто-то из знакомых мамы или папы. Но тяга обзавестись чем-то полезным и нужным была куда сильнее страха перед недовольством родителей.

Однажды мне попался старый компас, как уверял пожилой продавец – советский. Я хорошо помнила, как бабушка часто повторяла:

– В Советском Союзе всё делали на совесть. Не то что теперь. Как в 90-е научились клепать халтуру, так по сей день остановиться не могут.

Её слова крепко засели у меня в памяти, потому решила, что советский компас мне пригодится. Точно зная, где находится север – проверила. Компас оказался рабочий. У продавца нашлось ещё два таких же. Я решила купить и их. А заодно десяток свечей и три коробка охотничьих спичек. За всё продавец просил 450 кредитов. У меня было на 50 меньше. Немного подумав, он согласился и продал товар за 400.

– Как оптовому покупателю, – укладывая покупки мне в сумку, улыбнулся продавец.

Изредка, когда выходной у родителей совпадал, мы всей семьёй ходили гулять на городскую площадь. Любили посидеть на уютной открытой веранде кофейни, расположившейся напротив дорогого ресторана. Оба эти заведения всё ещё работали лишь потому, что, как говорили, принадлежали один жене городского чиновника, другой кому-то из начальства химкомбината. Но точно никто ничего не знал. Да и работники настоящих хозяев отродясь не видали. Только управляющих.

Поглядывая на родителей, я дожидалась, пока они отвлекутся, и прятала в карман разовые приборы в индивидуальной упаковке, порционные специи или сахар, салфетки и средства санобработки. А что такого? Их бесплатно выставляли на стол в большом количестве. Хотя, должна признаться, мне всякий раз было как-то неловко. Утешала совесть тем, что, если не возьму я – возьмёт кто-то другой.

– Вы только полюбуйтесь, – усмехнулась однажды заставшая меня за этим занятием одноклассница Эля Горюновская – Гребёт всё подряд, словно вот-вот война начнётся. Зачем тебе это нужно? Эй, ненормальная!

Мне было безразличны её оскорбления. Я ведь и правда «гребла» всё, что, по моему скромному мнению, могло пригодиться, если вдруг… Что? Сама не знала, чего ждала. Просто ждала. А может, подспудно чувствовала, то ужасное, о чём однажды услышала от родителей. И наполняла коробку «нужностями» и «полезностями».

Вскоре секретной коробки стало мало, и появился первый контейнер с надписью «Выживание». Поверх него всегда лежала большая жестяная банка с печеньем и конфетами. Теми, что давала мне бабушка… Перебирая сладости, я помнила все те разы, когда получала гостинцы. Все до единого.

Так время и шло. Я взрослела, но в моих привычках ничего не менялось. Когда узнала, что любимой бабули больше нет, долго уговаривала себя.

«Этого не может быть. Не видела, значит, не было».

Детская отговорка незримо шествовала за мной по пятам, оберегая и защищая. Так мне казалось.

Положив в хозяйственный контейнер сухой спирт, двустороннюю клеящую ленту и антисептики, отодвинула его и достала продовольственный. Все продукты в индивидуальной упаковке. Мама рассказывала, что она застала ещё те времена, когда печенье, макароны или овощи можно было купить «на развес». Правда, маленькой ещё была, но запомнила хорошо. А вот я такого себе даже представить не могла. Когда пошла в школу, продукты уже упаковывали порционно.

Помню, бабушка часто возмущалась, мол, еда всё больше становится похожа на пластик. Безвкусная. Бесполезная. Говорила, что люди забыли аромат и прелесть натуральных продуктов. Как-то я её спросила, что это значит. Она отвела меня в сад и показала маленький огород. Меня удивило то, что там росло. Помидоры и огурцы с бабушкиных грядок, яблоки и груши с её деревьев на вкус и правда были не такими, как те, что выдавали в пайках. У них был ни с чем не сравнимый аромат и очень насыщенный вкус. Какой-то особенно манящий и притягательный. Не то, что еда в школьной столовой – водянистая и неаппетитная.

Пересчитывая запасы, я то и дело вспоминала школу. Нынешняя, по мнению моих родных, сильно отличалась от той, в которой обучались они. Система распределения на общие и профильные классы заведомо делила учеников на привилегированных и тех, кого называли вторым сортом. «Чернью». И в этом распределении, которым ведал искусственный интеллект, не играло роли кто твои родители. В общий класс могли попасть дети чиновников, если им не удавалось сдать вступительные тесты. А в профильные попадали дети рабочих и к ним учителя относились не хуже, чем к тем, кто считал себя элитой общества.

Система образования была внедрена Высшим советом агломерации: неподкупная, неподвластная никому, кроме самого Совета. Договориться с директором школы невозможно, ведь он не подчинялся городским чиновникам. А с искусственным интеллектом, проводившим тестирование, спорить и вовсе бесполезно.

Ученикам, попадавшим в общие классы, не выдавали учебников. Что успевали записать на уроке – то и было основой для сдачи итоговых тестов. Немудрено, что ребята плохо усваивали программу. Расслышать и успеть законспектировать материал в классе, где галдят сто пятьдесят подростков – та ещё задачка! На повтор можно не рассчитывать. Искусственный интеллект не переспросишь, вопросы не задашь.

Хотя были те, кому удавалось сдать еженедельные тесты. За это они могли рассчитывать на привилегию – им дозволялось всю следующую неделю посещать столовую профильных классов, так как для общих питание не предусматривалось. И потому оказаться в столовой было огромным преимуществом, ведь давало возможность сэкономить для семьи продукты. К тому же можно попытаться заручиться поддержкой учащихся профильных классов и напроситься к ним на индивидуальные занятия. «Привилегированные» помимо учебников имели доступ к дополнительным пособиям и библиотеке, когда как ученикам общих классов путь туда закрыт. Надеяться им не на кого, а вот бояться…

Чем меньше тестов ученики сдавали, тем ниже становился их социальный статус и рейтинг лояльности, а значит и перечень профессий, на которые они могли рассчитывать после окончания школы, сводился к минимуму. И оплата за работу меньше. И продовольственный паёк. У тех, кто не справился с итоговыми выпускными тестами или вовсе не был к ним допущен, дела обстояли ещё хуже. Они могли рассчитывать только на разовую работу по социальному нормативу с минимальной оплатой. Их первых исключали из списков обеспечения. К тому же они получали пожизненный запрет на создание семьи. Им запрещалось иметь детей вне брака и потому они подвергались принудительной стерилизации, а медицинская помощь ограничивалась до «экстренной».

Понижения социального статуса боялись все ученики, ведь вылететь из профильного класса – легко, вернуться – нереально. А вот из общего, при условии, что туда определили после первичного тестирования, перейти в профильный очень даже возможно. И «чернь» изо всех сил старались воспользоваться этой призрачной лазейкой в системе школьного образования. Видимо, её создатели не сильно надеялись на то, что кто-то будет в состоянии усваивать в полном объёме программу, надиктованную искусственным интеллектом. Не зря же учеников общих классов прозвали «чернью». Любому режиму всегда нужен кто-то для грязной работы. А военному – тем более. В нашей стране он установился ещё до моего рождения, и как было прежде я знаю только по рассказам близких.