Девушка удивилась вопросу, но не смогла отказать красивому обольстителю.
— Да, есть.
— Отлично! — воскликнул юноша и дружелюбно толкнул Пьера. — А можешь меня с ней познакомить?
— Она здесь сидит, — ответила девушка и указала за один из столиков, за которым сидела двенадцатилетняя девочка.
Пьер печально вздохнул, так будто бы разрушили все его мечты.
— А другой дочери у него нет? Постарше.
— Нет.
— Ну а племянниц?
— Есть, — ответила девушка. — Но племяннице хозяина тридцать лет.
Молодой человек убито повернулся к Пьеру.
— Мне жаль, но помочь тебе я не смог, — сказал он и торжественно добавил. — Но если тебе нужна помощь, то обращайся ко мне. Я смогу соблазнить любую девушку в мире, самую привередливую кокетку превращу в покорную рабыню, а покорив сердце девушки, я завладею через неё её семьёй.
— Тогда преврати племянницу судьи Джонса в ангела небесного, — сказал Пьер и вышел из ресторана.
В других заведениях повторялась та же картина: никто не хотел брать его на работу, даже на самую грязную. Пьер весь день искал работу и уже отчаивался её найти. Но наконец, удача встала на его сторону: Пьера согласились взять на стройку жилого дома. Плата для бездомного мальчишки оказалась совсем маленькой — шестьдесят центов в день. Но больше Пьера нигде не брали, и ему пришлось согласиться на эту работу. Ночевать ему пришлось снова в ночлежке для пьянчуг. На следующий день Пьер узнал, что на соседней улице строилась церковь, он устроился и на ту стройку.
На дворе стоял жаркий и солнечный июнь. Пьеру приходилось без выходных работать по девять-десять часов одновременно на двух стройках, таскать без конца тяжёлые кирпичи, мешать бетон. Когда другие работники и рабы обедали, то Пьер не терял времени даром и бежал на другую стройку. Он только ужинал, изредка ему удавалось позавтракать. Через некоторое время ему удалось договориться с одной старухой, которая сдавала за деньги комнату, и Пьер переехал к старухе. Но взамен денежной платы, Пьеру приходилось по утрам и вечерам выгулять собак старухи. А собак у неё было пятеро и друг с другом они не совсем ладили, поэтому Пьеру приходилось выгуливать их по очереди.
Он с трудом смог накопить денег, чтобы отправить отцу письмо. Пьер уже потерял счёт дням, одежда превратилась в лохмотья, которые он когда-то носил, бродяжничая с Аланом. Он привык к постоянному голоду и уже не мог вспомнить, что значит быть сытым, а из-за собак от него самого несло псиной. Каждый день ему приходилось вставать ещё до петухов, выгуливать барбосов, потом идти на реку мыться, чтобы не выгнали с работы, и гнуть спину на строек, а вечером вместо отдыха, вновь выгуливать псин. Времени, чтобы проведать друзей и девушку у Пьера совершенно не было. Лишь однажды он случайным образом встретился с Анной. Анна была вместе с каким-то юношей. Он нежно обнимал её, Анна в руках держала красивый букет роз. На лице у неё сияла прекрасная улыбка.
Молодой человек пригласил её в ресторан “Венера”, а после отвёл в модный магазин одежды, что стоял напротив “Венеры”. Пьер стал стараться каждый день проходить мимо ресторана, он был уверен, что Анна ещё придёт в ресторан или магазин одежды и быть может с ней будет Экене.
Но Анна больше не приходила. Пьер всё реже стал всматриваться в посетителей магазина одежды и ресторана “Венеры”
Но зато каждый раз Пьер видел в ресторане того юношу с золотистыми кудрями. Его всегда сопровождала черноволосая красавица.
Из-за собак Пьер даже вечером не мог проведать Экене у Джонсов, не говоря уже про Мейкну, Тейю и Ноузу. В один из таких вечеров Пьер с двумя пуделями проходил мимо “Венеры”. Шёл сильный дождь.
— Уэйтище, привет! — Пьер вдруг услышал голос. Голос Экене.
Меньше, чем через секунду, друг заключил Пьера в крепкие объятия.
— Экене, брат, как я рад тебя встретить. Сколько я тебя не видел?! — радовался встрече с Экене Пьер. — Расскажи, как ты уживаешься с владычицей тьмы, что она с тобой вытворяет?
— Три недели, — тускло ответил Экене. — О, духи, дружище, что с тобой стало? Ты сам на себя не похож! — воскликнул он.
Пьер сильно похудел, можно даже было разглядеть кости, некогда красивая одежда превратилась в рваное тряпьё. В тусклых глазах у Пьера больше не было юношеского задора и энтузиазма; в них таилась глубокая печаль. Раб выглядел гораздо лучше свободного друга. Но озорство, энтузиазм, веселье, радость покинули Экене. Экене стал серьезным, в нём трудно было узнать старого, вечно проказливого Экене. Он держал дамский зонтик.
— Познаю, что такое настоящий труд и чёрную сторону устройства мира, — ответил Пьер. — Меня больше волнуешь ты! Как ты, брат, выживаешь? Я даже представить боюсь, как над тобой издевается Анна!
— Да ничего страшного Анна мне не делает, — успокоил Экене Пьера. — Отдаёт различные глупые приказания вроде “принести попить”, “повесь шляпку в шкаф”, которые я и то не всегда выполняю. Ну пару раз может стукнуть, а ты знаешь, что девчонки бить-то нормально не умеют. Анна вся в любви, ей не до меня. Представь себе, эта выскочка-маркиза влюбилась в надсмотрщика!
— Я не верю! — возразил Пьер. — Быть такого не может. Во-первых, Анна никогда не станет встречаться с человеком ниже её. Во-вторых, ну никак не поверю, что она отдаёт тебе одни только приказы после того, как выпорола. Это не в её природе. Ты просто хочешь не расстраивать меня.
— Я нашёл её слабое место, поэтому мне ничего не угрожает, — впервые улыбнулся друг.
Анна стала встречаться с Джеком наследующий день после посещения плантации Фикса. Все вечера она проводила со своим любимым. Про Экене она вспоминала лишь когда не виделась с Джеком и не ходила по театрам, а вскоре к Джонсам приехали в гости сын и старшая дочь со своей семьёй — сын Джонсов решил жениться — у Анны мало стало хватать времени, чтобы “посвящать” его рабу. Вспоминала об Экене только тогда, когда ей надо было носить тяжёлые сумки из всяких магазинов.
На хозяев и уход Экене не жаловался. Шон Джонс был городским судьёй и почётным семьянином. Он и его жена Эмилия были людьми неплохими, со своими рабами обращались хорошо. Все рабы ходили в приличной удобной одежде, жили в просторных помещениях, их не разлучали от близких, продавая другим хозяевам, а Шон не ухлёстывал за служанками, храня верность жене. Как оказалось, рабы у Джонсов знали французских язык благодаря хозяевам и городу, который заселяли французы. У Экене могли бы появиться приятели. Но если бы не Анна.
Анна, прознав, что её враг не особо страдает и не затыкает рта, болтая с кем-нибудь, стала запирать его у себя в прихожей. Порой в гордом одиночестве он просиживал так с утра до вечера, помирая от тоски. Человеческое лицо он мог увидеть лишь, когда его отпирали, чтобы принести еду. Джонсов не волновало положение их нового раба. Купили они его с одной целью: чтобы у Анны были личный камердинер, и надоевшая родственница не теребила по пустякам их слуг. Экене выведал, почему они потратили на подарок — то бишь на его — ненужной племяннице столько денег, хотя не считали Анну членом семьи, чтобы раскошеливаться так сильно на неё.
За несколько лет до рождения Анны, навещая родню в Орлеану, Алексису пришлось подарить Шону второй день рождения. После жестокого обвинительного приговора одному разбойнику, его товарищ захотел отомстить судье и напал ночью на Шона. Если бы не Алексис с револьвером, то Джонс отделался не шестью ударами ножа, а гробом. Святым долгом после такого спасения Шон почитал приютить в своём доме Анну и купить ей раба, который всё равно записан на его имя и останется с ним, когда она уедет: Алексис и Аннетт рабовладельцами становиться не захотят.
Но, несмотря на свою доброту, Джонсов не волновало, что Анна творит с Экене и их слугами. Любовь не изменила Анну, а только стала чуть важнее мести к Экене. Возвращаясь домой со свидания, окрылённая любовью, она мигом могла сорваться на слуге по любой мелочи. Экене заметил, что Анна любит наказывать не виновников испорченного настроения, а его близких. Из-за оплошностей детей наказывались их мамы и папы, из-за оплошностей взрослых — сыновья и дочери. Анна умела внушать людям страх и ужас, приводить их в трепет только при звучании своего голоса.