* * *

Боль отступила, и его зрение прояснилось. Он вздрогнул, дёрнулся, полностью приходя в себя, когда цепи лязгнули над головой. Он попытался оглянуться через плечо, чтобы посмотреть, что, чёрт возьми, происходит. Как только он входил в ритм, Клэй никогда не сдавался, пока Рокко не терял сознание или не опадал в цепях.

— Какого хрена?

— Твой телефон. Ты говорил мне остановиться, если я когда-нибудь услышу катастрофическую кавер-версию песни Limp Bizkit «Faith».

Блядь. Это был Чезаре.

— Принеси его.

Клэй поднёс телефон и воспользовался быстрым замком, чтобы освободить запястья Рокко. Он помог Рокко сесть на скамейку у стены и вложил телефон в его бледную обескровленную от подвешивания руку. Всегда сдержанный, он вышел из комнаты, чтобы Рокко мог уединиться во время разговора.

— Чезаре.

— У меня для тебя контракт. — Чезаре не стал тратить время на любезности, и, как всегда, его хриплый голос заставил желудок Рокко скрутиться в узел от ненависти. — Нунцио Мантини в Вегасе со своим сыном. Дон послал их выяснить, что, чёрт возьми, происходит с тосканцами. С ними только два телохранителя. Я хочу, чтобы они ушли. У нас есть разрешение Луиджи на убийство.

Луиджи Кавалло был консильери семьи Гамболи, старшим семейным советником, равным по рангу младшему боссу. Его разрешение было разрешением дона, и всё же зачем дону посылать Нунцио в Вегас на встречу с Тоскани, если он не ожидал его возвращения? Ситуация с Тоскани обострилась до такой степени, что количество погибших, наверняка, привлекло бы федералов, и никто не хотел, чтобы они что-то вынюхивали.

— Они ужинают с семьёй Бьянки перед отъездом, — продолжил Чезаре. — Я позвоню и сообщу подробности. Тогда сделай это. Бьянки — расходный материал.

— Не указывай мне, как делать мою грёбаную работу.

Блядь. Рокко редко испытывал какие-либо угрызения совести по поводу своих контрактов. Команду Де Лукки обычно призывали только для наказания за самые вопиющие преступления или для отправки самых серьёзных сообщений, и их жертвами почти всегда были худшие из худших, профессиональные преступники, которые унесли много жизней. Нунцио Мантини уничтожил больше, чем положено, людей, чтобы занять должность младшего босса, но он был хорошим, любящим отцом Грейс, и, насколько знал Рокко, он был верен Дону. Убийство Нунцио было неправильным, и это разрывало его изнутри. И это то, что разорвёт Грейс. Потеря отца и брата уничтожит её.

Это уничтожило бы его, потому что это означало бы конец.

Конец надежды.

Конец мечтам.

Конец будущего, в котором не было крови, страданий и боли.

Но он был тем, кем он был. Чудовищем, созданным Чезаре. Грейс убежала от него однажды, без сомнения, она убежит снова. Для команды Де Лукки каждый контракт был «сделай или умри».

— Я позвоню тебе, когда всё будет сделано.

На этот раз он освободит её навсегда.

* * *

— Привет, Мэтью. Уже идёшь обедать? — Грейс опустилась на колени, чтобы обнять шестилетнего Мэтью Джонса на полу Детского центра Саннивилла, приюта и убежища для безнадзорных и подвергшихся насилию детей, которым управляет отец Симус О'Брайен. Она проходила стажировку по психологии в центре, консультируя как детей, так и воспитателей, поскольку они стремились исцелить и расширить возможности детей и дать им новый старт в жизни.

Хотя у некоммерческой организации не было средств, чтобы предложить Грейс должность после окончания стажировки, она поддерживала связь с детьми, работая волонтёром два раза в неделю, помогая своей соседке по комнате и лучшей подруге Оливии, которая была одним из немногих постоянных консультантов в штате.

— Меня отпустили пораньше, я хорошо сегодня занимался на музыке и не стучал по барабанам. — Мэтью быстро обнял её и попятился. После многих лет жестокого обращения физический контакт доставлял ему дискомфорт, но за время, проведённое с Грейс, он продвинулся от того, что даже не мог держаться за руки со своими воспитателями, к тому, чтобы с готовностью броситься в её объятия.

Оливия и отец Симус присоединились к ним, и они несколько минут поболтали об учреждении и программах. Высокий и худощавый, со стальными седыми волосами и ясными бледно-голубыми глазами, отец Симус предпочитал джинсы официальной одежде и больше походил на модель, чем на священника. Он открыл детский дом двадцать пять лет назад на средства от щедрого спонсора. Но с таким количеством детей, которым нужно было помочь, и после стольких лет, деньги начали заканчиваться, и теперь он изо всех сил пытался удержать центр на плаву.

Грейс была более чем счастлива предложить свою помощь волонтёра после стажировки. Не только для того, чтобы помочь отцу Симусу и детям, но и потому, что она не была готова применить свою степень на практике. Каждый раз, когда она пыталась заполнить анкету, она чувствовала себя мошенницей. Как она могла исцелять людей, когда не могла исцелить даже себя? Как она могла спасать людей, когда не могла спасти человека, который нуждался в ней больше всего? Она что-то искала, когда пошла учиться в эту профессию, и явно этого не нашла.

— Итак, как прошёл ужин с твоим отцом в пятницу вечером? — спросила Оливия, когда они пересекали парковку. — Мои выходные со старыми школьными приятелями были немного сумасшедшими, иначе бы я позвонила.

Грейс познакомилась с Оливией, когда начала стажировку в центре, и сразу же полюбила её за открытость и чувство юмора, что являлось прямым контрастом с тем скрытным миром, в котором она жила, пока не уехала из Нью-Йорка. Несмотря на нежность и заботу о детях, с которыми она работала, у Оливии была дикая сторона: она обожала сумасшедшие вечеринки по выходным, спорт с высоким риском и мотоцикл, импульсивно купленный ею, который она припарковала на переднем крыльце дома, что они делили с друзьями, Итаном и Мигелем.

— Рокко был там. — Она рассказала Оливии о Рокко вскоре после того, как они встретились, описав его как бойфренда из Нью-Йорка на десять лет старше её, работавшего на её отца. И сказала, что рассталась с ним после достаточно серьёзного инцидента, после которого она уехала из Нью-Йорка. Несмотря на то, что Грейс, как женщина, официально не была частью Коза Ностры, она всё же была связана омертой, кодексом молчания, который означал, что она не могла раскрыть свои связи с мафией под страхом смерти. Её отец очень ясно дал ей это понять в ту ночь, когда открыл правду о своей жизни.

— Рокко, первая любовь, подростковая любовь, любовь всей твоей жизни, слишком взрослая для тебя, предмет таинственного происшествия, бывший парень из Нью-Йорка. По какой причине у тебя не было отношений все эти шесть лет? Из-за Рокко? — Оливия откинула один из множества непослушных локонов со своей копны каштановых волос. Она утверждала, что не пользовалась расчёской с тех пор, как ей было пятнадцать и её сестра расчесав ей волосы, увеличила их объем до такой степени, что её мать подумала, будто бы она засунула палец в розетку.

— Да. — Она сдержала смех. — Из-за Рокко. Я действительно видела его на похоронах в прошлый вторник, но я подумала…

— Ты думала, что не расскажешь об этом лучшей подруге, потому что…? — Оливия сжала губы и впилась в неё обманчиво милым взглядом. Оливия была на три дюйма (*7,62 см, прим. перев.) ниже Грейс, ростом пять футов шесть дюймов (* ≈171 см, прим. перев), стройная и миниатюрная, там, где Грейс имела мягкие формы.

— Я думала об этом.

— Думала? — фыркнула от смеха Оливия. — Это говорит психолог. Не лучшая подруга. Я могу никогда не простить тебе этого.

— Ты сделаешь это, потому что хочешь знать, что произошло.

— Любопытство убило психолога. — Оливия вздохнула и открыла дверцу своей машины. — Хорошо. Ты прощена. Расскажи мне все пикантные подробности. И я имею в виду все подробности. Каковы были шансы, что вы столкнётесь с ним здесь, в Вегасе, на похоронах?

— Он работал на моего отца, и похороны были сына моего крёстного, так что я думаю, что это не такая уж отдалённая возможность. Я просто не знала, что он живёт в Вегасе.