Как дальше развивались события я не помню. Ни раз мучая свою память, я мысленно возвращался в ту ночь, в надежде понять, что со мной происходило. Но у меня ничего не вышло. Сознание вернулось, когда я в порванной одежде, без пальто, весь в крови буквально заполз в лифт своего дома и нажал кнопку своего этажа. Что именно с произошло, я не понимал. Меня колотило от холода и страха. Я боялся абсолютно всего, но конкретно чего не мог понять. С трудом сняв с себя затвердевшую на морозе одежду, я бросил ее прямо у входной двери.
Я практически дополз до спальни и, закинув книгу под кровать, укутался с головой в одеяло и погрузился в глубокий сон.
Глава 4
– Так, что же тогда Вы встретили ночью?
– Я же говорил, я так и не смог выяснить. Что-то необъяснимое и страшное.
– Вы могли бы сравнить с чем-нибудь этот страх?
– Хм… я никогда не пытался сравнить его с чем-то. Могу лишь сказать, что тогда меня пробрало до самых костей. С одной стороны ты знаешь, что опасность рядом, но ты не видишь её.
– Похоже на паническую атаку?
– Что?
– Паническая атака. Когда человек испытывают её, он не знает чего именно он боится, в то же время боится он очень сильно.
– Возможно это можно сравнить с этим.
– Хорошо, но что же оказалось в той самой книге, ради который вы так рисовали?
– Терпение, доктор, всему своё время.
Я проснулся от назойливо светившего в лицо яркого луча солнца. Сморщившись, я отвернулся и накрылся одеялом с головой, в надежде ухватиться за ускользающий от меня сон. Но тот улетучился, словно дым, оголив суровую реальность событий прошлой ночи. Сжавшись, я вдруг что больше всего на свете я хотел бы, чтобы произошедшее со мной вчера оказалось лишь плодом фантазий или, чтобы этот кошмар не оказался реальностью. Не открывая глаз, я вытащил из-под одеяла руку и попробовал нащупать книгу, которая, судя по воспоминаниям, должна была находиться под кроватью. Не обнаружив под ней ничего, я не без облегчения вздохнул. Может оно и к лучшему: не придётся мучиться и пытаться найти всему логическое объяснение. Я лениво потянулся и, понежившись в кровати, сел, поморщившись от неприятной боли во всем теле и изумленно уставился на одеяло: оно было практически все перепачкано кровью. По телу пробежали мурашки. Все-таки логическое объяснение придётся поискать. Откинув его, я обнаружил четыре глубоких пореза на ноге и множество ссадин и царапин по всему телу. «Крепко же мне досталось», подумал я. Книга всё таки лежала под кроватью, правда немного дальше, чем мне казалось.
Усевшись на пол, я внимательно рассмотрел её. Судя по тому с каким трудом она попала в мои руки, ее содержание должно быть поистине уникальным. Наученный горьким опытом, я не спешил ее открывать. Что-то подсказывало , что эта обожженная и обернутая кожей стопка бумаг помимо бесценного опыта может принести и серьёзные проблемы. К тому же я хорошо помнил инструкции от своего нового знакомого. Слово «открыть» там не значилось.
Поэтому я принял решение отложил книгу, и содрав с кровати запачканное постельное белье, направился в ванную по пути захватя из прихожей оставшиеся на полу сырые вещи. Засунув их в машинку, я бросил мимолетный взгляд на зеркало, отметив про себя, что лицу досталось гораздо меньше в сравнении с остальным телом. Перепачканный, я принял душ, морщась от жгучей боли при соприкосновении воды с ранами. Книга ни на секунду не выходила из моей головы. Всё это время меня просто распирало от безумного любопытства, схожего разве что с детским интересом к исследованию, когда ребенок яростно пытается получить какую-то вещь, но получив её, не знает что с ней делать и кладет обратно, как ненужную и бесполезную безделушку. Изо всех сил я старался отвлечься, переключить своё внимание на что-то другое, но мысль о том, что в соседней комнате лежит столь необычная и наверняка ценная вещица, которую он толком даже не осмотрел, не давала покоя.
Душ расслабил меня и тело опять отозвалось болью и усталостью. Какое-то время я пытался себя чем-то занять и даже поесть, но аппетита не было. Поэтому я решил, что раз тело требует отдыха, значит, ему надо дать отдохнуть столько, сколько необходимо. Я лёг спать. Мне снился сон, но он был таким размытым, что я ничего не запомнил. Проснувшись ближе к ночи и с трудом встав, я отправился на кухню, чтобы сделать себе чашку кофе.
Когда я заправлял кофемашину, меня неожиданно осенило. Меня это так удивило, что моя рука дернулась и я рассыпал кофе. Я вспомнил, что мне снился Голос и что-то говорил. Не было ясности и четкости, как в прошлом сне, но я мог поклясться, что точно слышал его. Отчаянно пытаясь вспомнись, что именно говорил Голос, я начал ходить из угла в угол. Постепенно, в моей памяти стали всплывать отрывки слов, которые складывались в логическую цепочку.
Согласно сну, мне, нельзя было трогать книгу сейчас. Чтобы обряд прошёл как надо, я должен был начать голодовку. Кроме воды и напитков, мне было нельзя ничего есть. Голос как-то объяснил причину такой подготовке, но мой мозг отказывался вспоминать. Я никогда не был привязан к еде. Если я не ел, то воспринимал это спокойно. Сев на диван, я подумал, что отказываться в такой момент было бы глупо с моей стороны. Поэтому я принял решение голодать. Больше недели я ничего не ел, кроме воды, и когда у меня стали появляться первые приступы галлюцинации, я понял, что больше не смогу.
Я пришел в комнату и взглянул на книгу. Она по прежнему лежала на полу, её так и никто не тронул. Набравшись смелости и откинув все сомнения я, наконец-то, взял рукопись в руки. От неё шёл приятный терпкий запах кожи и чернил, каким не могла похвастаться ни одна современная книга. Прикосновение к бархатистому переплёту показалось мне похожим на прикосновение к женскому телу. Не придав этому особого значения, я даже не попытался разобраться в своих ощущениях сосредоточившись на ее внимательном изучении. Осмотрев обложку со всех сторон, я, проведя по ней рукой, решил не медлить больше ни минуты и аккуратно приоткрыл ее. В тот момент я почувствовал совершенно не свойственный старым книгам запах, который показался до боли знакомым. Несколько минут туманные образы еще издевательски вертелись в моей голове, но я никак не мог вспомнить, где приходилось встречать этот аромат. Вскоре до меня дошло, что этот терпкий запах был нечем иным, как запахом духов. Женских духов. Как-то раз, в городе я встречал молодую девушку с подобным ароматом. Она шла впереди, и каждый порыв ветра приносил с собой этот горьковато-сладкий аромат… Я невольно стал восстанавливать картину той встречи, но она была столь мимолётна и незначительна, что я тут же себя одернул и вернулся к изучению книги.
Большая часть страниц оказалась настолько сильно повреждена, что невозможно было разобрать ни букв, ни рисунков. Но урон был нанесен не водой, как следовало того ожидать, а огнем, в котором та, очевидно, побывала ранее. Удивительно но, вчерашние купания практически не оставили на ней ни единого следа. Пролистав обожженные страницы одну за другой, я наткнулся на уцелевшие фрагменты, где текст, практически отсутствовал, уступая место зарисовкам, которые напоминали работу ученого-фанатика. По всей видимости, они иллюстрировали какой-то обряд. Возможно именно тот, что должен был установить связь с Голосом, позволив напрямую общаться с ним. На одной из таких страниц я увидел рисунок, напоминающий атом, в центре которого, вместо ядра был изображен человек. На внешней стороне девяти эллипсов, образующих траекторию движения частиц, схожих с электронами, располагались свечи. Внимательно изучив схему и находящиеся рядом заметки на незнакомом языке, я отметил, что рисунок, казался нетрудным и повторить его можно было без особого труда. Я был убеждён, что основная суть кроется не в нем, а в сопровождающем его тексте, поэтому особой опасности в его воспроизведении я не видел. Решив попробовать начертить на полу изображённый в книге атом, я направился на поиски того, что могло помочь справиться с этой задачей. Свечи довольно быстро нашлись в комоде с деньгами, а вот отыскать то, что могло оставить след на паркете, оказалось труднее, чем показалось на первый взгляд. Красок дома не было, а оставлять несмываемый след от маркера на полу совсем не хотелось. На удивление мне нравился паркет и я до сих не мог относится к квартире, и вещей в ней, как к своим. Поэтому старался пользоваться аккуратно – было бы некрасиво портить чужой паркет.
